Юджин О'Нил - Продавец льда грядёт

• Название: Продавец льда грядёт
• Автор: Юджин О'Нил
• Издательство: Балтийские сезоны
• Жанр: Драма
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-903368-32-7

В книгу вошло одно из программных произведений известного американского драматурга, лауреата Нобелевской премии Ю. О'Нила (1888–1953). Отчетливые реминисценции с пьесой М. Горького «На дне» не буквальны, автор в свойственной только ему манере развивает идеи и размышления русского классика. Апокалиптические мотивы у него связаны с историческим моментом (пьеса написана в 1939 г.) и поддержаны условно-метафорическим характером повествования. Предчувствие гибели современного Вавилона сосредоточено в многозначном образе Продавца льда, который ассоциируется и с закатом цивилизации, и с финалом жизни каждого из персонажей пьесы.

---

Джеймс Камерон («Джимми Завтра») возрастом и небольшим ростом похож на Хьюго. Как и Хьюго, он одет в чёрное и изношенное, и всё у него чистое. Но на этом сходство заканчивается. Лицо Джимми похоже на морду старой породистой незлой ищейки со складками кожи, свисающими по обе стороны рта, и большими карими, бесхистростными глазами, более налитыми кровью, чем у любой гончей. У него мышисто-серые редеющие волосы, маленький нос картошкой, резцы, торчащие из маленького заячьего рта. Но его лоб высок, его глаза умны, и в нём чувствуются остатки былой дееспособности. Говорит он как человек с образованием, с еле уловимым остатком шотландского ритма.

У него манеры джентльмена. Чем-то он напоминает чопорную викторианскую старую деву и в то же время никогда не повзрослевшего симпатичного ласкового мальчика. Он спит, упершись подбородком в грудь, руки сложены на коленях.

Сэсил Льюис («Капитан») такой же явный продукт Англии, как йоркширский пуддинг, и столь же явно бывший офицер. Ему под 60. У него белые волосы и военные усы, ярко-голубые глаза, и цвет лица как у индейки. Он худ и всё ещё прям и с хорошей выправкой. Он обнажён выше пояса. Его пиджак, рубашка, майка, воротничок и галстук скатаны в шар и лежат в качестве подушки на столе. Его голова лежит боком на этой подушке, лицом вперёд, а руки свисают к полу. На его левом плече виден большой рваный шрам от старой раны.

За правым передним столиком в середине сидит лицом к зрителю Харри Хоуп, хозяин заведения. По его правую руку сидит Пэт Макглойн, по левую Эд Мошер. Остальные два стула не заняты.

Макглойн и Мошер — оба большие, пузатые мужчины. На Макглойне лежит безошибочная печать его прежней профессии полицейского. Ему за 50, и у него русые волосы, круглая голова, большая нижняя челюсть, торчащие уши и маленькие круглые глаза. Его лицо, должно быть, когда-то было грубым и жадным, но время и виски расплавили его в добродушную, паразитскую бесхарактерность. Он одет в старую одежду и неопрятен. Он свешивается вбок, и его голова, дёргаясь, склоняется к плечу.

Эду Мошеру около шестидесяти. У него круглое кукольное лицо — лицо небритой и постоянно пьяной куклы. Он похож на увеличенную, постаревшую, лысую версию деревенского толстого мальчишки, ушлого, ленивого от природы, любящего розыгрыши, прирождённого жулика. Но он смешной и, по сути, безвредный даже в свои лучшие дни, будучи слишком ленив для того, чтобы его жульничество могло выйти за пределы мелкого мошенничества. Его былая цирковая карьера явно отражена в том, как он одет. Его потёртая одежда ярких цветов. Он носит фальшивые кольца и тяжёлую бронзовую цепочку для часов (сами часы отсутствуют). Как и Макглойн, он неопрятен. Его голова откинута назад, большой рот открыт.

Харри Хоупу 60 лет, он седоволосый и такой худой, что выражение «мешок костей» было выдумано прямо для него. У него лицо старой семейной лошади, подверженной приступам раздражения, в чьих больших косящих глазах всегда тлеет упрямство, готовой под любым предлогом шарахнуться в сторону, делая вид, что закусывает удила. Хоуп — один из тех людей, которые нравятся мгновенно, мягкосердечный недотёпа, беззлобный, ни перед кем не чувствующий превосходства, грешник среди грешников, прирождённый служить легкой добычей для любого вымогателя. Он пытается спрятать свою беззащитность за вспыльчивой, резкой манерой, но это ещё никого не обмануло.

Он глуховат, но не настолько, насколько он иногда прикидывается. Его зрение слабеет, но не настолько, насколько он на это жалуется. Он носит дешёвые очки, настолько погнутые, что временами один глаз смотрит поверх одной линзы, а другой выглядывает из-под другой. Когда он начинает раздражаться, его не подходящие по размеру вставные челюсти щёлкают, как кастаньеты. На нём старый пиджак от одного костюма и брюки от другого.

