Айзек Азимов - Дуновение смерти [Сборник]

• Название: Дуновение смерти [Сборник]
• Автор: Айзек Азимов
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 1992

Роман «Дуновение смерти», повесть и рассказы, вошедшие во второй том избранных произведений Айзека Азимова, продолжают знакомство читателей с детективной стороной его творчества.

---

Подавляющее большинство теоретиков жанра сходятся на том, что у детектива есть законный отец — Эдгар Аллан По и день, точнее — месяц рождения, апрель 1841 года, когда в филадельфийском журнале «Graham’s Lady’s and Gentleman’s Magazine» был опубликован его рассказ «Убийство на улице Морг». Утверждение это отнюдь не бесспорно — раскрытие преступлений занимало еще Плутарха и Светония, а в английской литературе корни детектива можно обнаружить и в «уголовных» романах и очерках Даниэля Дефо. Тем не менее — давайте примем эту распространённую точку зрения, посчитав все предшествовавшее предтечами жанра.

Однако здесь приходится вспомнить, что Эдгар По отдал дань и фантастике — взять хотя бы «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля», опубликованное в 1835 году.

Обращение одного писателя к двум этим литературным направлениям — не случайное совпадение, не произвольный выбор; за ним стоит склад ума. Причем весь творческий опыт По опровергает в данном случае излишне самокритичное замечание прекрасного — на мой вкус — американского писателя-детективщика Реймонда Чандлера; «Тип ума, способный измыслить идеальную загадку, совсем не тот, что творит художественное произведение». Большую проницательность — причем веком раньше! — проявили в этом отношении братья Гонкур, сами детективами отнюдь не грешившие (впрочем, и фантастикой тоже). В их «Дневнике» 16 июля 1856 года появилась запись: «По — это новое в литературе, это литература XX столетия: чудеса, обоснованные научно; художественное созидание при помощи А+В; литература в равной мере маниакальная и математически точная; воображение, исходящее из анализа. Задиг в роли судебного следователя; Сирано де Бержерак, прошедший выучку у Араго. И вещам отводится роль куда более значительная, чем живым существам. И Любовь, та, которую уже у Бальзака понемногу стали вытеснять деньги, — Любовь отступает перед новыми источниками интереса. Словом, это роман будущего, призванный скорее стать историей того, чем занят человеческий мозг, нежели историей человеческого сердца». Правда, сердце из НФ и детектива все же изгнано не совсем — может быть, лишь в несколько большей степени, чем потеснено оно деньгами у Бальзака. Просто оба жанра являют собой, как точно подметил Абрам Вулис, модификацию психологической прозы, занимающуюся предметным, вещным, последовательно-дидактическим, рассредоточенным по времени, расписанным показом душевных процессов. Собственно, это не последовательный показ, а своего рода пунктир, выявляющий узловые, пиковые моменты рациональных и эмоциональных состояний. Это не изображение психологии, а ее анализ. И следовательно, на передний план выдвигается не изобразительная сила, а аналитическая наблюдательская логика. Вещность, предметность психологического анализа в НФ и детективе сродни (а во многом и под влиянием) позитивистским направлениям в психологии, рассматривающим внутреннюю суть индивида, все тонкие движения человеческой души через их раскрытие в действии, проявления во внешних формах. В этой связи мне уже случалось писать о влиянии на творчество Альфреда Ван-Вогта или Эрика Фрэнка Рассела бихевиоризма, например… Но в целом надо сказать, что у фантастики и детектива имеется собственный способ художественного изображения, тесно связанный с уровнем развития науки; просто это иная художественность, и подходить к ней надо с иными мерками, как требуем мы от иммажинизма, например, точного следования реальности в духе «малых голландцев». За пределами этого рассуждения справедливость высказывания Гонкуров оспорить попросту невозможно. Можно лишь дивиться их проницательности. Впрочем, прозорливость эта является не только следствием их мудрости и литературного таланта. В XIX веке понять все это было, пожалуй, даже проще, чем в наше время.

Ведь именно тогда начался Великий Парад Инженеров, этих наследников эпохи Просвещения. Они стекались со всех сторон, пока не слились в могучую колонну, во главе которой встал жюльверновский Сайрес Смит, — люди, прекрасно знавшие, как устроен мир и что надо сделать, чтобы он стал еще лучше, благоустроеннее и прекраснее. И в самом деле, как все казалось тогда просто! Возьми паровой котел, накидай туда железа да алюминия, приправь по вкусу пригоршней электронов, перемешай как следует это варево — и окропи им все уголки планеты, от Гаттерасовой Арктики до Кауджеровой Огненной Земли И сразу же наступит «мир на земле и в человецех благоволение». Наивно? Разумеется. И раздавались несогласные голоса. И из-под жюльвернова пера не только Сайрес Смит вышел, но и Робур с его бессмертным: «Прогресс науки не должен обгонять совершенствования нравов». И на памяти у наиболее дальновидных была история плотника Джеймса Харгривса, его механической прялки «дженни» — не забыли они, чем обернулась невинная попытка облегчить труд любимой жены отчаявшимся «братьям» юродивого Неда Луда. Но в целом эту веру разделяли почти все. Веру во всемогущество Знаний и Умений.

