Хаген Шульце - Краткая история Германии

• Название: Краткая история Германии
• Автор: Хаген Шульце
• Издательство: 5-7777-0289-9
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-7777-0289-9

Рассказать об истории немцев за двадцать веков, выявить те особенные черты народа, которые позволяют говорить о национальной идентичности, определить важнейшие узловые моменты в становлении немецкого государства — такова цель автора этой книги, профессора Берлинского свободного университета и директора Немецкого исторического института в Лондоне Хагена Шульце. И он с ней справился блестяще. Книга, удачно сочетающая научность и живость изложения, получила признание не только на родине автора, но и далеко за ее пределами. Издание прекрасно проиллюстрировано, снабжено картами и специально написанным для читателей в России предисловием.

---

XI. Великогерманское безумие (1933–1942)

Вечером 30 января 1933 г. никто не сомневался в том, что Веймарская республика уже мертва, но о будущем существовали самые разные представления. Этот день сохранил в памяти воспоминания лишь у приверженцев НСДАП, которые отмечали его, словно явление мессии. Однако определенная часть общества не была склонна считать сладостной музыкой быстро заполняющий все вокруг пропагандистский шум, издаваемый новой правительственной машиной. Британский посол сообщал из Берлина, что пресса «восприняла назначение Гитлера рейхсканцлером с философским спокойствием», и добавлял: «Население отреагировало на это равнодушно». Прежние парламентские силы даже не думали о том, чтобы объединиться для отражения опасности. В руководящих кругах социал-демократии новое положение сравнивали с Исключительным законом против социалистов времен Бисмарка — казалось, что хуже быть не может. Консервативным помощникам Гитлера будущее представлялось радостным. Считалось, что Гитлер «окружен» консервативными министрами. Папен уверял своего знакомого: «Чего же вы еще хотите — Гинденбург доверяет мне. Через два месяца мы так прижмем Гитлера в угол, что он завизжит».

Чтобы объяснить такой тон, следует иметь в виду, что пока не был приобретен опыт, на который современники в 1933 г. могли бы опереться в своей оценке национал-социалистического режима. Вторая мировая война и Освенцим еще скрывались во мраке будущего, а те немногие люди, которые читали программную книгу Гитлера «Майн кампф», не были склонны воспринимать ее серьезно: жизненная практика подтверждала, что идеологические заявления — это одно, а фактические политические действия — совсем другое. В остальном же в повороте к авторитарному режиму не было ничего необычного. С 1930 г. немцы уже привыкли к тому, что парламентский контроль за политикой почти отсутствовал, — взирая на Европу, они чаще всего видели то же самое. В большинстве европейских стран правили диктаторы. Там же, где этого не было, например во Франции, царила внутриполитическая неуверенность, отнюдь не способствовавшая демократии. Создавалось впечатление, что во время большого экономического кризиса демократии обанкротились, что пришло время сильных людей — у каждого перед глазами маячил образ Муссолини, которым открыто восхищались даже такие либералы, как главный редактор газеты «Берлинер тагеблатт» Теодор Вольф, и социалисты, например Курт Гиллер. Общественность совершенно неверно оценила Гитлера именно потому, что он был не политиком, а идеологом и революционером, что ему были чужды основополагающие положения европейской политики: они были ему попросту безразличны. Гитлер хотел лишь одного: установления мирового господства «высшей» расы на костях «низших». Он всегда фанатично шел к этой цели, хотя зачастую и скрывал ее под завесой тактических маневров.

Чтобы достичь желаемого, сначала следовало установить прочное господство национал-социалистов. Партия Гитлера должна была полностью «пронизать» собой Германию. То, что обычно называлось «захватом власти», на самом деле было процессом, длившимся полтора года. Первый шаг состоял в устранении из германской политики партикулярных элементов, т. е. партий и земель. Вероятно, поджог рейхстага 27 февраля 1933 г. не был запланированной национал-социалистами провокацией, а явился делом рук анархиста-одиночки, но данный факт не имел никакого значения для последствий. Изданное по этому поводу «Распоряжение о защите народа и государства» отменило основные права, предоставленные формально продолжавшей действовать Веймарской конституцией, и обосновало существование перманентного чрезвычайного положения, которое облегчило режиму соединение охоты на своих противников с видимостью существования прав. Штурмовые отряды (СА) с конца января действовали более или менее самостоятельно. Они были объявлены вспомогательной полицией, терроризировали всех инакомыслящих, отправляли их в «дикие» концлагеря, пытали и убивали. В обстановке запугивания 5 марта 1933 г. прошли последние многопартийные выборы, но и в этих условиях НСДАП получила лишь 43,9% голосов избирателей. Эта партия никогда не избиралась большинством немецкого народа. Последующие плебисциты с результатами более 90% проводились в особых условиях тоталитарной диктатуры, для которой такие цифры — обычное дело.

