Далия Трускиновская - Опасные гастроли

• Название: Опасные гастроли
• Автор: Далия Трускиновская
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2015

Лето 1831 года в Риге было ознаменовано приездом на гастроли известного конного цирка господина де Баха. Труппа конных акробатов — одна из лучших в Европе — выступала на лошадях знаменитой и редкой породы липпициан. Публика была в восторге. Но на этот раз гастроли с самого начала были омрачены загадочными и трагическими событиями. Во время пожара из конюшен пропали два липпициана и был убит премьер конной труппы — Лучиано Гверра. Подозрение пало сразу на несколько человек…

Новый роман признанного мастера исторического детектива Далии Трускиновской доставит немало приятных минут всем поклонникам жанра!

---

Я села к столику, приготовила бумагу и карандаши, уставилась на пустой лист, провела линию — я провела ее почти бессознательно; стало ясно, что из этой линии получится, и я дала руке волю. Очень скоро передо мной был удачный набросок — но не приплюснутой физиономии мужика, а дивного античного профиля Лучиано. Я вздохнула и поняла, что теперь могу рисовать хоть натюрморт с дичью и фруктами — на бумагу выплеснулось то, что я в себе носила, и душа моя немного успокоилась.

Глава четвертая Рассказывает Алексей Сурков

Мой Свечкин пропадал дотемна. Явился он в ужасном зеленом армяке, от которого за версту разило псиной, и доложил: Ваня доподлинно в цирке! Но его положение представляется привилегированным — другие мальчишки, служившие на конюшне, бегали босиком, в грязных рубашках, чистили стойла и мыли лошадей, а Ваню Свечкин, засевший в кустах Малого Верманского парка, сперва видел лишь издали, чисто одетого. Потом племянник мой выехал из конюшни в парк верхом на гнедой лошади, вместе с ним ехал невысокий толстячок и чему-то его обучал. Лошадь под Ваней вдруг принялась высоко поднимать ноги, потом и вовсе заплясала на месте, и этот урок длился не менее часа.

— Стало быть, он им нужен, коли учат, — решил я. — И идти напрямую, требовать, чтобы его мне отдали, — нельзя. Спрячут и не отдадут, да еще наврут мех и торбу. Так, Свечкин?

— Так, — согласился Тимофей.

— Значит, пускаем в ход изобретенную нами подножку. Но придется устроить маскарад. Если я явлюсь в виде столичного жителя, да еще приверженного к английскому стилю, и стану предлагать свое устройство, то де Бах забеспокоится — вряд ли к нему часто жалуют подобные визитеры. А вот когда я переоденусь мастеровым, так оно для него и понятнее…

Уговорились, что Тимофей продолжит с раннего утра слежку за цирком и за Ваней, а я пойду в Московский форштадт обедать с Ларионовым, знакомиться с обещанным Гаврюшей и добывать все, потребное для маскарада.

Яшка отвел меня в трактир, где все блюда уж были готовы, и так накормил, что я сидел, выпуча глаза и тяжко дыша, как рыба на берегу. Самому Яшке такие трапезы были привычны; кроме того, он, желая показать светское воспитание, велел подавать кофей. Сам, правда, пить не стал, а мне собственноручно наливал. Если бы покойный Яшкин батюшка увидел этот кофейник, он бы вдругорядь помер. Для старовера черное пойло — хуже чумы.

За столом мы, кстати, просидели более полутора часов, и я успел изложить свой план проникновения в гимнастический цирк. За это время Яшка спосылал за Гаврюшей, и тот, явившись, смиренно встал у дверей. Это был невысокий белобрысый малый, с рыжеватой бородкой — какой же старовер без бороды. Все в нем было какое-то заостренное — тонкий нос уточкой, неширокие плечики, быстрый взгляд серых глаз. Вся его персона полностью соответствовала ремеслу приказчика — в ней соединялись бойкость и услужливость, тщательно упрятанная до поры наглость и пристальное внимание ко всему, что может оказаться вдруг полезным. И только здоровенный тесак у него на поясе вносил в облик некую дисгармонию — где ж это видан приказчик с тесаком?

— Будешь служить этому господину не за страх, а за совесть! — строго сказал Яшка, указуя на меня перстом. — Он с товарищами своими меня от неминуемой смерти спас. А долг платежом красен. Понял, ангел мой?

— Понял, Яков Агафонович, — и Гаврюша поклонился.

— Поступаешь с сего дня к господину Суркову в услужение. Как надобности в тебе не станет, обратно в лавку вернешься.

Яшка, распоряжаясь, был внушителен и даже грозен — прямо фельдмаршал, а не купец из Московского форштадта.

— Яков Агафонович, а что это у тебя люди с оружием по улицам ходят? — спросил я. — Вроде враг у стен не стоит…

— Гаврюша у нас нынче гвардеец, — объяснил Яшка.

— Старовер — и вдруг гвардеец?