И поколения, родившиеся до 1945 года, до Бомбы, потрясшей мир и перевернувшей умы, унаследовали эту веру, пронесли ее в целости и неприкосновенности через Ипр, лавируя меж кучно ложащимися разрывами снарядов, посылаемых «Толстыми Томами» и «Длинными Бертами». Принадлежали к этим поколениям и отцы-основатели Золотого Века американской НФ — Роберт Хайнлайн, Лайон Спрэг де Камп, Айзек Азимов. Взявшись за перо, они просто не могли не унаследовать и принципов, так четко сформулированных Гонкурами в своем «Дневнике».

О связи фантастики и процесса познания говорилось и писалось уже больше чем достаточно. Нередко НФ называли дочерью научно-технического прогресса. Но вот детектив чаще рассматривался некоей «вещью в себе», миром самодостаточным и самоуправляемым, связанным исключительно с законами юридическими и нравственными. Однако на самом деле это отнюдь не так.

«Задиг в роли служебного следователя; Сирано де Бержерак, прошедший выучку у Араго,» — это один и тот же литературный герой, в крайнем случае — две его ипостаси. Вспомните Шерлока Холмса: это для нас, сегодняшних, он чуть ли не символ понятия «частный сыщик». Сам же он определял свое занятие иначе. «Я эксперт-криминалист». Это там, в Скотланд-Ярде, бестолковые сыщики. А на Бейкер-стрит живет ученый, исследователь, применяющий самые последние — в том числе и собственные: помните, исследование по выявлению пятен крови, сравнительный анализ пепла разных сортов табака и так далее? — научные открытия к раскрытию преступлений. В этом смысле Шерлок Холмс — типичный герой не только детектива, но и научной фантастики; родной — и не менее эксцентричный зачастую — брат профессора Челленджера. Внешнее несходство при этом можно игнорировать. У них лишь различные, хотя и родственные, функции: ученый познает и улучшает физический мир, делает его более удобным и уютным для человека, тогда как сыщик восстанавливает попранную справедливость в мире человеческих взаимоотношений, в обществе, делая его более безопасным, опять-таки уютным и удобным для обитания. Оба они — символ надежды для простых смертных. И оба опираются в своей деятельности на объективное знание.

Понимая все это, Азимову было совсем не трудно отважиться расширить поле своей деятельности, поначалу четко ограничивавшееся «чистой» НФ, присоединив к нему обширные угодья детективного пространства. Однако предоставим слово ему самому:

«Странно выглядит тот факт, что чрезвычайно редко встречаются фантастические произведения с детективным сюжетом. Казалось бы, чего проще? — задавался писатель вопросом в предисловии к сборнику фантастико-детективных рассказов «Азимовские тайны». — Ведь наука, с которой фантастика чаще всего имеет дело, сама почище любого детектива… И разве не существует литературных примеров блестящего применения научного склада мышления к раскрытию преступлений?

Все это так — и тем не менее, писатели-фантасты обходят детективные сюжеты стороной.

Уже довольно давно мне пытались растолковать этот феномен. Меня убеждали, что законы написания фантастических произведений не позволяют вести с читателем честной игры. Представим себе на минуту, говорили мне, что кому-то вздумалось поместить Шерлока Холмса в далекое будущее. Что же он скажет доктору Ватсону, едва ознакомившись с деталями очередного дела? А вот что: «Как вы, наверное, знаете, Ватсон, с 2175 года, когда все испанцы заговорили по-французски, испанский стал мертвым языком. Как же мог Хуан Лопес произнести свою решающую фразу по-испански?» Все ясно — Хуан Лопес и есть убийца.

Меня подобные аргументы не убедили. Мне казалось, что обычные сочинители детективов, не имеющие отношения к фантастике, с не меньшим успехом могут надувать читателя. В их власти запрятать ключ к решению загадки так далеко, что догадаться не сможет никто; они могут ввести в сюжет такого героя, который, появившись ниоткуда, сгинет в никуда; они, наконец, способны к концу романа начисто позабыть о том, с чего начинали…