Ван Мэн - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Ван Мэн
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Творчество Ван Мэна — наиболее яркий в литературе КНР пример активного поиска новой образности, стиля, композиционных приемов. Его прозу отличает умение показать обыденное в нестандартном ракурсе, акцентируя внимание читателя на наиболее острых проблемах общественной жизни.

В сборник вошел новый роман Ван Мэна «Метаморфозы, или Игра в складные картинки», опубликованный в марте 1987 г., а также рассказы, написанные им в последние годы. В конце сборника помещены фрагменты из первого романа писателя, созданного во второй половине 50-х годов и увидевшего свет лишь в 1979 г.

---

На трапезу пригласили Цзинъи с детьми, что до Ни Учэна, то запах креветочных лепешек, а особенно то возбуждение, которое царило в связи с ними, вызывали у него отвращение, поэтому встречаться с гостями он не захотел. Кроме того, он испытывал перед ними некоторое смущение, так как чуть ли не с детства возмущался арендной платой, которую помещики взимают с крестьян, и поносил вслух эту форму эксплуатации. Одним словом, к трапезе он присоединиться отказался, а потому хозяева и гости ели без него. Каждый что-то рассказывал, сопровождая рассказ вздохами, и тяжело вздыхал, когда слушал историю своего собеседника. Гости не могли себе представить, что госпоже Чжао и ее дочерям так тяжело живется в городе. Надо же! Даже за воду и то приходится платить! Словно специально в подтверждение слов Цзинчжэнь раздался на дворе скрип тележки, на которой водовоз-шаньдунец развозил воду в бочке. Вода лилась из отверстия в нижней части бочки, затыкавшегося деревянной затычкой. Наполнив бадью, шаньдунец нес ее в дом. Ни Пин побежала снять крышку с ведра, в которое водонос переливал воду из бадьи, а Цзинчжэнь отдала ему «водяную бирку», специально купленную, чтобы расплачиваться за воду.

Вся кутерьма идет от этих япошек, пришли к заключению присутствующие, тяжело вздыхая. Затем гости заговорили о детях, но особенно долго говорили они о Ни Цзао, который скоро станет совсем взрослым. Будущее у почтенной госпожи Чжао и обеих ее дочерей, можно сказать, блистательное. Чжан и Ли, вероятно, были наслышаны о том, что жизнь у Цзинъи с Ни Учэном не клеилась, а потому о супруге «второй тетушки» даже не обмолвились.

Госпожа Чжао и Цзинчжэнь насчет детей не были так оптимистично настроены. Вот вырастут дети, а как они будут относиться к старшим — еще неизвестно! Оба крестьянина, серьезно обо всем рассудив, заметили женщинам, что волноваться им нечего, так как дети с ранних лет жили с бабушкой, а в доме у бабушки никого больше нет, значит, они для нее самые близкие внуки, а для старшей тетушки они все равно что родные дети.

Последние слова Цзинъи встретила без особого восторга, ее выдали полуопущенные веки.

Ни Цзао смотрел на двух деревенских с большим любопытством и с некоторой завистью. Его сердце беспокойно билось. Какие они загорелые, почти черные, не то что мы, горожане. А какие у них морщинистые лица, большие ноги, сильные руки, изрезанные глубокими морщинами. А пальцы на руках такие толстые, наверное, очень цепкие. Говорят гости по очереди, будто меж ними существует негласный договор, речь плавная, степенная. В разговоре они проявляют большую вежливость и услужливость, умеют успокоить человека, выразить вовремя свое сочувствие. Видна в них этакая солидность, но без подобострастия и суетливой угодливости. Словом, люди очень толковые и степенные. Но самое важное — это, конечно, то, что они принесли гостинцы, не важно, что гостинцев мало, зато все самое любимое. Зря, правда, они заговорили о Ни Цзао, только его смутили, сами же подпортили о себе мнение.

