Михаил Однобибл - Очередь

• Название: Очередь
• Автор: Михаил Однобибл
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 9785447423636

Тема «Очереди» – перегибы массовой индивидуализации после Великой Амнистии 30—50-х годов в СССР. Замечания и отзывы просьба направлять по адресу: [email protected].

---

Треск открываемого рядом, в первом этаже, окна привлек общее внимание. Двойная рама, утепленная и не открывавшаяся с осени, поддалась не сразу. Внутри здания под чьим-то нетерпеливым напором лопались и отдирались бумажные ленты. Створки окна широко распахнулись, из него далеко наружу выставилась взъерошенная курносая очередница. Она лежала грудью на подоконнике. Над ней возвышался и толкал ее в шею багровый от гнева кадровик. «Я русским языком повторяю: нет у меня для тебя штатной единицы, – говорил он, отдуваясь и сопровождая каждое слово тычком. – Что ты предлагаешь? Чтобы я против инструкции взял тебя на мужскую вакансию и поломал себе карьеру!» Кадровик не ждал ответа на свои восклицания, да его жертва и не могла возражать, так он тряс и мотал ее из стороны в сторону. Наконец, ворвавшийся в окно морозный воздух остудил мужчину, он сообразил, что сам себе мешает: выталкивает соискательницу вон и в то же время пригибает книзу. Он вдруг высоко поднял девушку, она едва успела опереться о подоконник босой ногой, и урча швырнул во двор. Несчастная всплеснула руками, подол широкой юбки надулся, открыв ножки в черных чулках. Очередница криво, как галка на пашню, упала на газон. Она прикрыла голову руками, точно опасалась, что из окна ей в спину полетят молнии, и не зря, потому что обидчик запустил в нее пухлым скоросшивателем, наверно, личным делом. Широко взявшись за разлетевшиеся створки окна, кадровик выставился наружу и крикнул всем и никому: «Зарубите себе на носу: в 1 отделе только мужская работа!» Он с треском захлопнул окно.

Отвергнутая соискательница сжалась и замерла на земле. Но когда гроза миновала, когда клацнули шпингалеты оконных запоров, шоркнули сомкнувшиеся за кадровиком тяжелые шторы, очередница ожила. Она осторожно подняла скоросшиватель. Он упал раскрывшимися страницами вниз, однако скованная морозом грязь не запачкала подшитые в дело документы. Девушка со счастливым вздохом прижала папку к груди. Неловко переступая босыми ногами, она вернулась под стену учреждения, хотела было постучать в окно рядом с негостеприимным, но удержалась от поспешных действий. Подумав, она вновь удалилась от стены, по лесенке спортивной площадки во дворе поднялась вровень с окнами первого этажа и стала ждать.

Очередь во время крутой скорой расправы не проронила ни звука. Лишь когда служащий вернулся вглубь кабинета и ничего не мог слышать, Кугут пробормотал с каким-то странным одобрением: «Горяч хохол: второй раз кандидатуру через окно отклоняет. Тасино счастье, что первый этаж». Кугут, другие очередники стали сходить с крылец и тротуаров. Увлекаемые любопытством, они обступили виновницу демонстративного категорического отказа. Она смотрела с лестницы поверх голов в окна отдела кадров. В ее напряженной, застывшей позе сквозила мольба к этим окнам, превосходящая жадный интерес толпы.

Когда очередь схлынула, на крыльце остался Хфедя. Сверщик тоже не покинул свой пост под дверью. Учетчик ободрился, вокруг стало свободно, и настойчиво зашептал Егошу: «Сам видишь, мало выстоять очередь! Даже здорового соискателя могут отвергнуть, если он, к примеру, другого пола. А кого устроит, давай говорить прямо, твой горб? Тебе неминуемо откажут в приеме на работу. И куда идти? Только за город. Наниматься на сезонную работу. Но там ты быстро почувствуешь, что тебе не по плечу соревнование с жилистыми здоровяками на общих работах. Твоя доля при дележе будет мизерной. Я учетчик и точно знаю: ни в одной бригаде сильного в пользу слабого не обделят, чтобы не отпугнуть хороших работников. Поэтому богатырю везде богато, а горбатому – горбато. Но одна возможность победить голод и холод у тебя будет. Ты на общие работы не ходи, а ищи бригаду Рыморя (запомни – бригадир Рыморь, его за городом знают). Я в его бригаде учетчик и обещаю взять тебя в подучетчики, чего бы мне это ни стоило, тем более что с азами учета ты как сверщик знаком. В крайнем случае, если бригада попадется прижимистая, я отдам тебе часть своей доли. Могу написать расписку, не сходя с этого места. Только пропусти меня внутрь задать вопрос. Никто и не заметит! Я вернусь до того как зеваки очереди удовлетворят свое любопытство и оставят в покое бедную неудачницу, ей и без них тошно».

