Жан Ануй - Дикарка

• Название: Дикарка
• Автор: Жан Ануй
• Издательство: Искусство
• Жанр: Драматургия
• Год: 1969

---

Тереза. Было, папа.

Тард. А сегодня ты меня попрекаешь из-за каждого пустяка. Согласись, что одно противоречит другому.

Тереза. Да, папа.

Тард. Тогда объясни мне, пожалуйста, что значит эта внезапная перемена?

Тереза. Я отвечу тебе так, как ты учил меня, когда я была ребенком: «Если тебя спросят, отвечай, что не знаешь».

Тард (с горечью). Очень остроумно. Только я уже не ребенок. Если меня спросят, я покраснею и отвечу: «Я — отец, который не пользуется доверием своей дочери».

Экономка вносит кофе.

Экономка. Хозяин приносит свои извинения мадемуазель, он задержится еще на несколько минут. Он очень просит мадемуазель и вас, мсье, начать пить кофе, не дожидаясь его и господина Гартмана.

Тард (окликает ее). Скажите, мадам, этот погребец заперт?

Экономка. Нот, мсье, его никогда не запирают. (Открывает погребец.)

Тард (Терезе). Вот видишь! (С обворожительной улыбкой.) Тысяча благодарностей, мадам.

Экономка. Не стоит, мсье.

Тард. Вы очень любезны, мадам.

Экономка уходит.

(Решительными шагами направляется к погребцу и вынимает из него бутылки.) Мне — финьшампань, а тебе что, цыпочка?

Тереза. Ничего.

Тард. Я налью себе глоток арманьяка. Интересно сравнить его с финьшампанем. (Наполняет вторую рюмку.) До самого краешка, как ты любишь. (Пьет, удобно расположившись в кресле.) Положа руку на сердце, дочурка, я должен сделать тебе одно признание. Я многое обдумал за эти шесть дней. Ну так вот, я нехорошо поступил в тот раз, когда хотел подбить твоего жениха выступить в этой жалкой забегаловке папаши Лебонза, а самому заработать на этом сотню-другую… (Опорожнив рюмку, отставляет ее). Ладно уж, выложу тебе все до конца! Я даже подумываю, не вернуть ли ему часть денег, что он мне ссудил.

Тереза. Ты сошел с ума?

Тард. Нет… Не сошел. Но странная штука. В этом доме, бок о бок с ним, на меня словно что-то нашло… Он такой щедрый, так беззаботен в материальных делах… Представь, меня так и подмывает вернуть ему часть денег… (Пауза, берет другую рюмку, отпивает глоток.) А ведь я прекрасно знаю, что он дал мне их от чистого сердца. (Отпивает еще глоток.) И я знаю, что для него, такого богача, это капля в море… С другой стороны, не скрою от тебя, если вычесть то, что у меня взяла твоя мать, да еще разные непредвиденные расходы, денег осталось — кот наплакал… (Делает еще глоток.) К тому же, пожалуй, я вправе усомниться, — принимая во внимание деликатный характер наших отношений, — не покажется ли ему оскорбительным такой шаг с моей стороны… (Его рюмка пуста; указывает на рюмку Терезы.) Еще глоток арманьяка?

Тереза не отвечает.

Самую малость? (Наполняет рюмку, пьет.) А ты права, он лучше, чем финьшампань, крепче. (Помолчав, возвращается к своим размышлениям.) Словом, как видишь, тут есть в «за» и «против». Но мне сдается, что все-таки следует сделать символический жест — несколько сот франков, ну, на худой конец, тысячу… (Пьет, задумчиво.) Ба!.. Ты права если это символический жест — хватит и пяти сотен. (Пауза.) А пожалуй, даже четырех. (Снова пьет, устремив взгляд в пространство; с достоинством.) Впрочем, имей в виду, я ни за какие коврижки но хотел бы прослыть жадиной…

Тереза. Да что ж это, что ж это творится в здешнем доме, если даже ты стал так рассуждать? Очнись, папаша Тард, посмотри на меня! Тебе ссудили денег и дали понять, что не надо спешить с возвратом. Их с тебя не требуют, и ты по собственному почину хочешь их вернуть. Ты… ты хочешь сделать символический жест? Ты боишься прослыть жадиной?

Тард. Да, твой отец дошел до этого.

Тереза. Кто бы подумал, папаша Тард, что в глубине души ты только и ждал случая стать добропорядочным человеком?

Тард. Я всегда был порядочным. Это твоя мать оказывала на меня дурное влияние.

Тереза. Ты, который шестьдесят лот был неряхой, теперь завязываешь себе галстук по всем правилам искусства. (Рванулась к нему.) Где ты взял этот галстук? Это не твой.

