Януш Вишневский - Прости…

• Название: Прости…
• Автор: Януш Вишневский
• Жанр: Современная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-095336-3

Януш Вишневский вновь рассказывает нам пронзительную историю любви и драматическую историю жизни – на этот раз от лица мужчины. Внезапно открывшаяся измена жены толкает мужа на отчаянный и страшный шаг. Слепая жажда мести, роковые выстрелы – и жизнь Винсента уже никогда не будет прежней. Как простить предательство, пережить утрату и возможно ли искупить тяжкий грех одним лишь раскаянием? Но даже из такой темной безысходности Вишневский вновь выводит нас к свету – он глубоко убежден, что Любовь сильнее смерти.

Сюжет книги основан на реальных событиях – в 1991 году в Кракове был застрелен Анджей Зауха, популярный джазовый певец и музыкант. Спутница музыканта Зузанна Лесьняк скончалась в машине «скорой помощи» по дороге в госпиталь. Обоих застрелил муж Зузанны. Януш Вишневский пересказывает эту трагическую историю в своей непревзойденной манере – исследуя души, глубоко погружаясь в человеческие чувства.

---

Оказался он там и в воскресенье около полудня, 13 декабря 1981 года. В начале декабря он прилетел в Варшаву. Объездил на поезде всю Польшу – Катовице, Краков, Познань, Торунь, Ольштын, Гданьск. И каждый вечер, если только удавалось купить билет, шел в театр. В воскресенье, 13 декабря, собирался на премьеру в Музыкальный театр в Гдыне. В субботу поздним вечером добрался до вокзала в Гданьске и оттуда – поездом до Гдыни. Свободных мест в гостиницах не оказалось, и тогда добрые люди послали его – наверняка с мешком денег богатенького иностранца с Запада – в дорогущий интуристовский «Гранд-отель» в Сопоте. Потому что, как они говорили, если есть места, то только там. До Сопота он добрался на такси за час до полуночи. Официально в отеле «все места были заняты, но, может быть, постараемся что-нибудь для вас сделать» – услышал он от молодого сотрудника ресепшен. Подал паспорт с торчащей из него банкнотой. Сотрудник взял паспорт, удалился на мгновение в боковой коридорчик и тут же появился с ключом от номера на пятом этаже. Он бросил рюкзак на кровать и быстро спустился в ресторан. В заполненном густым табачным туманом барном зале перед входом в ресторан царило оживление, чтобы не сказать сутолока. Стоящие группками или сидящие мужчины в расстегнутых пиджаках или в белых сорочках с засученными рукавами громко переговаривались, бурно жестикулировали. Он протиснулся к барной стойке и онемел. Он увидел Мазовецкого[4], который курил и разговаривал с каким-то усатым высоким плечистым мужчиной. Точно Мазовецкий, никаких сомнений! Только он в Польше выглядел так, будто носил в себе все страдания и боль всех поляков. В глубине бара, у входа в ресторан, в окружении группы мужчин с рюмками водки стоял улыбающийся Куронь[5]. Он узнал Куроня и Мазовецкого, их лица и голоса были известны ему по телепередачам. Они были для него героями той самой легенды, которая позвала его в Польшу. Представляете: спускается в бар, чтобы выпить чаю, и встречает их обоих! Он встал поближе к Куроню, изо всех сил стараясь понять, что тот говорит. Он помнит, что официант принес на пластмассовом подносе водку в больших хрустальных рюмках, что и ему тоже подал и что в этот самый момент в баре зажегся большой свет, послышался топот толпы и крик мужчины. Из крика можно было вычленить лишь: «военное положение», «генерал Ярузельский[6]», «интернирование», «просим не оказывать сопротивления». Всё произошло так неожиданно, что он ничего не понял. Воцарилась гробовая тишина, и сразу же рядом с Куронем появились четыре милиционера. Один из них стал махать ему перед носом каким-то белым листком и что-то нервно кричать. Куронь спокойно взял листок, прочел его, потом подошел к Мазовецкому и что-то шепнул на ухо. Мазовецкий тут же взял лежавший на высоком барном табурете пиджак, и они с Куронем, сопровождаемые эскортом милиционеров с дубинками, проследовали к выходу, ведущему к гостиничному холлу. Он никогда не забудет этой картины. Мазовецкий с высоко поднятой головой и этим своим взглядом, полным боли и сострадания, а рядом, плечом к плечу – Куронь, хоть и молчащий, но с таким блеском в глазах, будто хотел сказать: «Врешь, не возьмешь!»

Так же близко, на расстоянии вытянутой руки, он окажется с Куронем еще только раз в жизни, в мае восемьдесят девятого. Кафе называлось «Сюрприз» и находилось на площади Конституции в Варшаве, в доме номер шесть, на углу улицы Пенькной, в аркадах. Именно там, в центре города, расположился избирательный штаб варшавского комитета «Солидарности» перед первыми, частично свободными выборами в так называемый контрактный сейм пока еще Польской Народной Республики. До того как коммунисты отдали «Солидарности» это заведение, сюда приходили фарцовщики, билетные спекулянты, таксисты и проститутки из столичного района Центр. Часто туда наведывалась милиция, когда надо было вмешаться в кулачную разборку посетителей. Может, власти Варшавы специально выбрали заведение с такой пьянчужно-проститутско-бандитской славой, чтобы выделить его «Солидарности»?