Визит земляков принес в дом живой дух, что особенно ощутили госпожа Чжао и Цзинчжэнь, которые чувствовали себя все это время не в своей тарелке в связи с недавней болезнью Ни Учэна и примирением супругов, хотя, разумеется, это чувство было у них не вполне осознанным. Для них борьба с Ни Учэном составляла главное содержание пекинского существования, сердцевину их духовной жизни. Они с удовольствием изобретали новые и новые способы противостояния врагу, заключающие в себе неожиданные выпады и отступления, разные виды атаки и обороны, сопровождавшиеся победами и поражениями. Мощной силой они стояли позади Цзинъи, разрабатывая для нее все важнейшие планы и стратигемы, подвергая неоднократному анализу поступки Ни Учэна и его высказывания, изобретая ответные меры и отвергая неудачные способы борьбы. Обдумывая свою тактику, они радовались и печалились, сердились, болели душой, кипели ненавистью или веселились, как дети. В нужные моменты они устремлялись на самую передовую линию огня, на передний край борьбы, бросаясь вперед на позиции противника. В этом видели они свой моральный долг перед Цзинъи, одновременно защищая собственные интересы, в этом полагали свою обязанность проучить Ни Учэна, укрепить моральные устои, в конце концов добившись того, чтобы вертопрах вернулся на праведный путь. Эти мысли вселяли в них силы, поднимали дух, благодаря им они способны были что-то делать, говорить, но, главное, постоянно находиться в состоянии возбуждения, непрестанного ощущения опасности и борьбы. Они забывали о своих собственных бедах, о которых страшно было не только заговорить, но даже подумать; забывали о невзгодах, обрушившихся на весь клан Чжао; о нынешней жизни в стране и в обществе. До переезда в Пекин их силы были сосредоточены на борьбе против родственников, которые заострили когти, надеясь прибрать к рукам хозяйство двух вдов. Бедным женщинам пришлось ходить по судам, писать прошения, участвовать в судебных дрязгах и даже открыто вступать в схватки с наглым проходимцем-племянником. Эта борьба заполнила всю их жизнь, закалила волю, сделала их находчивыми, смелыми, ловкими, решительными и сплоченными, благодаря чему, находясь в самых трудных обстоятельствах, они не теряли уверенности, черпали в бурной жизни глубокий смысл и радость — особенно в ту пору, когда одержали свою последнюю победу, защитив от враждебных посягательств не только свое собственное имущество, но и жизнь.

С приездом в Пекин открылась новая страница борьбы — с Ни Учэном. Все началось с плевков — на третий или на пятый день по приезде (сейчас они запамятовали, когда точно все это началось). Как-то утром Ни Учэн пришел, как обычно, засвидетельствовать свое почтение теще. Они перебросились церемонными фразами. Как вдруг в горле старой женщины запершило, и она не долго думая сплюнула мокроту на пол, после чего растерла ее маленькой туфлей. Ни Учэн, покинув комнату, сейчас же рассказал об этом жене, подчеркнув, что оплевывание мокроты на пол — крайне дурная привычка, свидетельствующая о нечистоплотности, неопрятности и дикости. Именно так распространяются инфекционные заболевания вроде ангины, коклюша. Он не преминул заметить, что в Европе люди никогда не плюют на пол, повсюду соблюдается гигиена, поэтому, мол, европейские государства непрерывно развиваются и становятся с каждым днем все сильнее. Расстроенная его словами, Цзинъи рассказала о разговоре с мужем матери и сестре, сделав особый упор на слове «нечистоплотность», которое никто из трех женщин никогда не употреблял и не слышал от других, даже не встречал в книгах. Это слово, несомненно очень редко встречающееся в обиходе, уже самим сочетанием звуков вызвало в женщинах резкий протест, больно задело их, словно укол иглы. Женщины решили, что слово это куда злее, коварнее, а следовательно, и эффективнее, чем их собственные проклятия и заклинания. Госпожа Чжао, услышав о «нечистоплотности», зашлась в истерике.

Приехав в Пекин совсем недавно, она еще имела некоторые денежные средства, полученные от продажи дома и земли, что позволяло ей носить новую шелковую кофту и такие же штаны. Что касается зятя, то, встретив его сейчас впервые после долгого отсутствия, она решила сохранять известную дистанцию и выдержку, ограничившись кратким проклятием в его адрес: «Стервец!» Но все же она предприняла одно решительное действие — выбросила во двор подаренную им чайную кружку, которая, долетев до самых дверей северного домика, грохнулась на землю и вдребезги разбилась.

В те дни Ни Учэн еще не мог предположить, что его разрыв с родней и с женой может дойти до таких размеров. Реакция тещи на замечание о плевках и история с чашкой испугали его и вызвали в его душе чувство некоторого раскаяния или сожаления. По совету жены он в тот же вечер пошел просить у тещи прощения. Госпожа Чжао, напустив на себя вид строгий и холодный, заметила, что выражения извинения имеют свои правила. Если он решил извиниться у порога, то это, мол, не извинения, а одно притворство, надо встать на колени и бить головой поклоны. Ни Учэн оторопел. Что делать? Но тут Цзинъи, к тому времени еще не потерявшая своей наивности и понадеявшаяся, что между мужем и матерью воцарится мир, надавила рукой на плечо мужа, заставив его опуститься на колени. Ни Учэн принял позу… Он испытывал стыд, а чувство отвращения к неопрятности, нечистоплотности и дикости возросло во сто крат; одновременно столь же усилилась и критика этих пороков и укрепилась его уверенность в необходимости перенимать культурные привычки европейцев.

С этих пор началась их война, которая продолжалась к настоящему времени вот уже девять лет. И вдруг после великого сражения, резко встряхнувшего их боевой дух, мать и сестра узнали, что между супругами воцарился мир, о котором они меньше всего помышляли. Мир — превыше всего, мир — это замечательно! Но если Цзинъи помирилась с мужем, значит, родня ей теперь вряд ли понадобится. В таком случае чем же они будут теперь заниматься? Ведь они оказались лишними, никому не нужными людьми. Как решить эту нелегкую проблему, которая нынче встала перед ними?