Тард. Я его не брал. Это твой жених дал его мне.

Тереза. Ты его выпросил?

Тард (с искренним негодованием). За кого ты меня принимаешь? На нем был этот галстук. А я ему просто сказал: «Отличный галстук, в точности с такой же сиреневой искрой, как мой костюм». А это святая правда — можешь проверить. И тут уж не знаю, какая муха укусила твоего жениха, — только он засмеялся, снял его и дал мне. Чудак, но сердце у него золотое. (Вынимает из кармана зеркальце и, напевая, поправляет галстук.) Ля-ля-ля! Этот галстук стоит не меньше пятидесяти франков. (Прячет зеркальце и с достоинством, вновь затягивается сигарой.)

Тереза (против воли, улыбаясь). Как ты счастлив здесь…

Тард. Так счастлив, что не смею в этом признаться самому себе.

Тереза. Почему?

Тард (смиренно). Боюсь, что ты отошлешь меня домой. (Суеверно трогает деревянный подлокотник.)

Тереза. Ну, а у меня, по-твоему, счастливый вид?

Тард. У тебя? Ох, ты такая странная. Я уже давно не пытаюсь понять, когда ты довольна, а когда нет.

Тереза. Как ты думаешь, папа, если бы я ехала сюда с намерением быть счастливой, заставила бы я тебя приехать со мной?

Тард. Разве тебя не могло потянуть к радостям в кругу семьи, как других женщин, доченька?

Тереза. Не прикидывайся дурачком. Ты не так глуп. Тебя не удивляет, что я захотела взять тебя с собой? Когда, выпив на ночь последнюю рюмку коньяку, ты ложишься в свою постель с балдахином, ты не задаешь себе никаких вопросов?

Тард. Ты ведь знаешь, я не любопытен… Ты хотела, чтобы я приехал, — я приехал. И вообще, после ужина я засыпаю в два счета.

Тереза. И тебя но удивляет, что я подстрекала тебя к развязным выходкам и непристойностям?

Тард. Минутку, минутку… Не надо преувеличивать. Я не совершал никаких непристойностей.

Тереза. Совершал, папа. А мне хотелось кричать, и я до крови кусала себе губы, чтобы не расплакаться.

Тард. Черт возьми! Так почему ты мне не сказала, малышка… Знаешь, когда я в ударе, меня заносит… заносит… Я не отдаю себе отчета…

Тереза (закрыв глаза). Зачем? Я хотела, чтобы ты зашел еще дальше… Чтобы ты разделся догола на потеху окружающим. Чтобы тебе стало плохо, чтобы тебя рвало с перепою.

Тард (испуганный нарисованной картиной). Тереза! У меня волосы встают дыбом! (Подходит к ней, вдруг кричит.) Тереза, посмотри на меня!

Тереза. Ну.

Тард. Что бы сказал твой жених, если бы меня вырвало на его ковры?

Тереза. Наверное, ты, а заодно и я, твоя дочь, которая подзуживала тебя, да еще при этом хохотала, стали бы ему так противны, что он вышвырнул бы нас вон.

Тард. Ты этого добивалась? О ужас! Но ведь тогда свадьбе не бывать?

Тереза. Еще бы.

Тард (не может опомниться). Ты нарочно хотела сорвать свою свадьбу? Но почему? В конце концов, я как отец требую, чтобы ты объяснила — почему? У меня ум за разум заходит, я должен понять — почему?

Тереза (ласково). Это и в самом деле выше твоего разумения, папа…

Тард (рухнув в кресло, потрясенный). Чудовище! Я произвел на свет чудовище гордыни!

Тереза. Ты считаешь меня гордячкой?

Тард. По материнской линии вся твоя родня жалкие козявки, но в Тардах сидит неукротимая гордыня. Это ты унаследовала от меня, дочурка…

Тереза. Какое было бы счастье, папа, если бы все объяснялось только гордыней.

Тард. А что же это такое, если не гордыня? Какое еще чувство может проявляться так бурно по отношению к человеку, которого не любишь?

Тереза. Откуда ты взял, что я его не люблю?

Тард. Ты что же, думаешь, если бы ты его любила, тебе хотелось бы вселить в него отвращение к нам обоим, и ты заставляла бы родного отца блевать на его ковры?

Тереза. И однако я люблю его, папа.

Тард. Нет-нет. Никогда не поверю. Я тоже любил, дитя мое. Нет, не твою мать, а позднее, другую женщину. Ты теперь взрослая, я могу тебе в этом признаться. Это была арфистка, она некоторое время играла в нашем оркестре. Высокая, стройная…. а шику в ней было… Но я тебе клянусь, что подобные бредни никогда не пришли бы мне в голову… Хотя в известном смысле я по натуре более страстный, чем ты…