Михаил Колесов - Никарагуа. Hora cero

• Название: Никарагуа. Hora cero
• Автор: Михаил Колесов
• Издательство: издательство Вебер
• Жанр: Роман
• Год: 2011
• ISBN: ISBN 978-966-335-349-4

Книга написана на основе дневника автора, который работал в Никарагуа в период с 1982–1985 гг. Однако это «роман-хроника», точнее публицистический «роман». На фоне действительных трагических событий, происходивших в стране, в которой только что свершилась революция и шла гражданская война, автор излагает перипетии личной жизни героя через призму отношений с окружавшими его людьми. Это сопровождается экскурсами в историю, анализом политической ситуации и другими размышлениями героя.

Книга представляет интерес для современного читателя, поскольку даёт возможность познакомиться с ещё одной малоизвестной страницей мировой истории XX века.

---

Наконец, они пристали к одному из островов, который казался более цивилизованным. И, действительно, от берега вверх вела старая деревянная лестница с перилами, по которой все поднялись на большую поляну–площадку, центральная часть которой была накрыта пальмовым навесом с вывеской «Таверна», очень напоминая пиратское пристанище из «Острова сокровищ». Здесь по кругу были врыты в землю деревянные скамьи и столы. Посредине — яма для костра (здесь принято разводить костры только в ямах для предотвращения пожара). Кое–где даже были расставлены плетёные кресла–качалки, одно из которых Кольцов сразу же оккупировал. Кроме прибывших, никого на острове не было. Вероятно, здесь в давние времена отдыхали небедные гранадцы.

Разделившись по национальным группам, прибывшие стали накрывать столы снедью, привезённой с собой. Кое–кто прихватил с собой ром, но на столах стоял лишь апельсиновый сок. После недолгой трапезы, включили магнитофон и объявили «танцы». Мужчин было явное большинство, поэтому женщины пользовались большим спросом. Над поляной стоял разноязычный шум и гам. Некоторые разбрелись по редкому лесу. Сергей попробовал подремать в своём кресле.

В конце концов, вновь загрузились в барки и отправились обратно в город. В автобусе было весело и шумно. От этого у Сергея разболелась голова. С этим он вернулся домой.

Остановка в преподавательской группе, после собрания, фактически не изменилась. Евгений быстро пришёл в себя от шока, увидев, что Векслер ничего предпринимать не собирается. Однако он неожиданно вернул Кольцову 400 долларов, тем самым, подтвердив его подозрение. Эти деньги Сергей отдал ему на лечение Лиды у зубного врача. Как выяснилось, стоматологическое лечение советских специалистов оплачивал университет, так как оно было только «частным» и очень дорогим. Но деньги, которые были выделены на всю группу, оказались истраченными. Их — просто не было! Куда они делись, Колтун отказывался объяснять. Но Сергею было ясно, что без Абеля Гараче это не могло произойти, так как деньгами распоряжался он как начальник иностранного отдела. Теперь он избегал Кольцова в университете, хотя при вынужденных встречах был подчёркнуто вежлив. Колтун, напротив, не скрывал своей агрессивности. Он категорически отказывался вести к врачу Лиду, у которой обострились зубные боли. Впервые у Кольцова с ним произошла серьёзная стычка.

В университете начались срывы занятий Кольцова. Его вызвал Владимир Кордера и показал письмо Мехийа, которое он направил доктору Флоресу в CNES и в котором он обвинял Сергея в «политической несостоятельности», чуть ли не в «контрреволюционной» пропаганде среди преподавателей и студентов. Сергей понимал, что мимо Абеля Гараче это письмо не могло пройти. Так что это — месть или предупреждение?! Кордеро говорил с ним вежливо и доброжелательно, дав понять, что он лично не разделяет этого обвинения, и «доктор Сергио» может продолжать работать. Но попросил всё–таки быть осторожным в высказываниях и отношениях.

Вице–ректор не счёл нужным ставить в известность Колтуна. Но Кольцов должен был сообщить Векслеру об этом письме. После разговора с Виктором Сергей понял, что повторилась история с CNES, Его опять хотели «загнать в угол», чтобы укротить его активность, которая раздражала некоторых его никарагуанских и советских коллег. Сергею было неприятно осознавать, что он в какое–то мгновение испугался…

В департаменте Кольцов посоветовался с Франсиско — Серхио и кубинцем Хоакином, не касаясь подробностей. Франсиско — Серхио явно «скис», его первоначальный энтузиазм испарился. Теперь он лишь что–то мямлил невнятное. Хоакин — старше Сергея лет на десять, опытный и умный человек, — понял (или знал) ситуацию и обещал ему поддержку.

Кольцов понимал, что обстановка вокруг него усложнялась не только из–за его строптивости, которая, естественно, некоторым не нравилась. Дело в том, что эти некоторые его коллеги вообще здесь ничего не делали, лишь имитируя «работу». Они регулярно ездили в университет, где весь день шлялись по территории, навещая друг друга, или сидели в своих «кабинетах», за чашкой кофе читая книжки. Иногда они проводили со студентами консультации, которые называли «занятиями». Вообще Сергей был удивлён тем, что в университете не было никакой отчётности. Студенты учились, преподаватели «преподавали», но никто не интересовался тем, кто, чем занимался. Он не знал, является ли это следствием «революционной свободы» или традиционного латиноамериканского разгильдяйства.

