Марта Шрейн - Золотой медальон

• Название: Золотой медальон
• Автор: Марта Шрейн
• Издательство: Торнадо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 966-635-713-5

Необычайный сюжет романа захватывает читателя, как своей художественной оригинальностью, так и неординарностью сюжета…..

---

Делаю вид, что соглашаюсь, и предлагаю:

— Давайте хоть посмотрим, мальчик это или девочка?

Пелагею Степановну взяло любопытство, она подошла к тебе и говорит:

— Одежда, конечно, богатая, — и неумело развернула пеленки.

— Мальчик, — сказала она. И тут ты мне помог. То ли тебе щекотно стало, но ты вдруг заливисто засмеялся и сердце грубой женщины смягчилось.

— Возьмете его себе, или мне его усыновить? — спросила я и продолжила:

— Если есть бездетные женщины, которые могут заменить ребенку мать, зачем же ему в приюте без любви расти. Молоко здесь, в столовой, всегда есть. Он будет вас больше меня любить, потому что Вы героиня. А я могу его растить здесь, вам на радость Нам же в санатории и заведующая хозяйством нужна. Одна учительница, Кузнецова Глафира, просила меня поговорить с вами о работе. Она будет нашего ребенка учить (я имела ввиду Глашу). Неужели мы, три женщины, еще не старые, не поднимем на ноги этого советского ребенка? С Вашей помощью, когда вырастет, сможет красным командиром стать.

Я нажимала на все ее советские струны и Пелагея Степановна согласилась. Особенно, ей понравилось, что она в твоих глазах будет героиней. И тут я поразилась, когда она предложила назвать тебя Григорием, якобы в честь ее героя гражданской войны Григория Котовского. Ведь это имя твоего деда. Тогда я преложила свою фамилию, Томилин.

Через месяца два, когда Глаша уже жила с нами во флигеле, мы по очереди нянчили тебя, а Пелагее Степановне приносили чистенького, сытого, чтобы она могла полюбоваться. И она дала мне справку на твое усыновление.

Так здесь, в поместье, под небом, где лежал мой князь, рос его внук, ты — маленький Григорий Томилин.

Когда началась война с Германией, у нас в поместье стоял штаб румынской армии. А Пелагея Степановна где–то пряталась. Я продолжала работать здесь и ухаживать за могилой своего мужа, только временно сняла с обелиска красную звезду. Население встречало вражескую армию с хлебом и солью. Все радовались избавлению от большевиков. А когда стали красные наступать, люди — беженцы, отступали вместе с неприятелем.

Два дня было очень тихо. Румынский штаб срочно эвакуировался. Я водрузила красную звезду на могиле моего Гришеньки, и вовремя. Вместе с красным штабом вернулась и Пелагея Степановна. Не знаю, за какие заслуги ей дали орден, только и меня в 1946 году представили к медали за то, что не побоялась во время вражеской оккупации ухаживать за могилой красноармейца.

Глаша работала здесь, пока тебе исполнилось шесть лет, до 1946 года. Потом перевелась на другую работу, экспедитором, чтобы оставалось время на поиски следов твоих родителей. Мы так решили. Но у меня уже не оставалось никаких ценностей, чтобы давать взятки руководству. А без денег и без связей, что можно сделать? Глаша, якобы искала своего сына «Кузнецова Алексея». Навестила в Москве родителей твоей матери, которых тоже допрашивали в 40 году, когда Алешеньку с женой арестовали. Они–то и сообщили Глаше горестную весть, что отца твоего расстреляли, как изменника Родины по 58 статье. А Элен, твоя мать, отсидела в лагере свои пять лет, как член его семьи. В 1944 году она приехала в Москву к родителям и через них узнала наш адрес. Но вскоре ее снова арестовали. Просто так, план по аресту неугодных нужно было выполнять. А сейчас Сталин умер, будет амнистия. Что–то должно измениться к лучшему. Если твоя мать выйдет живая из лагеря, даст знать.

Когда матушка закончила свою горькую повесть, на мгновенье я почувствовал себя взрослым и, отбросив все патриотические чувства, которыми меня пичкали в школе, решил, когда вырасту, буду жить сам по себе, верить советской власти ни когда не буду и просто уточнил московский адрес матери. На что матушка ответила:

— Деда твоего по матери в живых уже нет, а бабка серьезно больна и вряд ли дождется возвращения дочери. Да и после освобождения из лагеря, Элен как и других, прошедших через лагеря оставят на поселении в Азии. Гришенька, здесь твоя Родина. По этой земле ходили твои предки. Она, эта земля, если будет трудно, спасет тебя. Да и Пелагея Степановна привязана к тебе, всегда с работой поможет. И от нас с дедом, от наших могил не отрывайся. Возвращайся сюда при первой возможности.

