Роман Воликов - Тень правителей (сборник)

• Название: Тень правителей (сборник)
• Автор: Роман Воликов
• Жанр: Современная проза

Современные повести о современной жизни.

---

— А где гарантия? — наконец он услышал голос Берёзы. — Что меня не замочат в Лондоне. Лондон не на Луне.

— А вот это мои заботы, — сказал карлик. — Если мы договоримся. Я обеспечу неприкосновенность.

— Сможешь их обыграть? — сказал Берёза.

— Я это надолго, — сказал карлик. — А они так, временщики.

«Самоуверенно, — подумал он. — Не догадывается, что мы его прослушиваем? Или это тоже блеф?»

— Лучшая твоя гарантия это схема, — сказал карлик. — В схеме сегодня не хватает яркого оппозиционера, сбежавшего из страны. Будешь жить в Лондоне, вонять как параша, у тебя это хорошо получается. Мы тебя, разумеется, объявим в розыск, будем требовать экстрадиции, но это так, понарошку, для социально озабоченной общественности. Времени на раздумье не даю. Или прямо из моего кабинета отвозят в аэропорт, или живи с револьвером под подушкой. Долго ли протянешь, не знаю.

— А здесь тебе союзники не нужны? — сказал Берёза.

— Нет, — сказал карлик. — Здесь мне нужны слуги.

«Значит, тебе нужен кусок мяса, — подумал он. — Как степному волку, бегущему на зов горизонта. Запах крови будоражит и приятно щекочет нервы. Но те, кто видит впереди, на коже ловят алый отблеск…»

Сухость и горечь и жжение в груди заставляют рвать верёвки прокрустова ложа. Первый всегда подгоняет плёткой время, свита отстаёт, теряется в просторах, задыхается от кашля, он — первый — уже не помнит, кого и как зовут и зачем он был здесь. Так ли уж важно, что за горизонтом опять мираж?

«А ты? — подумал он. — Ты строитель миражей, что когда-нибудь увидишь ты? Ослепительную вспышку, которая не оставит ничего. Печаль перед смертью или радость умиротворения?»

— Должен признать, это был единственно верный ход, — сказал Стальевич. — Оставаясь здесь, Берёза не успокоился бы. Не та порода.

«Умение смириться с поражением — хорошая черта для игроков средней руки», — подумал он.

— Думаешь, что мы ошиблись, — сказал Стальевич.

— Я думаю, что теперь поздно рвать волосы на жопе, — сказал он. — Надо колдовать над противоядием.

— Наше обычное дело, — сказал Стальевич. — Ничего неожиданного.

А если изменилась плоскость, подумал он. Где та грань, когда алхимия превратилась в химию, научную дисциплину, не признающую своеволия. Когда гунны попёрлись с востока на запад, они не знали, куда идут. Они не знали, зачем они идут. И разве это что-нибудь изменило?

Если ему нужен кусок мяса, он его получит. Потому что китайский император рано или поздно захочет владеть всей поднебесной. Потому что рано или поздно они столкнутся лбами. И что с тобой будет, если ты вообще останешься живой? Место Стальевича с призрачным ощущением, что ты за ширмой повелеваешь одной шестой земной суши.

Он вспомнил ночной пляж в Фигерасе, дряхлый остов давно сгнившей лодки, глаза Галы, затянутые свинцовыми тучами, которые всё больше походили на глаза Юльки. Если уж кто-то должен парить в небесах, подумал когда-то сумасшедший испанец Дали, то почему не я? Если кто-то должен превращать миф в реальность, то почему не я, почему кто-то другой. Значит, когда лбы будут разбиты и бороды порваны, когда в разорённой долине наконец запоют птицы, я сяду на осиротевшую гору и тихо скажу: это сделал я — Константин Юрьевич Турков!

Часть вторая: После

10

Он лежал на балерине, когда задницей почувствовал чей-то ухмыляющийся взгляд. «И сюда добрались», — тоскливо подумал он. Квартира в спальном районе снималась неофициально младшей сестрой Ксюхи и использовалась для встреч только с самыми доверенными сексотками.

— Что-то не так, — занервничала балерина. — Вам не понравлюсь?

— Всё в порядке, — сказал он. — Я просто устал. Свари, пожалуйста, кофе.

Карлик был одержим видеозаписями. Камеры стояли везде, в рабочем кабинете, дома, в машине, хитроумный «глазок» следил за Ксюхой, кокетничающей с очередным любовником, за Юлькой, задумчиво переставлявшей куклы в своем музее, за тем, как он проводит переговоры и инструктирует клоунов. Стихи теперь приходилось записывать сидя на унитазе в кромешной темноте, под наброшенным плащом фонарик нервно высвечивал буквы как звездочки на Млечном пути. Тексты передавались рокеру с такими мерами предосторожности, будто тот ворует атомные секреты Америки.

— Я подготовила новых девочек, — сказала балерина. — Когда приводить?

