Эдуард Лимонов - Золушка беременная

• Название: Золушка беременная
• Автор: Эдуард Лимонов
• Жанр: Лирика
• Год: 2015

---

Якобинцы

Вот на окне дозревают
Сливы и помидоры,
Словно бы головы догнивают
Кровавого термидора…

О, Робеспьер, и о, нежный и злой
Сент — Жюст…
Ваших волос можжевеловый, молодой
Жёсткий куст…

Кровью пропитан, друзья якобинцы,
Вы термидора для буржуазии гостинцы,
От париков не успевшие освободиться,
В толщу веков Вам, напудренным, вниз провалиться…

Головы смяты…
Целуют друг друга.
Amies, comradы и браты,
Как вы упакованы туго!

* * *

Напротив — дом многоэтажный,
В нём — магазины и кафе,
А также «Альфа–банк» продажный,
Где буква «Фэ» как галифе

У красного кавалериста,
Пылает «Альфа — Банк», кровав
Народной кровью, что игриста…
Пётр Авен, долларов набрав,

С противным Фридманом… Из пушки
Я «Альфа–банк» бы расстрелял,
Все распорол его подушки,
А деньги бедным бы раздал…

* * *

Граф пьёт пятые сутки молодое вино,
Он оставил Шато Лафит,
Граф бессмысленно смотрит в ночи порно,
Граф и корчится, и кричит!

Граф оставлен женою его, Жаклин,
Хлыстик, туфельки, пара шляп…
У французского графа английский сплин
И тоска, словно он араб…

Где контесса? Контессы повсюду нет:
В библиотеке, в саду, в окне…
Граф желает, чтобы его к стене
Вдруг поставил Военсовет…

Граф расстрела хотел бы, ещё темно,
Чтоб палач был простужен и зол,
А пока граф лакает свое вино
И бокалы швыряет в пол…

Ведь нежнее не будет её бедра,
Был так тонок её язык…
Хоть убийцу арестовать пора…
Жандармерии нет, старик…

* * *

Приняв в себя болванку алую
И внутренности этим балуя,
Рыдает женщина от счастья,
Я в этом принимал участье…

Всего лишь ночью этой прошлою,
Как офицер с улыбкой пошлою,
Однако же восторга бес
Со мною в женщину залез…

* * *

А дома — светлая культура,
Ряды уютных умных книг,
Великая литература,
Которая есть твой двойник,

Однако вспомни, сын мой, вспомни!
Что было с Фаустом тогда,
Когда в Москве или в Коломне
Ещё казнили иногда…

Ведь Фауст цвёл, цвела Европа,
Фаянс, фарфоры, гобелен,
Изобретенье микроскопа
И просвещённый суверен.

* * *

Ты хочешь, чтоб тебя убили?
Чтобы потом бы ты лежал
В цветах, в завалах роз и лилий,
И чтоб буржуй бы ликовал?

Ты хочешь мумией бесстрастной
Войти в истории пласты,
Как раковиной неопасной,
Стеснённой в недрах мерзлоты?

Но нужно заслужить такое…
Еще старайся и дерзай,
Чтоб жало выпустил стальное
В тебя любимый русский край.

* * *

Портрет Шикльгрубера висящий,
Но всё равно он идеал,
Под ним немецкий отрок спящий
В предчувствии своих Валгалл

Погоны чёрных офицеров,
Корниловцев, а то эсеров,
И девок скользкие чулки,
А то ещё большевики!

Позывы к Эросу и к бою,
И к алкоголю, что таить.
Жить, как положено герою,
Резню и эпику творить
И папиросы всё курить…

Вот как хотел он жить иначе,
И прожил volens nolens так,
И лишь созвездия лохмаче
Глядели в гущу наших драк.

И девок сытая промежность
Нас заставляла не забыть,
Что за убийством будет нежность
За нежностью — позыв убить…

* * *

Когда прекращаются авиарейсы
С началом гражданской войны,
Когда убегают принцессы Грейсы
«Из этой проклятой страны»,

Когда иностранные злые посольства
Стоят холодны и темны,
Когда в супермаркеты продовольства
Уже не завезены…

Тогда появляются юные банды,
Подростков угрюмых орда,
И, как людоеды из чёрной Уганды,
Бесчинствуют сквозь года.

Разбросаны в городе свежие трупы,
И стаи бродячих собак,
«А в двери бушлаты, шинели, тулупы»,
Иначе нельзя никак…

* * *

Насте

Тебе тогда шестнадцать было…
А вот и тридцать уж…
Меня ты девочкой любила,
А интересно, кто Ваш муж?

