Рейнеке Патрик - Из жизни единорогов

• Название: Из жизни единорогов
• Автор: Рейнеке Патрик
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Закончил я тут одну очередную безделицу. Собирался писать для «Дня антикварных штучек» в Заповеднике, но не успел. А потом, провалявшись с какой-то затяжной простудой, решил уже и вовсе себя ни в чем не сдерживать, в результате чего очередная питерская байка про книжных подростков переросла из сказочной повести в натуральный дамский роман (или в сценарий для аниме-сериала). Так что, если вы не желаете тратить время на чтение дамских романов, то и не начинайте. Будет длинно, занудно, с единственным выходом на крышу и всего одной эротической сценой.

Для того, чтобы заранее отсечь все возможные недоумения, предупрежу, что дело происходит в первые годы нынешнего тысячелетия в альтернативной реальности. Последнее обстоятельство мне настоятельно рекомендовали отметить, ибо в тексте упоминаются реальные научные и образовательные учреждения, к которым имеет отношение так или иначе по меньшей мере половина моих френдов. Поэтому, народ, не парьтесь! Это не про ваше место работы или учебы. Это всего лишь фантазия. Что же касается поиска возможных прототипов для самих героев, то их столько, что нет смысла подозревать кого-то в отдельности. Кто-то, наверняка, не поверит, что описанные мною люди и отношения возможны в реальности. Им я со всей ответственностью возражу: вы даже не представляете, до какой степени они распространены! Так что, кто смелый и кому совсем уж нечем заняться, читайте мою историю о питерских монстрах, вылупившихся из постсоветского хаоса и позднесоветской разрухи.

---

На этой грустной ноте принятием конструктивных решений я намереваюсь заняться завтра, а сегодняшний вечер посвятить оплакиванию прошлого и самодеструкции, главным пунктом которой будет напиться вдрызг. Сделав несколько звонков, я узнаю, где мне могут налить и куда смогут вписать, и из всех вариантов выбираю самый многолюдный. Там есть все, что нужно страдающей душе: песни под гитару, пиво, сигареты, бесконечные разговоры, портвейн, опять сигареты, анаша (или это мне только показалось?), заумные телеги, безумные предприятия, выход на крышу, песни хором в незнакомом дворе, водка, водка с пивом, объятья и поцелуи в незнакомом подъезде, снова водка, спирт с колой, чей-то флэт, в нем — какая-то неубранная постель, а в постели — я и Маленькая Лиза, которая по утру заявляет мне, что накануне она приняла решение стать «абсолютно нормальной», а я был последним из ее знакомых в этой «ненормальной жизни», с кем она хотела переспать, и вот, ура, ей это, наконец, удалось — чао, бамбино!..

Соответственно, этой ночью мне не снится никаких эротических сцен, потому что я принимаю в них деятельное участие наяву.

* * *

В библиотеку я прихожу в несколько сумеречном состоянии (к счастью, в этот день мне не надо идти к открытию). Деструкция удалась по всем фронтам — давно не чувствовал себя таким наивным придурком и моральным уродом одновременно. Добавьте к этому еще и чисто физическую слабость. Не сказать, чтобы мне совсем уж херово от выпитого, скорее от общего переутомления и недосыпа. Кажется, был в каком-то из этих незнакомых ночных дворов угол, в который я счастливо изверг из себя все потребленное вечером. Сильно же меня хотела Маленькая Лиза, раз даже после этого она не побрезговала уволочь меня в теплую кроватку, где сумела обставить дело так, что всю ночь — вплоть до утреннего разговора — я чувствовал себя каким-то космическим героем.

День проходит в сомнамбулическом тумане, я литрами пью кофе, меня откровенно шатает, я роняю подаваемые мне требования, забываю задвигать до конца каталожные ящики, о которые потом сам же стукаюсь руками и один раз — головой, не рискую взбираться на стремянку.

Ближе к восьми вечера раздается звонок. С читательского входа сообщают, что ко мне пришел человек без паспорта и читательского билета, который хочет меня срочно видеть, но не знает обо мне ничего, кроме имени и фамилии. Так прямо и сказали: «человек». Не мужчина, не женщина, не девушка, а человек. Причем сказали с некоторым сомнением.

Я спускаюсь вниз и уже от двери, ведущей от лестницы в ЦСБ, замечаю канареечный ирокез и крепко сбитую низкорослую фигуру бутча. Бывший дружок Маленькой Лизы пришел вытрясти из меня душу: не иначе как она сама же ему все и рассказала. Я видел их вместе всего несколько раз и знаю об их отношениях только то, что Лёлик страшно ревнив. Еще я знаю, что ему запретили появляться в «Лабрисе» после того, как он устроил там драку. Этих сведений мне вполне хватает для того, чтобы не желать с ним более тесного знакомства. А уж познакомить свою печень с ребристой подошвой его говнодавов мне тем более не улыбается. Поэтому я решаю расставить все точки над «ё» в помещении библиотеки — там, где он чувствует себя не в своей тарелке, — и желательно, поближе к милиционеру.

— Пропустите, пожалуйста, под мою ответственность, — говорю я даме, выдающей контрольные листки.

Лёлика просят назвать фамилию, имя, отчество, адрес проживания. Так я узнаю, что Лёлик оказывается по паспорту Еленой. Он явно от всего этого нервничает, сопит, мрачно поглядывая на меня, но решимости до меня добраться, у него эта процедура не отнимает. Я этому втайне радуюсь. Раз уж он не стал отлавливать меня у дома или по выходе с работы, значит, решение «поговорить» со мной было спонтанным, и скорее всего одним только внушением и обойдется. Я стою на расстоянии полутора метров от него и, как только его пропускают внутрь, стремительно иду за распашные двери. Там у окна, рядом с дверью в мужской туалет, я разворачиваюсь. Милиционер нас не видит, но если что-то случится, его тут же позовут, да и к выходу придется бежать мимо него. Лёлик все это быстро смекает и, похоже, готов ограничиться одними угрозами.