Интересно, подумал он, она застучала или мисс вселенной, которую ему не так давно перепоручили питерские менты.

— Покажешь Борису, — сказал он. — У меня сейчас очень много работы. Тебе пора сделать что-нибудь эпатажное в интернете, например, голой сфотографироваться на фоне тропических пальм.

— Хорошо, — сказала балерина. — А зачем?

— Жизнь какая-то пресная наступила, — сказал он. — Требуется «клубничка».

«Лукавству мудрых поём мы песню…» Леонид Борисович позвонил из аэропорта Бен-Гурион:

— Спасибо!

— Вы для него тоже всегда были чужим, — замедленно как в старом кинофильме сказал он.

— Я выбрал держаться финансового потока, ты — власти, — сказал Леонид Борисович. — Время покажет, какой вариант надёжнее.

— Не покидайте несколько лет землю обетованную. Сцапают. Будет обидно.

— Не утони, — сказал Леонид Борисович. — Очень я люблю эту песню «Wolga, Wolga, Mutter Flus».

«Безумству храбрых споём мы гимн…» Можно было лишь поражаться этой обволакивающей манере карлика захватывать власть. Он окружил себя людьми по большей части бездарными, но готовыми перегрызть глотку любому, кто встанет на дороге. Его он по-прежнему слушал внимательно, часто, иногда не соглашался, но у него всё сильнее нарастало ощущение, что он беседует с бетонной стеной.

— Не буди лиха, пока оно тихо, — сказала Юлька. — Ты всё же плохо учился в университете. Никогда в истории марионетка долго не задерживалась на троне. Либо погибала, либо уничтожала тех, кто её поставил. Так что сожалею, но твоя мифология дала осечку.

— Может быть, уехать, пока не поздно, — сказал он. — Ты же хотела — берег океана, закат, тишина.

— Уверен, что не поздно? — сказала Юлька.

— У меня две новости, — сообщил Силантьев. Силантьева, уходя из банка, он утащил с собой, тот командовал в администрации нукерами и на общественных началах сексотками. — Как обычно, одна хорошая, вторая плохая. Начну, всё-таки, с хорошей.

— Валяй, — сказал он.

— Со мной провели соответствующую беседу. Велено докладывать о тебе всё. Так что готовь дезу для слива.

— А плохая? — спросил он.

— Вторая новость неприятная, — Силантьев нахмурился. — Очень я не хотел этот разговор поднимать, но лучше я, чем кто-нибудь другой, Юлька мне, как-никак, родная кровь.

— Кто? — сказал он.

— Обормот и алкаш, — сказал Силантьев. — Писателишко. Лепит в интернете всякую херню, «Новые русские сказки», что ли, называется. Я почитал — бред сивой кобылы. В общем, ржака для дебилов.

— Как далеко зашло?

— В последнее время разговаривают о ребенке.

— Не почувствовал, — сказал он.

— Так бабы устроены, — сказал Силантьев. — Если им надо — изменят в соседней комнате, ты и не догадаешься.

— Юлька с ним не выживет, — сказал он. — Она всегда находилась в благополучии, сначала с родителями, потом — со мной. Нищета не для неё.

— Ты можешь обеспечить ей необходимые средства, — сказал Силантьев.

— Просрёт, — сказал он. — Не Юлька. Писателишко. Халявные деньги кружат голову, сам знаешь.

— Насовсем? — спросил Силантьев.

— Насовсем, — сказал он. — Но красиво. Что-нибудь вроде отравления палёной водкой. Нехорошая «Скорая» не доехала. Или не довезла.

9

— Скажите, Костя, Вы верующий человек? — он сопровождает карлика на освящение церкви Спаса-на-Крови в Санкт-Петербурге.

— Нет, — ответил он. — Я — атеист, хоть это сейчас и не модно.

— А я и сам точно не знаю, — признался карлик. — Я ведь из советского времени, членом партии был, как Вы догадываетесь. Но душой чувствую — что-то такое есть, на мой взгляд — ледяное, грандиозное, когда на горных лыжах вниз летишь, особенно хорошо это понимаешь, не будет тебе спасения, если жизнь коряво прожил.

«Потрясающе, — подумал он. — Уже не различает, перед кем дурочку валять, а перед кем — нет. Так не ошибёшься — валяй перед всеми, на всякий случай».

— Почти всю христианскую эру человечество было озабочено больше всего тем, в каком виде предстанет на суде Божьем, — сказал он. — Это, правда, не помешало резать себе подобных до умопомрачения. Для наших современников бог скорей некая космическая абстракция, но всё равно лучше лишний раз перекреститься.

— Не стану утверждать, что Советский Союз был хорош, — сказал карлик. — Конечно, он безнадежно устарел, со своими госпланами, переносом сибирских рек и прочей ерундистикой. В нашей закрытой системе вполне усердно посмеивались над коммунистами, я имею в виду образ мышления, а не конкретных людей. Проблема в другом — крушение произошло настолько резко, что вместе с купельной водой выплеснули и младенца.