Я помню бутылец твой с пузырями мыльными,
Они летали столь умильными…
Еще был шарик на резинке.
Значок с Егором на косынке
И белые–пребелые носочки…
Ты родила? Есть сын? Привыкла к дочке?

Как время, Господи, течёт сквозь пальцы…
А мы всего лишь по нему скитальцы,
Мы неуверенно по миру бродим…
Мы выцветаем, и совсем уходим…

* * *

Н. М.

С войны в Абхазии привёз
Не только связки свежих роз,
Но фрукты, фейхоа с хурмою,
Я их волок, я их тащил,
Я думаю, что нимб всходил
Во Внуково за мною…

Приехал, дом опустошён,
Подруги нет (приехал он…),
Сидит понурая хозяйка,
И сразу понял я: беда.
Она уехала. Куда?
Поди, узнай–ка…

В Москве снега, в Москве мороз,
Вот–вот и Рождество нагрянет,
А я сидел как тот Христос,
Со связками свежайших роз,
Вот–вот весь груз завянет…

Такая ты тогда была,
И хорошо, что умерла
В конечном счёте
В кровати наркомана ты,
Бог с ними, с розами, цветы,
Других найдёте…

Не нужно образ сочинять
Красивой, стильной,
Была ты по натуре блядь
Любвеобильной…

* * *

…И металлическая тишина,
Приборов каменных молчанье…
Вселенная погружена
В глубокое воспоминанье…

Со скрежетом летят миры…
Планеты в чёрных дырах тонут,
Друг друга почему не тронут
Вечно летящие шары?

Кто этот ужас зарядил?
Стремительный и непреклонный,
Среди пылающих светил,
Кипит наш разум возмущённый…

* * *

Итак, ты зиму прожил в Риме,
Видал страну как в пантомиме,
Была морозна и странна
Вся итальянская страна…

Светило солнце неизменно.
Вонял домашний керосин,
Там рынок клокотал надменно,
Но был ты в Риме не один,

И в Ватикан, как в карантин
Непревзойдённого искусства,
Ходил ради его картин,
Ходил, а по дороге чувства
Свои в порядок приводил,
И это Бог тебя водил…

Но злая женщина в платке
Висела на твоей руке,
Тебя уныньем заражая,
Да только ты был так здоров,
Что всех стряхнул. Закат, багров,
Алел, над Римом нависая…

* * *

Тёмные заводы,
Тихий храп природы,
Улицы разбитых фонарей,
Полные таинственных людей,

Девки молодые,
Их отцы смурные,
Крики их отъявленных детей,
И пейзаж без эльфов и без фей…

Скорбна и побита
Ваша Афродита,
И отправлен в лагерь Аполлон,
Детский сад, и школа, зэквагон…

* * *

Годами весь увешанный,
Я пью, живу как бешеный,
Смиряться не хочу,
И всадником, не спешенный,
На женщине скачу.

Жестоким я татарином,
Любвеобильным барином
Держу её за круп,
Бока её в испарине,
Я ей, кобыле, люб…

Брыкастая, бокастая,
Ты мне кобыла частая,
Трясёшься подо мной
И вся дрожишь спиной…

* * *

Во всех столовых, где я был,
Там луч косой всегда бродил,
Пронзал пространство пыли,
Где мы еду любили…

В окно там виден был Восток,
И неба красного кусок,
Рассвет. В аду трамваи
Те, что носили на завод…
Дрожанье мышц, шуршанье вод,
Как будто Гималаи

Горбами снежными вершин
Нам на столы светили,
Был каждый слесарь — блудный сын,
И мы еду любили…

* * *

Быть богатым отчаянно скучно,
А быть бедным не очень легко,
Чтоб гляделось на мир простодушно,
Чтобы виделось не далеко…

Бедный ходит, повсюду заплаты,
У подруги — дырявый платок,
Так писал о них Диккенс когда–то,
Устарел этот Диккенс, сынок…

Бедный нынче трясётся в машине
В чистых джинсах, и ходит в кино,
Покупает мяса в магазине,
И куриный кусок, и свиной…

Бедный зол. Но не очень, немного,
Раздражён. Да и то лишь едва.
Он теперь уже верует в Бога,
Революций забыл он слова…

Быть богатым, быть занятым вечно,
В отвратительных пробках спешить.
Бедным быть — значит быть безупречным,
Без напряга, спокойненько жить…

* * *

Узнав о смерти Лизы Блезе

Нету Лизки с сигаретом,
Лизки, пьяненькой при этом!
Рослой девочки худой,
Спал с тобой я, боже мой!

