Кэтрин Энн Портер - Библиотека литературы США

• Название: Библиотека литературы США
• Автор: Кэтрин Энн Портер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-05-002646-6

В настоящем издании представлены повести и рассказы двух ведущих представительниц современной прозы США. Снискав мировую известность романом «Корабль дураков», Кэтрин Энн Портер предстает в однотомнике как незаурядный мастер малой прозы, сочетающий интерес к вечным темам жизни, смерти, свободы с умением проникать в потаенные глубины внутреннего мира персонажей. С малой прозой связаны главные творческие победы Юдоры Уэлти, виртуозного стилиста и ироничного наблюдателя человеческих драм, которыми так богата повседневность.

---

— А как насчет наших друзей-французов? — огорошил его вопросом Ганс. — Неужели и у них есть недостатки? Их кухня, вино, моды, манеры. — Он поднес ко рту кружку, выпил пиво уже без прежнего удовольствия и добавил: — Мартышки — вот кто они такие.

— Манеры у них хуже некуда, — сказал Тадеуш. — За пять франков наличными они изрубят тебя в лапшу, причем тупым ножом. Себялюбцы, дальше собственного носа ничего не видят, но до чего же я их люблю. Правда, англичан я все-таки люблю больше. Вот, к примеру, англичане…

— К примеру, итальянцы, — сказал Чарльз, — от первого до последнего…

— После Данте у них не появилось ничего достойного упоминания, — сказал Тадеуш. — От их тяжеловесного Возрождения меня тошнит.

— Решено, — сказал Чарльз, — возьмем, к примеру, пигмеев, исландцев, охотников за головами с острова Борнео…

— Люблю их всех, всех до одного! — воскликнул Тадеуш. — А пуще всего люблю ирландцев. Люблю за то, что они такие же отчаянные патриоты, как поляки.

— Меня воспитывали ирландским патриотом, — сказал Чарльз. — Девичья фамилия моей матери О’Хара, и я должен был носить ее с гордостью — нелегкая задача в школе, где только и слышишь: ирландцы-поганцы, горлопаны, нищеброды, — а вокруг тебя одни пресвитерианцы, кто из Шотландии, кто из Англии.

— Какая дичь, — сказал Тадеуш и заговорил доброжелательно и спокойно, но и не без ехидства, метя в Ганса, о величии древних кельтов, превозносил их древнюю культуру, оказавшую влияние на всю Европу. — Да-да, даже немцам она много дала, — сказал он.

Ганс и Отто покачали головами, но и они, похоже, больше не сердились, не супились, не отводили друг от друга глаза. Чарльз был обрадован и польщен: величию Ирландии отдают дань — до сих пор он слышал хвалы ей лишь в узком семейном кругу.

— Мой отец, — обратился он к Тадеушу, — часто говорил мне: “Что сказать тебе об ирландцах, мой мальчик? Период их расцвета быстро миновал, но не забывай, что они создали великую культуру и, когда англичане еще малевались синей краской, французы уже обменивались с ними учеными”.

Тадеуш перевел его слова Гансу и Отто, Ганс разразился смехом, скорчился от боли и схватился за щеку.

— Осторожно! — сказал Тадеуш и, не забыв изобразить клинический интерес, посмотрел на рану: он знал, что Гансу это очень нравится.

Ни в одном учебнике истории, продолжал Чарльз, он не нашел подтверждения этому — надо сказать, что в них жизнь ирландцев до тех пор, пока на них не напали англичане, освещается довольно туманно. А тогда, со всей определенностью сообщали учебники, ирландцы были просто дикарями, невылазно торчавшими в своих болотах. Ему было жаль отца, который черпал утешение в легенде о былом величии Ирландии, хотя все, что он читал на эту тему, никак легенду не подтверждало. Но отец предпочитал думать, что ему попадались не те книги.

— До чего же ирландцы похожи на поляков, — сказал Тадеуш, — они тоже живут былой славой, поэзией, Келлской книгой[15] в изукрашенном драгоценными каменьями переплете, великими чашами и коронами древней Ирландии, памятью о победах и поражениях, по масштабам равным разве что битвам богов, надеждой вновь покрыть себя славой, а пока суд да дело, — добавил он, — дерутся крайне часто и весьма неудачно.

Ганс подался вперед и поучительно, точно профессор, читающий лекцию студентам, начал:

— Судьба Ирландии, да и Польши тоже, не забывайте об этом, Тадеуш, может служить примером того, что ждет страну, когда она утрачивает единство и не может дать отпор врагу… ирландцы наконец-то опомнились, теперь они рьяные националисты, а единства среди них нет как нет. На что они рассчитывают? В свое время они могли сплотиться и напасть на врага, а они ждали-ждали и дождались, что он сам напал на них.

Тадеуш напомнил:

— Этот рецепт, Ганс, помогает отнюдь не всегда.

Но Ганс пропустил его колкость мимо ушей. Чарльз, который был не силен в истории, увяз в зыбучих песках общедоступных сведений и не нашел ответа, но его возмутила сама постановка вопроса.

— Не понимаю, с какой стати нападать, если на тебя не напали?