Сентябрь. Леон

В понедельник прибыла новая группа преподавателей: жена Чеслава и ещё одна русистка, претенциозная дама, по имени Ада, а также Миша Болтнев из Кишинёва, с которым Кольцов учился в Москве на курсах в Институте иностранных языков. Из их группы в десять человек, пока в Никарагуа попали лишь двое. Мишу отправили в университет Леона.

В университете занятия у Кольцова постоянно срывались из–за неявки студентов. За весь месяц ему удалось провести лишь одно занятие со студентами–историками. Мехийа на это не обращал внимания. Таким образом, часто в университете Сергею делать было нечего. Однажды он вернулся в «Планетарий» раньше других на машине немцев. Двое молодых немцев из ГДР (лет под тридцать) работали в университете, один из них, по имени Вольфганг, в Департаменте преподавал «социологию». Жили здесь семьями в отдельных коттеджах с немецкой мебелью и полным кухонным оборудованием, завезённым специально из Германии. У каждого свой автомобиль и зарплата в 3–4 раза выше, чем у советских преподавателей, к которым они относились высокомерно. Но Чеславу удалось с ними найти «общий язык», поэтому и с Сергеем у них было нормальные отношения.

В CNES Виктор Векслер настойчиво пытался поставить Кольцова на место «порученца». Так, он счёл излишним его присутствие на совещании у Президента Совета. В Идеологической комиссии Совета появился новый человек по имени Хуан Гаэтано. Лет сорока, такой же толстый, как Эрвин, но интеллигентного вида. Юрист, член соцпартии, получил образование в Советском Союзе.

В разговоре с Абелем Гараче Кольцов поднял вопрос о приобретении нового дома в городе. Владимир Кордеро эту идею поддержал. И вот Виктор, Евгений и Николай съездили посмотреть новый дом. После этого выяснилось, что никто из «Планетария» уезжать не хотел. Всех устраивала жизнь в этой «резервации» за проволочным забором. Здесь они чувствовали себя «как дома».

Но через неделю в Манагуа прибыли ещё три новых преподавателя с жёнами. Поэтому вопрос о новом доме стал уже неотвратимым.

В CNES Кольцов вместе с Эрвиным занимались книгами. Сначала оформили передачу советских книг университету. Затем проинспектировали Национальную библиотеку. Книги по философии оказались в основном антисоветского содержания. Под титулом «марксизма» на полках стояли, главным образом, книги Л. Д. Троцкого и современных «неомарксистов». По собственной инициативе, они посетили Музей революции, который находился рядом с библиотекой. Экспозиция оказалась скромной, фактически одни фотографии и книги. Сергей познакомился с его директором, братом национального поэта Мехийа Годоя.

В университете занятия Кольцова проходили спорадически. Химена сообщила Сергею, что студенты–историки недовольны им. Франсиско — Серхио предупредил его, что Мехийа блокирует работу секции философии.

Однажды ночью Кольцов впервые почувствовал боли в сердце. Пребывание в «диспачо» (кабинет) без вентилятора из–за духоты становилось тяжёлым, а на улице температура — 40 градусов. Пот не просыхал и заливал глаза, белье и рубашка постоянно были сырые, страшно мучила жажда, от которой не спасала охлаждённая вода из стеклянных бутылей, стоявших в помещении. Как ни странно, но единственным средством спасения на время от жары и жажды оказалось кофе. Это, вероятно, так же как и неприятности последних дней, и привело к перегрузке сердца. Чеслав с женой уехали работать в Леонский университет. Теперь Сергею одному стало совсем плохо.

Во время визита в посольство посмотрели фильм «Крестный отец». Это — явление редкое, так как фильмы здесь показывали, главным образом, советские. Они попадали в посольство либо с пришедших советских кораблей, либо их иногда забрасывали экипажи самолётов. Фильм произвёл на Сергея сильное впечатление.

Фильмы, которые они смотрят коллективно при выезде в город, в большинстве своём были посредственные: либо «порнографические», либо «мелодрамы», — так как женщины ни английского, ни испанского языков не знали, а эти фильмы были им понятны без слов. Поэтому Сергей и Лида редко выезжали на эти коллективные просмотры. Кое–что интересное они смотрели, когда их забирал в город Франсиско — Серхио. Сергей по вечерам, после телевизионных «Noticieros», смотрел в одиночестве полуночную программу старых американских «вестернов» и детективов. В это время дом затихал и эти два часа он отдыхал. По воскресеньям с удовольствием смотрел ретроспективу матчей всех футбольных чемпионатов мира. А вообще чаще всего прибегал к старому испытанному средству снятия стресса — к чтению. Сейчас он читал книгу «Молчание прервано» — о сандинистском городском партизанском движении.