Как ты нравилась мне, крошка!
Пожила б ещё немножко!

Как ты «нориться» умела!
Как умеючи болела,
Но затем, уйдя гулять,
Пропадала суток пять!

О, француженка моя!
Элегантная красотка!
Ядовита как змея.
Отличалась попкой кроткой,
Груди — дыньки, яркий рот,
И развратна как енот,

С темпераментом козы.
(Ты верстала нам газету!)
Второй год тебя как нету…
Что ж, скатились две слезы…

* * *

Как вкусно целование цветов,
Иль поцелуй одной особы рыжей,
Под крышей утомлённого Парижа,
Роскошным летним утром, в шесть часов…

Прокисла от шампанского. Без сна.
Сухие губы агрессивно шарят.
Ещё пьяна, но больше не пьяна.
Как горячи! Как жгут! И как пожарят!

Хотя тебе и нужно уходить,
Но медлишь и, конечно, не уходишь.
Чтоб рыжую замедленно любить,
Ты над постелью, как светило, всходишь!

Давай сойдёмся в роковом goodbye.
Как страстные бойцы–тяжеловесы.
Вот превратилась в благодатный край
Ты из вчера неласковой принцессы.

* * *

Идёшь себе вдоль рю де Ренн
Вблизи парижских серых стен,
Или вдоль рю Сен — Женевьев,
Пред этим устрицы поев…

Мой добрый Париж безграничен…
Вонюч и шершав. Неприличен,
Ужасна его нагота.
И Сена его разлита…

К бульвару идёшь Монтпарнас,
В жарден Люксембург зависаешь,
На девок глазеешь сейчас
И девок, раз–два, раздеваешь…

Под сенью деревьев — Бодлер,
Он маленький бронзовый бюст,
Мулатки он был кавалер…
Её отвратительных уст…

* * *

Русские, утомлённые Новым годом,
Спят на своей спине,
Я же не сплю с моим народом,
Я сижу на моём слоне…

Я заехал в тундру великих секвой,
Меня зовут Ананда Кришнан,
Я Вам, товарищи, не был свой,
Я ведь могол, я раджа–ветеран…

Разрывает ветер Ваш Амстердам,
Я улыбаюсь вдоль,
Любимец мягких и нежных дам,
Их молодой король…

Я не узнаю моих детей,
Я взреву и съем их всех!
А затем я клубок ядовитых змей
Проглочу, словно моха мех…

* * *

Старый поэт золотыми руками
Зажигает светильники между домами,
Шарлотта Бронте выходит в сад,
А по холмам поезда летят…

Дракон, разбегаясь, летит в Уганду,
В Замбию милую и свою,
Везя на спине костяной контрабанду:
Принцессу, а также Святого Илью…

* * *

Земля, заснеженная слабо,
К несчастию мышей и птиц,
Зиме не рада также баба
С большим количеством ресниц…

О, женщин офисные вздохи,
Без наслаждения, горбясь,
Сидят и морщатся тетёхи,
А им бы в половую связь!

С горячим парнем окунуться,
А им бы блеять и дрожать,
А тут зима ветрами дуться
Всегда приходит продолжать…

Свое мучительное тело
С большим количеством ресниц
Бедняжка поутру надела
И видит ряд унылых лиц…

А ей бы париться как в бане,
И воздух шумно выдыхать,
И что прописано в Коране
И в Библии, то нарушать…

Сквозь жаркий шёпот неприличий
Скакать, отставив зад и грудь,
Язык осваивая птичий
Или похуже что–нибудь…

* * *

О, тонконогая, с дырою!
Которую я вновь открою!
О, саблезубая! В укус!
Вложившая ты крови вкус!

О, маслянистая, о, в слизи!
Стоявшая во храме в Гизе.
Мне протянувшая соски,
Сдирай с неё, её влеки!

Её лижи, влагай и вынь,
Пульсируй с нею, с нею сгинь!
О, тонконогая, о, братство,
В сестричество твоё забраться!

И не отдавши ни соска,
Как коршун, падать свысока.

* * *

В рефрижераторах поутру
В город везут замороженное мясо,
Зверь подмосковный спешит в нору,
Поэт привязывает к столу Пегаса.

А ты, моя тонкая, ты спала?
Иль незнакомца ты обнимала?
Спишь, чернобровая, догола,
И одеяло ногами сжала…

Когда я не буду, меня убьют,
Ты подойди к окну ночному,
Почти уже утро, авто бегут,
Ты помолись мне, чужому…

Президент и генерал