Он чувствовал, что в жизни ПНР грядет что-то необычное, какой-то великий момент. Те выборы, о которых договорились за круглым столом и которые были свободными лишь на тридцать пять процентов, сулили большие изменения. Даже то, что ПОРП и ее приспешники получили гарантированных «всего лишь» шестьдесят пять процентов мест в сейме, уже было своеобразной победой оппозиции, сломавшей старый шаблон, согласно которому коммунисты имели всё, все сто процентов. Но самое интересное состояло в том, что борьба за оставшуюся часть мест в сейме и сто мест в сенате была открытой и демократичной. Если не считать телевидение, радио и те газеты, которые оставались в руках «красных», то можно было свободно говорить и писать – да хоть бы в листовках – всё что хочется. Он тогда испытал душевный подъем, а Пати даже еще больший. В этой битве за свободные места в парламенте Краков представлялся им слишком флегматичным, слишком каким-то правильным, слишком консервативным, без полета мысли. Так что в свободные от работы субботы и воскресенья они ездили в Варшаву, где с друзьями и знакомыми раздавали листовки перед костелами, участвовали в собраниях, организованных гражданскими комитетами, или просто слонялись по студенческим клубам, слушали, что народ говорит, и дышали пьянящим воздухом свободы.

Были они в Варшаве и в субботу, 27 мая. Кто-то сказал им, что в «Сюрпризе» на углу улицы Пенькной и площади Конституции будут сплошные сюрпризы, потому что туда приходит не только вся Варшава, но и весь мир. Однажды туда пришел Збигнев Бжезинский, был там и его любимый Ив Монтан. Да и вообще «Сюрприз» задавал избирательной кампании «правильный тон».

Когда они пришли в кафе, внутри уже всё кипело. На фоне избирательных плакатов перед микрофонами сидел… Стиви Уандер! Вот уж сюрприз так сюрприз. Они знали, что певец в Варшаве и что будет его концерт на Стадионе Десятилетия, но о встрече с ним здесь они даже мечтать не могли. Пати схватила его за руку и стала судорожно пожимать. В черных солнцезащитных очках, со значком «Солидарности» на лацкане пиджака, он сначала заявил о своей поддержке свободы, Валенсы[7] и «Солидарности», а потом запел. Рядом с ним в белой рубашке с коротким рукавом сидел улыбающийся Яцек Куронь и пел вместе со всем залом. И это был второй раз, когда он оказался близко с Куронем. Тут же вернулись воспоминания о морозной декабрьской ночи в сопотском «Гранд-отеле»…

После того как увели Куроня и Мазовецкого, в зал вбежали милиционеры. Тех, кто сопротивлялся, били дубинками, заламывали им руки, надевали наручники и выводили из зала. К нему подошел рослый мужчина (глубокий шрам на щеке, запах водочного перегара и чеснока) в коричневой куртке с меховым воротником и потребовал предъявить документы. Вел себя агрессивно: кричал, грозил арестом за отсутствие документов. Ни один из гостиничных лифтов не работал, пришлось по лестнице идти наверх, в номер. На каждом этаже при входе в коридор стояли милиционеры в касках и с дубинками. В номере незваный гость сначала долго изучал его французский паспорт, а потом еще дольше писал в своем черном блокноте. Вышел, можно сказать, тихо (если не считать грохота закрытой за собой двери), не проронив ни слова.

После получаса сидения в номере и безрезультатных попыток дозвониться до ресепшен пришлось спуститься вниз, по лестнице, лифты всё еще не работали. Барный зал был пуст. В холле около ресепшен крутилось несколько милиционеров. Взволнованный администратор объяснил ему, что в Польше в полночь было введено «военное положение» и что телефоны в гостинице, как и во всей Польше, не работают. Сказал ему также, что «красные собаки только что забрали в их гостинице всех самых главных из «Солидарности», вместе с Куронем, Мазовецким и Рулевским[8]». Кроме того, оказалось, что до шести часов утра никто не имеет права покидать гостиницу под страхом ареста. До сих пор не может забыть то парализующее, до той поры неизвестное ему чувство бессильного бешенства. Из окна гостиницы он видел парк и ближайшую улицу. Везде стояли милицейские фургоны с синими мигалками, а на газоне между деревьев, в саду перед гостиницей стояла БМП. Утром он включил телевизор и увидел на экране Ярузельского в генеральском мундире, делающего какие-то ужасные заявления и не скупящегося на угрозы. Те же самые угрозы доносились до него из специально поставленного на ресепшен радио, когда он покидал отель.

Ведомый каким-то иррациональным убеждением, что только там он поймет, что всё-таки произошло минувшей ночью в Польше, он взял в Сопоте такси и поехал в ту самую столовую недалеко от судоверфи. Он не знал точного адреса, но таксист по его рассказу о рабочих судоверфи в касках четко определил, какую столовку тот имел в виду. Несмотря на воскресенье и «военное положение», значение которого он пока не до конца понимал, столовая была открыта. Когда он вошел туда, кто-то быстро закрыл за ним дверь на ключ. За уставленными один к одному буквой «П» столиками сидели милиционеры. Там и сям на подносах среди грязных тарелок лежали белые милицейские жезлы и шлемы. Молодой офицер с несколькими звездочками на шапке, ничего не говоря, забрал его паспорт и приступил к допросу. Вел себя нагло, грубо и все время говорил на повышенных тонах. Он помнит, что специально отвечал только по-французски и постоянно, как шарманка, повторял одну лишь фразу: «Я вас не понимаю, я не обязан отвечать на ваши вопросы, прошу соединить меня с французским посольством в Варшаве». После получаса таких разговоров он узнал, что «в собственных интересах» должен как можно скорее покинуть ПНР, лучше всего в течение ближайших двадцати четырех часов. Ему вручили командировочное удостоверение, дающее право проезда поездом до Варшавы, и приказали немедленно покинуть столовую.