И вот он нависает надо мной, выпятив губу и сжав кулаки:

— Еще раз я тебя с моей бабой увижу — все кости тебе, сука, переломаю! Так и знай! — грозно шипит он мне в лицо.

Этим бы, наверное, все и ограничилось, но тут дверь мужского туалета открывается, и оттуда выходит читатель Штерн. Неожиданным образом это обстоятельство вселяет в меня дух какого-то безрассудного геройства.

— Больше не увидишь, — гордо заявляю я Лёлику. — Она перешла на все натуральное. Я был ее последней лакомой закуской.

— Ах, ты сука, блядь! — хрипит оскорбленный Лёлик, одновременно сшибая свой кулак с моим носом.

Я стукаюсь головой о стенку и начинаю медленно сползать по ней вниз. Контрольный листок какое-то время порхает, подобно осеннему листу, и, скользя, ложится на каменный пол. Я сижу на корточках, зажимая рукой ноздрю, и жду, когда окончательно исчезнут зеленые точки перед глазами. А также пройдут мимо две седовласые леди, которые только что вышли из дамского туалета и теперь, встревоженные стремительным бегством Лёлика, с опаской озирают поле сражения.

— У вас кровь носом идет, — замечает в своей меланхоличной манере застывший у туалета Штерн.

— Спасибо, я в курсе. Отнесите листок на контроль. Только ничего про меня не говорите.

Он подбирает с пола листок, потом подходит ко мне и протягивает мне аккуратно сложенный клетчатый носовой платок. Потом так же не спеша выходит в холл. Не знаю, что уж он там объясняет милиционеру, но возвращается он один с таким же непроницаемым спокойствием на лице, как и обычно. По его настоянию и отчасти с его помощью я сажусь, или почти ложусь на низкий подоконник, запрокинув голову. На какое-то время он исчезает за дверью туалета и возвращается, держа в руке холодную мокрую тряпку, в которой я к своему удивлению узнаю его нашейный платок, который он только что снял. Тряпка возлагается мне на переносицу, и я чувствую, как холодная вода стекает мне по шее за шиворот. Штерн садится на подоконник у меня в ногах:

— Подожду, пока вы в себя придете, — говорит он в своем обычном неспешном темпе. — Что-то вы, пан Сенч, все больше и больше впечатляете меня своей брутальностью.

Кажется, он говорит потом что-то еще, но я уже не разбираю. Звон в ушах усиливается, руки и ноги становятся будто бы не моими, подташнивает, кажется, меня прошибает холодный пот, и я чувствую, как начинаю сползать куда-то в бок…

* * *

Прихожу я в себя, лежа на кушетке в незнакомом помещении. Под нос тычут какой-то дрянью с резким запахом. В той ноздре, откуда текла кровь, начинается чуть ли не жжение.

— Ах, так у нее же кровь из носа идет. Что же вы сразу не сказали! — вскрикивает тетенька в белом халате. — Ну, зато хоть в себя пришла, милая.

— Ну, я пойду тогда, — это мнется мальчик-милиционер с контроля.

— Лежи-лежи, не вставай, — говорит мне тетенька. — А я тут все болтаю себе по телефону, болтаю… У подруги внук недавно родился, ну, так она мне все рассказывает про него и рассказывает, никак успокоиться не может… Ну, мы с тобой женщины, поймешь меня, надеюсь…

Не сразу понимаю, что это она обращается ко мне. Потом из дальнейшего ее воркования я делаю вывод, что говорится это скорее для милиционера и для стоящего у окна спиной к нам Штерна. Видимо, в медпункт пытались дозвониться с читательского входа. Не дозвонились, и меня волокли сюда через все здание.

— Хорошо хоть молодой человек оказался рядом внимательный. Помог вовремя. Донес, можно сказать, на руках.

Да, сударыня, слышали ли бы вас мои коллеги… Я мысленно прикидываю траекторию нашего движения от контроля до медпункта в административном здании и пытаюсь сообразить, сколько же человек могло видеть мое безжизненное тело на плече у читателя Штерна. Трогательное, надо думать, было зрелище. Иначе с чего бы милиционер кинулся провожать его сюда, вместо того, чтобы просто вызвать медсестру, связавшись с милицейским постом у административного входа. Хотя мало ли, может, туда тоже не дозвонились, а может, только что упустив Лёлика, мальчик сам не захотел лишний раз палиться. Да и со Штерном спорить, как известно, бесполезно. Если уж он каждый день умудряется проникать в библиотеку в пальто, то уж человека до медпункта дотащить, если очень охота…

Когда милиционер, наконец, удаляется, а медсестра снова садится на телефон, герой-спаситель подходит ко мне и скептически меня оглядывает. Потом наклоняется, проводит двумя пальцами у меня за воротом, чуть касаясь шеи, как будто и впрямь настоящий доктор, проверяющий пульс. Но оказывается, он просто подцепляет шнурок выбившегося у меня из-под рубахи треугольника. В этот момент я замечаю на воротнике его собственной белоснежной рубашки грязное красноватое пятнышко и вижу, что на шее у него блестит тонкая серебряная цепочка. Тоже на груди что-то носит, неужто крест?