Симона Вилар - Тяжесть венца

• Название: Тяжесть венца
• Автор: Симона Вилар
• Жанр: Исторические любовные романы

Брат короля, коварный Ричард Глостер, путем хитроумных интриг добивается руки Анны Невиль. Женитьба на дочери знаменитого графа Уорвика открывает ему путь к престолу Англии. Однако Анна узнает о предательстве своего супруга, ставшего проклятием ее жизни. Анна решает отомстить за разрушенное счастье, и месть ее будет истинно королевской.

---

Спустившись с откоса, тропинка вилась теперь совсем недалеко от селения. Легкий ветерок доносил запах овчарни и кисловатого торфяного дымка. В тишине отчетливо разносилось монотонное постукивание по металлу – трудился кузнец. Слышалось неторопливое поскрипывание колодезного ворота, который вращал низкорослый черный ослик.

Заливистое ржание лошади привлекло внимание Анны. Из болотистой низины к селению легкой рысью приближался всадник. Его кольчуга тускло мерцала при свете солнца. Кажется, он заметил Анну и, заслонясь от солнца, стал смотреть, как она бесцельно бродит у воды. Анна повернулась и пошла прочь. Сама не зная почему, она недолюбливала этого начальника отряда стражи. Когда-то он служил в Нейуорте, но совсем недолго. Потом переметнулся к Глостеру. Обычное дело: наемник часто меняет господина. Однако Анна почему-то стремилась избегать общества этого Джона Дайтона. Мать же Евлалия была только рада тому, что в селении расположились люди герцога. После того как произошел набег с гор, и лихие люди угнали несколько принадлежавших монастырю коров, она постоянно испытывала беспокойство, а вооруженные люди наместника Севера возвращали ей уверенность в завтрашнем дне. К тому же Болтонское аббатство, приходу которого принадлежал и Сент-Мартин ле Гран, уж слишком далеко, а аббата более остального волнует, как бы поисправнее получить с сестер-бенедиктинок оговоренное количество шерсти и льна, а вовсе не их безопасность.

Анна обогнула выступ монастырской стены, миновала мостки, где они с сестрой Агатой полоскали белье, и, поднявшись по каменистому склону, оказалась на своем излюбленном месте у ручья. Здесь лежал ствол старого бука, поваленного бурей, его вывороченные корни нависали над водой. Анна любила проводить время здесь, склоняясь над вышиванием или книгой, а порой просто наблюдая, как в водоворотах ручья гибкими тенями мелькает форель. Сейчас она снова глядела на противоположный склон, где среди других крестьянских детей мелькала фигурка ее дочери Кэтрин. Девочка все чаще убегала от матери, и не в силах Анны было удержать ее подле себя. Счастье еще, что прошел тот страх, который мучил ее в первое время настолько, что она вообще не отпускала девочку от себя. Да и теперь, если Кэтрин задерживалась в долине и не являлась к трапезе в монастырь, Анна начинала испытывать тягостное беспокойство. Детей в селении было немного, и далеко они не забредали. Вот и сейчас Кэтрин и ее маленькие приятели, устав дразнить пса, собрались в кружок и что-то разглядывали на земле. Потом веселой стайкой потянулись в сторону зарослей ольхи и тонкоствольных берез. Кэтрин, ведя пса за ошейник, шла одной из последних. Анна проследила за ней взглядом.

Ее дочь, несмотря на живой характер, никогда не была заводилой, как сама она в детстве. Наоборот, Кэтрин была ранима и часто терпела обиды от своих приятелей, которые обращались с девочкой из монастыря, как с равной, и лишь посмеивались, когда она принималась доказывать, что она дочь благородного рыцаря. Кэтрин жаловалась матери, но Анне нечем было ее успокоить. Растрепанная, в темном, на» поминающем сутану платьице, немного великоватом и с уже обтрепавшимся подолом, ее дочь ничем не отличалась от сельских ребятишек. Анна сама была такой в детстве, и ей тоже не верили, что она дочь могущественного графа. Впрочем, это вовсе не мешало ей командовать целой ватагой детворы, и она всегда оставалась признанным вождем, хотя бывало и так, что ей приходилось кулаками доказывать свое превосходство.

Кэтрин была слабее. Она огорчалась, когда ей не верили, и сразу бросалась искать утешения у матери. О, эта беспокойная и шумливая Кэт Майсгрейв! Монахини в обители, лишенные радости материнства, просто обожали ее. Она была их баловнем, их бедной сироткой. Особенно в ту пору, когда ее мать, казалось, не замечала ее, пребывая в мрачном забытьи. Монахини пытались защитить Кэт от ее буйных приятелей, и даже толстощекая сестра Агата, не боясь уронить свое достоинство, порой с хворостиной гонялась за малолетними разбойниками. Но дети этого дикого края не признавали над собой ничьей власти, кроме монастыря, и, если Кэтрин важничала и искала защиты у святых сестер, они попросту изгоняли ее на время из своего сообщества. Поскучав день-другой в стенах монастыря, Кэтрин первая шла на мировую.

