Виктория Беломлинская - Вятка

• Название: Вятка
• Автор: Виктория Беломлинская
• Жанр: Короткие истории

Этот рассказ тоже написан в начале двадцать первого века. Про любовь американки Мелиссы к русскому художнику Виктор Иванычу… Художник — красавец и пьяница, сам — родом из Вятки.

---

Виктор Иванович оглянулся, козы нигде не нашел и выеб на всякий случай девицу. Славы это ему не принесло, наверное, потому, что он не в переходе сабвея это сделал, а на принесенном с помойки диване.

Но он уже и не хотел никакой такой славы. Он хотел писать свои излюбленные картинки, а на жизнь всегда мог заработать реставрацией старых полотен.

У него были умные, умелые руки, и дилеры охотно волокли к нему кучу работы. Но то, что он часто запивал, и тогда до него невозможно было достучаться, с годами сильно поубавило его заработки.

А японцы эти почему всегда богатенькие.

Выставка располагалась на двух этажах: в подвальном и первом.

Скульптор выделывал всякие супер непонятные штуки из каких–то суперсовременных, еще никому не известных материалов.

Народ сначала толпился и там и там, но постепенно все стеклись на первый, где на длинных столах вдоль одной стены, располагалось угощение.

Виктор Иванович сразу понял, что ему в подвале делать нечего, а на первом этаже он не столько закусил, сколько выпил, и ему жутко захотелось ссать. Галерейщики в Сохо давно уже стали запирать туалеты на ключ, установив на печальном опыте, что всякий сброд стекающейся на вернисажи, туалетами пользуется не аккуратно.

Виктор Иванович пошел по этажам, в надежде где–нибудь отыскать открытый сортир, нигде не нашел и ему уже было не в моготу, когда он в отчаянье спустился в подвал.

И тут он увидел у стены раковину. Очень красивую, переливающуюся всеми цветами радуги, наподобие настоящей морской раковины.

И ни одного человека. Несказанно обрадовавшись, он подошел к раковине, расстегнул ширинку и стал ссать.

Но тут же заметил, что почему–то моча не стекает, а стоит не движимо, только пенится. Свободной рукой он повернул один кран, и тот с хрустом обломился. Машинально, еще не понимая в чем дело, он повернул другой кран, и тот остался у него в руке. И в этот момент он с ужасом увидел на стене у раковины табличку, на которой было написано, что сей экспонат под названием «Раковина в лунную ночь» изготовлен из какого–то поли- толи–али — мера.

Рука Виктора Ивановича дрогнула, и он обоссал новые брюки.

Единственный, пригодный для выхода в люди костюм, купленный ему Мелиссой, оказался испорчен. Надевать пиджак с брюками, не ведавшими стирки, обляпанными краской, разными маслами, с пузырями и дырами на коленях и бахромой на обшлагах было очевидно бессмысленно, и Виктор Иванович его не надел. Закрутив резинкой сильно поредевшие и посеревшие патлы в так называемый, понитейл, то есть, в жиденький, но довольно длинный хвост, Виктор Иванович, глядя на себя в зеркало, вполне резонно подумал, что и рубаху не имеет смысла менять, поскольку ее заляпанность краской вполне гармонирует со штанами, и весь этот его облик, с хвостом, включительно, без лишних слов, красноречиво, объяснит психврачу род занятий собеседника. Вполне довольный собой, Виктор Иванович зарядил бутылку Кока — Колы оставшимся у него ромом и двинулся в путь. Он никогда не выходил из дома без подобного заряда.

В открытую попивая темную смесь, он наслаждался своим так просто изобретенным способом провести негодных копов, когда–то, еще только по прибытии Виктора Ивановича в Америку, арестовавших его в скверике за невинное распитие бутылочки пива. Но и содержимым бутылки Виктор Иванович вполне наслаждался.

Всю дорогу до самого этого сумасшедшего дома наслаждался.

Так что, в конце концов, утратил всякую внятность.

Его английский и без того был очень скромен, можно сказать даже жалок, но по мере опустошения бутылки, в мире не нашлось бы языка, на котором Виктор Иванович мог бы объясниться сколь–нибудь внятно. Речь его в такой кондиции приобретала невыносимую тягучесть, становилась настолько труднопроизносимой, что, в сущности, ему самому делалось безразлично, на русском он говорит, или на английском, он уже и сам не понимал, на каком.

А главное, не понимал зачем, и кому это надо.

Мелиссин лечащий врач, ледяной человек, в белоснежном халате, все вглядывался в него, все таращил свои непонимающие, бесцветные глаза, все выспрашивал у него, что это такое «Вятка». Виктор Иванович, в свою очередь, не понимал, причем здесь Вятка, но, как мог, пытался объяснить, что Вятка, это не что–то такое, а город Вятка.

Город, вблизи которого, в селе «Раек» — вот именно, Раек — от слова Рай — он, Виктор Иванович, родился. А «Райком» село называлось потому, что когда–то, когда Виктор Иванович еще не родился, когда еще только его дед родился, помещик, владевший селом и всем его населением, в усладу своей молодой жены построил среди полей и весей ротонду с въездом на нее прямо на бричке. Ротонда вращалась по своей оси, открывая изумленному взгляду, дивные виды вятской природы: с севера поле без края, с запада ромашково–васильковый луг, потом излучину реки с плакучею ивой на крутом берегу, березки по косогору убегающие к лесной опушке, дремучий лес, богатый дичью, ягодой, грибами, а уж потом яблоневый сад, на другом краю которого чуть виднелась барская усадьба.

И во все время вращения до нежных ушек молодой барыни доносились звуки дивной музыки, не слишком громкой, а вот именно, что райской музыки, исполняемой спрятанными в основании ротонды музыкантами.

Вот от этой райской причуды и пошло название села. Народ так его прозвал.

И хотя к тому времени, когда родился Виктор Иванович, ротонда уже не вращалась, въезд на нее прогнил и обломился, музыка на веки смолкла, поле забурело, сад вырубили, усадьба сгорела, Витя с другими мальчишками бегал на край села, взбирался по столбам на высоту и созерцал от туда излучину реки, столетнюю иву плакучую, девок и баб, нагишом, с визгом, прыгающих в реку с косогора, и все оставшиеся дали и веси.

Так на каком же языке можно было все это объяснить психврачу?

Ни на каком. Другое дело, картинки…

Понимания не получилось.

Врач так ничего путного и не узнал о природе заболевания своей пациентки.

Но, глядя на неопрятного, немолодого, невнятного человека, всматриваясь в его подернутые слезой нетрезвые глаза, принюхиваясь к нему, понял, что пациентка его определенно больна, и даже опасно больна.

И Мелисса на долго осталась в этом респектабельном сумасшедшем доме.

Потому что вылечить человека от любви очень трудно.

И, если кто и сумел, в конце концов, это сделать, так только Виктор Иванович. Он, конечно, не часто, но все–таки навещал Мелиссу.

Однако, вернувшись домой после того первого визита, собрал все свое барахлишко и перешел из обширного апартамента напротив, в мастерскую.

А перед уходом позвонил с Мелиссиного телефона Лидочке.

И потом, как соскучится, открывал своим ключом дверь напротив и опять звонил Лидочке.

Звал прийти.

И она всякий раз приходила.

Своего телефона у него по сей день нет.