Ганса, юного оракула, его вопрос не застал врасплох:

— Да потому что, стоит тебе отвернуться или временно сложить оружие, на тебя набросятся, и ты будешь наказан прежде всего за свою беспечность, за то, что не потрудился выведать планы врага. Ты побежден, твое дело проиграно, если только ты не соберешься с силами и снова не пойдешь войной на врага.

— Дело кельтов вовсе не проиграно, — сказал Тадеуш. — Их великое множество, они раскиданы по всему свету, и поныне, в какой области они ни подвизались бы, они пользуются большим влиянием.

— Влиянием? — переспросил Ганс. — Да что такое влияние — уклончивый, чисто женский, дрянной метод. Нация ли, раса ли — ничто без власти. Надо уметь подчинить себе другие народы, повелевать им, что делать, а главное, чего не делать, — надо уметь проводить в жизнь любой свой приказ, как бы ему ни противились, и, если ты отдаешь распоряжение, пусть даже невыполнимое, тебе должны беспрекословно повиноваться. Это и есть власть, а что есть более важного и ценного в мире, чем власть?

— И тем не менее власть не вечна, я не вижу, в чем ее превосходство, — сказал Тадеуш. — Дальновидная хитрость и умная стратегия нередко куда действеннее. А власти в итоге приходит конец.

— А что, если ей приходит конец, потому что люди у власти ею наскучивают? — Отто подпер голову рукой, вид у него был подавленный. — Что, если они устают вечно угнетать, шпионить, понукать и грабить? Что, если они просто исчерпывают себя?

— А что, если они просто переоценивают себя или к власти приходят новые молодые силы и свергают их, — сказал Тадеуш. — Бывает и такое.

— А что, если им открывается, что они зря старались, — сказал Чарльз.

— Не зря, — сказал Ганс. — И в этом суть. Только ради власти и стоит стараться. Все остальное ерунда по сравнению с властью. Отто, ты меня удивляешь, от кого, а от тебя я этого никак не ожидал.

Отто, виноватый, расконфуженный, сразу скис.

— Я не солдат, — сказал он. — Мне бы мирно заниматься своей наукой.

Ганс сидел прямой как палка, глаза его враждебно поблескивали. Полуобернувшись к Чарльзу, он сказал:

— Мы, немцы, потерпели поражение в прошлой войне не в последнюю очередь благодаря и вашей великой державе, зато в следующей войне мы победим.

У Чарльза по спине побежали мурашки, он передернул плечами. Они все уже поднабрались, и, если не взять себя в руки, скандал неминуем. Ему не хотелось ни ссориться, ни вновь решать войной исход той давней войны.

— Все мы еще под стол пешком ходили, когда кончилась война, — сказал он.

— Зато когда начнется следующая война — мы все пойдем на фронт, — быстро парировал Ганс.

— Ганс, милый, да будет вам. Я отнюдь не жажду крови, и сейчас меньше, чем когда-либо. Я хочу лишь одного — быть пианистом.

— А я художником, — сказал Чарльз.

— А я преподавателем математики, — сказал Отто.

— Да и я не жажду крови, — сказал Ганс, — но я знаю, что нас ждет. — Его щека, стянутая лентой лейкопластыря, за вечер вздулась еще сильнее. Левая рука бережно ощупывала воспаленные, посиневшие края раны. — Послушайте, — оживленно, без вызова начал он, — я хочу напомнить вам одну небезынтересную подробность. Мы должны были выиграть эту войну, а мы проиграли ее в первые же три дня, хотя и не осознавали этого — во всяком случае, не могли этому поверить — года четыре. В чем причина? Один только раз вышла задержка с выполнением приказа, всего лишь раз: когда войска впервые перебрасывали через Бельгию, они не выступили вовремя. И из-за этой задержки на три дня мы и проиграли войну. Что ж, в следующий раз мы такой ошибки не совершим.

— Нет, — сказал Тадеуш кротко, — в следующий раз вы совершите какую-нибудь другую ошибку, допустите другую оплошность, а какую и почему, кто знает? Иначе не бывает. Победу в войне одерживают не умом, Ганс. Неужели вы этого не понимаете? В каждой армии найдется тип, который в решающий момент если не допустит задержки, так отдаст не тот приказ, а нет, так прибудет не туда. О чем говорить, ваши противники совершали промах за промахом, и все равно в тот раз они выиграли войну.

— Морские державы. Власть испокон века за морскими державами, — сказал Чарльз, — ей-ей. В конце концов, морские державы всегда одерживали победу.

— Карфаген был морской державой, но Рима не одолел, — сказал Отто.

— В следующий раз, — невозмутимо гнул свое Ганс, — им не победить. Дайте только срок. В следующий раз мы больше не совершим ошибок.

— Я могу и подождать, — сказал Тадеуш, — я не тороплюсь.

— И я могу подождать, отчего бы не подождать? — сказал Чарльз. — А тем временем давайте-ка я схожу за пивом.

Оркестр, которому помогали гости, наяривавшие на своих скрипках, флейтах и виолончели, гремел что есть силы, и четверке приходилось говорить все громче.