Анна вздохнула. Она сама не заметила, как вышло, что дочь отдалилась от нее. Всему виной, конечно, то оцепенение, в которое она впала, в одночасье лишившись и мужа, и сына. Она всей душой тянулась к дочери, словно ища в ней опору, но ее несчастье было слишком велико, чтобы взваливать его на хрупкие детские плечи. Кэтрин бежала от горя матери, ей хотелось, чтобы ее любили, забавляли, ласкали. Ей хотелось радоваться тому миру, в котором она жила.

Над головой Анны с писком пролетела болотная ржанка. Ветер шевелил на каменистых россыпях побуревшие прошлогодние листья папоротников. Из расщелин уже пробивались первые цветы, начинали зеленеть побеги цепкой куманики, что, как вуалью, окутывала камни. Шумел ручей, земля пахла сыростью и горечью мха. Удивительный февраль! Анна смотрела вокруг с изумлением. Мир был прекрасен, но пережить такое горе и однажды встать с ощущением, что жизнь продолжается, что можно радоваться этой жизни, казалось невероятным. Неужели она еще сможет жить?..

«У меня есть дочь, – думала Анна. – Я не одна. И я хочу, чтобы девочка не одичала в глуши. И лишь после этого… Тогда я посвящу себя Богу. И тебе, мой Филип…»

Возвращение в мир пугало Анну. Эта захолустная обитель стала ее домом. Здесь она боролась со своим горем, здесь обрела покой, после того как полтора года назад ее, почти бесчувственную, привез сюда брат короля горбун Ричард Глостер. Ей было все равно, что с нею происходит. Она ощутила это еще тогда, когда исчезли вдали старые башни Нейуорта. Анне было безразлично, куда ехать, главное, что с ней была Кэтрин – все, что оставила ей судьба.

И, тем не менее, когда на второй день пути они остановились в каком-то неизвестном ей замке, Анна спросила у Глостера голосом, который ей самой показался незнакомым:

– Куда мы едем, милорд? Моя дочь утомлена столь долгими переходами.

Кажется, Ричард рассмеялся.

– Что вы, кузина! Ваша девочка в восторге от путешествия. Мы проследуем в удаленное от людских глаз место, где вы сможете отдохнуть телом и душой. Я имею в виду монастырь Сент-Мартин ле Гран.

Анна прищурилась, припоминая.

– Сент-Мартин ле Гран? Это в Лондоне, если я не ошибаюсь?

– У вас отличная память, леди Анна. Но везти вас в Лондон было бы совершенным безумием. Нет, это маленький монастырь, тезка знаменитой лондонской обители. Там вас никто не побеспокоит.

Анне все это было безразлично. Ей хотелось покоя, а вовсе не долгой скачки с чужими для нее людьми. Чужими, как и весь обступивший ее мир. Даже давний враг Ричард Глостер казался ей незнакомым. Он был добр и внимателен к ней. Неужели она никогда не знала его? Да и был ли он в действительности ее врагом? Ей не хотелось рассуждать об этом. Остаться одной – вот все, что было ей необходимо. Молитва и покой лучше всего врачуют душу.

Так она оказалась в этих безлюдных местах, где, казалось, жизнь остановилась давным-давно и лишь благовест с колокольни старого монастыря святого Мартина, построенного еще во времена первых крестовых походов, нарушал безмолвие холмов. Вокруг простирались пологие склоны Пеннинских гор, где среди известняковых россыпей произрастал хрупкий лиловый вереск, пригодный в пищу лишь овцам да диким оленям, а в низинах отблескивали черными зеркалами воды болот, перемежающихся с изумрудно-зелеными лужайками, готовыми поглотить неосторожного путника. Эти обширные топкие долины отрезали монастырь Сент-Мартин ле Гран от всего остального мира, и не многим были известны тропы в это лежащее поодаль от дорог место. Здесь Анна Невиль смогла наконец безраздельно отдаться своей тоске.

Сент-Мартин ле Гран был небольшой обителью – дюжина стареющих монахинь да две послушницы из ближнего селения, исполняющие, по сути дела, обязанности служанок, ибо в бенедиктинские монастыри по-прежнему продолжали принимать лишь людей, принадлежащих к дворянскому сословию. Незатронутый бурными событиями войны Алой и Белой Роз, монастырь был поистине тихой обителью, и жизнь его обитательниц протекала в покое и мире, молитвах и постах, так что самыми большими несчастьями казались угнанные грабителями коровы либо тихая кончина одной из сестер, а выдающимися событиями, о которых долго потом говорили, – редкие наезды настоятеля Болтонского аббатства, исповедовавшего сестер и служившего мессу. Не было случая, чтобы святой отец не прихватил чего-либо из беззащитной обители сестер-бенедиктинок: то ему приходился по вкусу вышитый алтарный покров, то старинная дарохранительница, то кованая каминная решетка, вся изукрашенная железными цветами. Аббаты из Болтона всегда отличались поразительной жадностью – но монахини зависели от них и покорно отдавали последнее. Когда же шумная сестра Агата однажды осмелилась высказать свое возмущение, мать Евлалия напомнила, что «всякий смиряющийся да возвысится», и заставила непокорную всю ночь простоять на коленях в часовне, моля святого Мартина и Божью Матерь простить ее гордыню.