В новый рейхстаг больше не входили депутаты-коммунисты: после поджога рейхстага КПГ была запрещена. Двадцать третьего марта 1933 г. Гитлер представил «Закон о чрезвычайных полномочиях»[62], в результате которого парламент и конституционные органы контроля окончательно «исключались», а правительство получало право осуществлять законодательную деятельность без рейхстага и рейхсрата. Перед партиями встал вопрос, должны ли они лишиться своих полномочий. В конце концов, движимые принуждением и соблазном, они одобрили этот закон. Но было одно похвальное исключение: фракция Социал-демократической партии Германии (СДПГ), несмотря на жесточайший террор, выступила против «Закона о чрезвычайных полномочиях», и ее председатель Отто Вельс, несмотря на распоясавшихся штурмовиков, не мог себе отказать в чтении мужественной надгробной речи над мертвой демократией.

Через месяц после запрещенного 2 мая того же года социал-демократического объединения свободных профсоюзов, вопреки их попыткам сотрудничать с новым режимом, была ликвидирована СДПГ, многие ее функционеры отправлены в концлагерь, а некоторые из них убиты. Буржуазные партии предпочли добровольно, как это называлось в то время, «самораспуститься». К середине 1933 г, в Германии оставалась лишь одна партия — партия Адольфа Гитлера. Самостоятельность земель, это древнее наследие немецкой истории, также была в течение нескольких месяцев жестко и противоправно ликвидирована. На смену премьер-министрам пришли представители имперской власти (рейхсштатгальтеры) — революционное единое государство стало действительностью.

Однако захват власти означал не только устранение мешающих конкурентов, но и овладение инструментами государственной власти. Двумя ее опорами были бюрократия и военщина. По «Закону о восстановлении профессионального чиновничества» от 7 апреля 1933 г. произвольно увольнялись неугодные чиновники, прежде всего демократы, либералы и евреи; их сменили сторонники НСДАП. С рейхсвером дело обстояло сложнее: рейхсвер, за исключением некоторых молодых офицеров, выступал против Гитлера и его партии. По отношению к режиму вооруженные силы были настроены скептически, почти враждебно, пролетарски-хвастливые манеры национал-социалистов не нравились многим офицерам старой гвардии. В первую очередь это относилось к СА — партийной армии, которая все громче требовала второй революции, «ночи длинных ножей», направленной против бастионов буржуазии и консервативного госаппарата, и которая претендовала на то, чтобы стать армией национал-социалистического государства. Для рейхсвера, считавшего себя единственным гарантом государственности, это было дерзким незаконным притязанием.

В данном вопросе проявились в первую очередь интересы руководства рейхсвера и интересы Гитлера, который был в достаточной степени реалистом, чтобы увидеть, что рейхсвер как инструмент власти был для него полезнее, чем СА. Гитлер начинал опасаться тщеславия и революционного подстрекательства начальника штаба СА Эрнста Рема. Так случилось, что рейхсвер участвовал в устранении и подавлении СА в рамках так называемого путча Рема 30 июня 1934 г. и тем самым стал соучастником убийств, жертвами которых пали многие противники Гитлера. То, что рейхсвер оставался спокойным, когда убивали его генералов Шлейхера и Бредова, сделало руководителей рейхсвера сообщниками неправового государства. После волны убийств специалист по государственному праву Карл Шмитт употребил формулировку: «Фюрер защищает право». Тем самым произвол диктатора был возведен в степень высшего закона.

Но речь шла не только о том, чтобы овладеть инструментами государства. Тоталитарная диктатура укрепляется лишь тогда, когда овладевает сознанием людей. Деятели в сфере духовной культуры: либералы, демократы, социалисты — преследовались, и если не исчезали в концлагерях, то принуждались к эмиграции. Их книги публично сжигались, картины, музыка клеймились как «ненемецкие» и «дегенеративные». С сентября 1933 г. культурная жизнь Германии управлялась министром пропаганды Йозефом Геббельсом через вновь созданную Имперскую палату культуры и была поставлена на службу национал-социалистическому государству, хотя до начала войны продолжали существовать резервации для «неподходящих» писателей и художников.

Стремление к «духовности» шло еще дальше. Из университетов увольняли неугодных профессоров и доцентов, зачастую заставляли эмигрировать. Однако немало их коллег поспешили положить к ногам коричневых властителей учебные заведения, когда-то далекие от государства. Аналогичная ситуация складывалась и в церкви. В евангелической церкви ширилось движение «немецких христиан», ориентированных на идеологию народности и принцип фюрерства. Против них на Бармском синоде в мае 1934 г. сформировалась так называемая «исповедальная церковь», которая, несмотря на государственные притеснения и аресты ее членов, противостояла национал-социализму. Новый режим вызывал симпатии среди католического духовенства, прежде всего после заключения 20 июля 1933 г. имперского конкордата; но и здесь, в особенности когда стали известны национал-социалистические планы относительно эвтаназии[63], ширилось сопротивление, достигшее кульминации в папской энциклике «С крайней озабоченностью» от 1937 г.