— Сами смеемся. Когда господин генерал-губернатор с военными частями пошел в Курляндию на случай, если польский бунт туда распространится, нам было велено для поддержания гарнизона собраться в волонтерские отряды, чтобы нести караульную службу. Сперва решили, что каждый, способный держать ружье, должен исполнить свой долг. А за мирное время народу в Риге прибавилось порядком, на всех на нас ружей не напасешься. Наконец магистрат посчитал и объявил — требуется ополчение в три тысячи душ. И зваться оно будет гвардией. От нас, купеческого сословия, потребовали наших приказчиков и конторщиков. Собрали их возле Большой гильдии, произнесли речи на чистейшем немецком языке и вручили каждому по тесаку. На другой же день стали всех назначать в караулы. Разумно будет и вашей милости нацепить тесак — тогда уж точно за своего все примут.

— Так ведь прямой угрозы уж нет, — сказал я. — Это в феврале и весной ляхи нас одолевали. А в мае мы их разгромили под Остроленкой, да так, что уж не опомнятся.

— Как знать, — уклончиво отвечил Яшка. — Угрозы, может, и нет, а в караул ходить велено.

— О прочем маскараде моем, Яша, тоже позаботиться надо, — напомнил я.

— А то в моих лавках для тебя кафтана не сыщется?! — Яшка даже возмутился. — А то у женки моей в сундуках рубах не стало?! Гаврюша! Одень господина Суркова мастеровым из зажиточных, да не наш лад, а на еретический. И сам так же оденься, ничего, Бог простит, коли для дела надо.

Это была верная мысль — где ж видано, чтобы старовер в гимнастическом цирке обретался?!

Весь остаток дня мы занимались моим маскарадом. Последним штрихом в портрете бравого мастерового были высокие смазные сапоги, за которые Яшка отказался взять хоть копейку.

— На доброе дело в этих сапогах идти, отрока из бесовской пасти вызволять, — объяснил он.

— А что, Яша, давно ли немецкий язык забросил и помыслы, как бы в театр на Королевской улице сходить? — осведомился я.

— Да в театре-то я побывал, — признался он. — Занятно, хоть и грешно. Знаете, сударь мой, Алексей Дмитриевич, есть в человеке две ипостаси, ровно бы, сказать, две души, хоть я и знаю, что душа одна… С первой рождается, и потом ее мамки-няньки, родители и прочая родня воспитывают. Вторую он сам себе создает, когда дома становится тесно и охота свет узнать. Вот он и помещает на место истинной души ту, вторую, самодельную, которой все подавай — все, что раньше было под запретом. Набегается человек, все перепробует и увидит — душа-то его совсем дурная, от беготни ошалела, от пестроты ослепла, а как-то жить надобно. И скажет он: а пошла-ка ты, голубушка, прочь со двора, ты мне такая не надобна. И вот тогда к нему первая душа возвращается, взращенная в строгости, и прощает его, и соглашается с ним жить…

— А вторая так-таки и уходит прочь, как гулящая девка, которой пятак дали и в тычки выставили?

Яшка усмехнулся.

— Кабы ушла — то мы бы в трактире не сидели и кофей я бы не наливал. Гулящие девки тоже умные попадаются. Иную вроде и оставишь, а она где-то поблизости, всегда к твоим услугам, при нужде будет у тебя на посылках, там, где хитрость требуется. И тебе польза, и ей благо.

Я вспомнил давнего Яшку и подивился тому, что он набрался мудрости. И то — девятнадцать лет миновало. А может, и научил кто.

Уговорились, что Гаврюша пойдет со мной и познакомится с моим Тимофеем. Я повел его на Гертрудинскую, а он по дороге показывал мне сперва Московское предместье, потом Петербуржское, рассказывая, кто где из известных в городе людей живет, чем промышляет. Дома Тимофей уже завел некоторое хозяйство, и я предложил Гаврюше угошение, но он отказался. Зато он увидел английский лексикон и книжку сэра Вальтера Скотта «Талисман». Я невеликий любитель истории, но о крестовых походах немного знаю, и потому выбрал для чтения именно этот занимательный роман. В шотландской же истории сам черт ногу сломит, и я, читая «Легенду о Монтрозе», изнывал и маялся, а «Ламмермурскую невесту» вовсе до конца не дочитал.

По-английски Гаврюша немного разумел — все же и английские суда в рижский порт приходят, нельзя не разуметь! А лексикона у него не было. Он жил со старыми и строгими родителями, которые ни за что не позволили бы держать дома светскую книжку. Еще благо, что его не согнали со двора за немецкий язык — святость святостью, а коли его не знать, в приказчиках держать не станут.

Вернулся Тимофей и стал докладывать.

Мой беглый племянник, оказалось, не мог и шагу ступить за ограду Малого Верманского парка. Он гулял по дорожкам, и его подозвал некий высокий господин, проходивший по Дерптской улице. Ваня побежал к нему, и они несколько поговорили, но о чем — Тимофей не расслышал. Но кое-что интересное увидел. Я слово «интерес» употребляю в его прямом английском значении «достойное любопытства», а не то, что иные — когда речь идет о девицах на выданье, которые хотят показаться кавалерам приятными и потому «интересничают».