Егош, казавшийся совершенно безучастным к доводам учетчика, вдруг резко повернул голову и посмотрел вдоль стены. Учетчик невольно повторил его движение. В окне по соседству с тем, откуда вытолкали очередницу Тасю, приотворилась высокая узкая фрамуга. Показалась изящная женская лапка. Тонкий золотой перстенек сверкнул камешком в луче луны, разгорающейся в густеющем мраке. Невидимая снаружи кадровичка слегка поманила пальцами – и мигом сторожившая каждое ее движение Тася (она уже сбежала с лесенки и дрожала в нетерпении под окном) подпрыгнула и вложила в раскрытую ладонь кадровички свое личное дело. Рука с документом спряталась, но фрамуга не затворилась, как бы оставляя небольшой шанс произойти чему-нибудь еще. И тотчас соискательница обернулась к соочередникам и стала делать торопливые призывные жесты руками снизу вверх, как если бы нагоняла ветер от земли. Ее моментально поняли, крепкие рослые мужчины подбежали под окно. По сцепленным рукам, по спинам она вскарабкалась наверх, встала на подоконник и, грациозно откинув руку и извиваясь, стала боком протискиваться в узкую высокую фрамугу.

В тот миг, когда фигурка девушки наполовину скрылась в здании и стало ясно, что через несколько минут после того, как ее с треском выгнали в одно окно, она сумела вернуться в другое, Егош отвел от нее взгляд и обратился, наконец, к учетчику: «Ты понимаешь, что она вернулась в тот же отдел кадров, где только что получила категорический и бесповоротный отказ? То, что она прошла через другого инспектора в соседний кабинет, не меняет сути». Учетчик молчал. «Не в первый раз, – продолжал сверщик, – не злой, но вспыльчивый кадровик выгоняет соискательницу Тасю из отдела, а его более тактичная и сдержанная коллега впускает ее обратно. Сколько бы начальник отдела кадров ни клялся, что у него одни мужские вакансии, окончательное решение вопроса о трудоустройстве Таси сложится из непрерывно и причудливо меняющейся расстановки сил на тот последний момент, когда дальше тянуть с принятием решения станет невозможно. А служащие, чтоб ты знал, обожают волокитить дела, томить нас неопределенностью, держать в страхе и трепете. Словом, заранее судьбу соискателя не знает никто, ни ветераны и авторитеты очереди, ни начальник райотдела права, хотя он больше, чем кто бы то ни было в городе, влияет на решение кадровых вопросов. А ты заделался гадалкой и на основании всего лишь вот этого, – Егош большим пальцем небрежно показал себе за спину, – готов предсказать, примут меня в город на работу или нет. Да я знаю не один случай, когда очередники с более серьезными увечьями попадали в штат постоянных городских служащих. И, с другой стороны, породистые здоровяки, кровь с молоком, на них пахать можно было, равно как утонченные высоколобые умники, не только вылетали за дверь отдела кадров, но шли под суд и на этап. Недаром в соискательских кругах родилась шутка: нет шрама – нет и шарма. Шутка, потому что и это не правило, иначе в очереди давно бы стояли одни калеки. Всерьез результат трудоустройства непредсказуем. Наше дело не умничать, а выстоять очередь и шагнуть за порог кабинета. Сначала терпение, натиск – потом. На приеме в отделе кадров я буду бороться и изворачиваться до последнего, как любой другой, как этот малыш Хфедя, который за время очередестояния утратит свою наивность. И, если ты указал на мой горб, чтобы убить во мне надежду, твой выстрел далеко мимо цели, а твои посулы устроить меня на работу за городом жалки, потому что в поражении, случись такое несчастье, никто и ничто меня не утешит. Впрочем, зачем я мечу перед тобой бисер? Ты циничен, подозрителен и заведомо уверен в нашей продажности. Но это противоречит фактам. Например, только что во всеуслышание было объявлено, что в 1 отделе одни мужские вакансии, однако никто из крепких мужчин не попытался оттереть Тасю и вместо нее без очереди протиснуться в заветное окно для трудоустройства. Как это объяснить? Может, мы не так эгоистичны и продажны, как ты думаешь?»

Учетчик хмуро молчал. Он предлагал простой и щедрый обмен, а ему навязывали темный ненужный спор. «Сам видишь, – продолжал Егош, – у тебя нет ответа ни на один из вопросов, которые ставит перед тобой очередь. Зато есть предложение, которое я не рискну повторить в присутствии невинного малыша. – Голос сверщика звенел, как натягивающаяся струна. – Сперва я ушам своим не поверил. А когда до меня дошло, о чем ты, мне стало горько. Неужели я, столько времени верой и правдой дежуривший у подъезда, куда мимо меня и мышь не проскочит, дал повод предлагать мне такую гнусность? Но теперь-то я понял, что все дело в тебе, в твоем безграничном цинизме. Ты, деревенщина, знаешь, что тебя ждет, если я кликну очередь и скажу, чего ты просишь?»