За столиком во втором ряду, между первыми двумя столиками, на стуле, повёрнутом направо, сидит Вилли Обан. Его голова лежит на его левой руке, вытянутой вдоль края стола. Ему около 40 лет, он среднего роста, худой. У него осунувшееся, испитое лицо с маленьким носом, заострённым подбородком и голубыми глазами с выцветшими ресницами и бровями. Его светлые волосы, которые давно пора постричь, липнут к черепу вдоль нечёткого пробора. Его веки непрерывно дрожат как будто любой свет слишком ярок для его глаз. Его одежда подошла бы пугалу. Она выглядит так, как будто изготовлена из низкосортной грязной промокашки. Его обувь ещё менее прилична и состоит из останков кожезаменителя. Один ботинок зашнурован верёвочкой, другой — проволочкой. Носков у него нет, и его голые ступни выглядывают сквозь дырки в подошвах, а большие пальцы торчат из дырявых носов ботинок. Он всё время бормочет и дёргается во сне.

Когда занавес поднимается, Рокки, вечерний бармен, выходит из бара через занавеску и стоит, оглядывая заднюю комнату. Он американец неаполитанского происхождения, ему под 30, он коренастый и мускулистый, у него плоское смуглое лицо и маленькие блестящие глаза. Рукава его рубашки без воротника закатаны поверх его толстых, мощных рук; на нём грязный передник.

Он груб, но по-своему сентиментален и беззлобен. Он окликает Ларри осторожным шипением и жестом указывает проверить, спит ли Хоуп. Ларри встаёт со стула, смотрит на Хоупа и кивает Рокки. Рокки уходит обратно в бар, но немедленно возвращается с бутылкой виски и стопкой. Он протискивается между столиками к Ларри.

Рокки (тихо, в сторону). Побыстрее. (Ларри наливает себе и залпом выпивает. Рокки берёт бутылку и ставит её на столик, за которым сидит Вилли Обан.) Не хочу, чтобы босс пронюхал, когда у него начался очередной приступ скупости. (Хихикает, с весёлым взглядом на Хоупа.) Ну не потеха ли, когда старик начинает пороть эту чушь о том, как надо начать новую жизнь? «Ни одной бесплатной выпивки, — он мне говорит, — и чтобы все эти бездельники заплатили за свои комнаты. С завтрашнего дня», — говорит. Можно подумать, он это всерьёз!

Он садится на стул слева от Ларри.

Ларри (улыбаясь). Я рад буду заплатить — завтра. И я знаю, что мои друзья по заключению пообещают то же самое. У них у всех трогательная доверчивость по отношению к «завтра». (В его глазах полупьяное издевательство.) Завтра для них будет большой день — праздник всех дураков, с духовым оркестром! Их корабли наконец-то причалят, доверху нагруженные аннулированными сожалениями, выполненными обещаниями и погашенными долгами.

Рокки (цинично). И тонной хмеля!

Ларри (наклоняясь к нему, тихо и с комичной серьёзностью). Не смейся над верой! Нет у тебя, что ли, уважения к религии, невоспитанный ты итальяшка? Ну и что, что их попутный ветер воняет дешёвым виски, их море — это пивная бочка, а их корабли давным-давно ограблены и пошли ко дну? Чёрт с ней, с правдой! Как показывает мировая история, правда ни к чему не имеет никакого отношения. Она невещественна и не имеет отношения к делу, как говорят юристы. Самообман — вот что даёт жизнь всем нам, всей зря зачатой толпе, и пьяным, и трезвым. Ну вот, хватит тебе философской мудрости в обмен за одинстакан сивухи, от которой гниют кишки.

Рокки (насмешливо улыбается). Старый дурак-философ, как тебя зовёт Хикки. Тебя небось на розовую мечту не возьмёшь?

Ларри (слегка натянуто). Нет, не возьмёшь. Мои мечты все умерли и погребены. Всё, что передо мной осталось, так это утешительный факт, что смерть это спокойный долгий сон, а я ужасно устал, и чем раньше она придёт, тем лучше.

Рокки. Так ты тут ошиваешься, надеясь, что околеешь? Готов поспорить, тебе долго придётся дожидаться. Да, кому-нибудь придётся взять в руки топор и помочь тебе!

Ларри (улыбаясь). Да, не повезло мне, что у меня железное здоровье, которое даже сивуха Харри не может подорвать.

Рокки. Старый мудрец-анархист знает ответы на все вопросы?

Ларри (хмурится). Забудь ты, что я анархист. Я с Движением давным-давно порвал. Я увидел, что люди не хотят, чтобы их спасли от самих себя. Это бы означало, что им придётся перестать быть жадными, а так много платить за свободу они никогда не согласятся. И я сказал миру: да благословит вас всех Господь, и пусть лучший из вас победит и умрёт от обжорства! И я уселся на трибуне философской отрешённости, чтобы уснуть, наблюдая как каннибалы танцуют свой танец смерти. (Он смеётся над собственной фантазией, наклоняется и трясёт Хьюго за плечо.) Ведь я ему правду говорю, не так ли, товарищ Хьюго?