Школа от санатория стояла в трех километрах. И по дороге я все размышлял об услышанном от матушки, верил ей, жалел, все больше любил ее и берег как мог. А домой со школы возвращался не как в санаторий, а в собственное поместье, изучая каждый его уголок.

Однажды матушка снова заговорила о скорой своей кончине. Я обиделся на ее слова о смерти и приказал:

— Не смей умирать!

Через два месяца мы получили весточку от моей матери. Ее выпустили из лагеря и теперь, как она нас уверяла, уже навсегда. Сообщала, что больна, и приехать за Гошей, то есть за мной, не сможет еще и потому, что разрешение ей не дают, она состоит на учете в комендатуре. Дочитав письмо до конца матушка посочувствовала ей: «Бедная Элен». и на следующий день показала мне альбом для фотографий, переплетенный телячьей кожей с красивыми застежками и посоветовала спрятать его где–нибудь в парке до поры до времени и не только его, а ещё старинные вазы, тарелки, пострадавшие от сражений «Они принадлежали твоим предкам. А вот это детская кроватка из орехового дерева. На ней спал еще твой прадед, а потом и дед. И отец твой некоторое время, и ты…. Да и много всего найти можно здесь. Все целое, как свалили все, так и лежит. А не дай Бог, сгорит все.» — забеспокоилась матушка. «Как в воду смотрела» Но об этом впереди. Я предложил:

— А если в железную бочку и в саду закопать. Да рогожей завернуть все, а кроватку разобрать и туда же. А может она уже и не нужна будет? У меня не будет детей. Я не хочу, чтобы они пострадали, как наша семья.

— Это хорошая идея с бочкой, — согласилась матушка, пропустив мои слова по поводу детей. И снова сказала, — Особенно альбом сохрани. Там в обложках упакованы какие–то ценные бумаги. Они золотом обеспечиваются в Европе. Так мне муж объяснял. Может, когда–нибудь попадешь в Европу тогда бумаги эти тебе пригодятся. И еще…. Принеси–ка альбом.

— Тяжелый — сказал я взвешивая его на руке.

— Да, переплет из телячьей кожи, видишь, золотом тесненный, вензеля…. Жаль, ты еще не понимаешь.

Она расстегнула пряжку и, показав на толстые обложки, объяснила:

— Сейчас разглядывать эти бумаги нет смысла. Они хорошо упакованы. Хорошо бы вода и воздух не попали на них. Откроешь в свое время, когда сможешь выехать за границу. Всякие перемены случаются. И незачем тебе сейчас фотографии рассматривать. Вот эти, в конвертах, пожалуйста.

На что я возразил:

— Хочу все посмотреть. А ты объяснишь мне, кто есть кто.

Разглядывая фотографии, слушал комментарии матушки, как завороженный. Меня поражала одежда, достойная одежда предков. И с сожалением закрыл альбом, когда матушка достала конверт с другими.

— На этих твой отец, — пояснила она. — А вот и свадебная — отец с матерью. Это ты новорожденный. Вот твои московские дед с бабкой. А вот здесь няня Глаша с нами. Конечно и качество фотографий другое. У хороших фотографов тоже аппаратуру конфисковали для нужд революции. Да, ты прав. Нужно все это схоронить до поры, до времени. Выкопать ров вдоль решетки и еще сверх бугра рогожу и снова утоптать, чтобы вода не проникала. Жаль, никаких других ценностей передать не могу, кроме этой. С этими словами матушка сняла с шеи золотой медальон и раскрыла его. Из середины шло ослепительное сияние. Я засмеялся и сказал:

— Как в сказке про кольцо, которое Иванушка тряпицей завязывал, чтобы никто не обнаружил его свет. — Она закрыла медальон и подала мне. Я покрутил его в руке. Пробовал открыть, не получилось. Матушка пояснила:

— Секрет в том, как и куда пальцы приставить. — и где–то, нажав четырьмя пальцами обеих рук — снова открыла его.

— Медальон этот, несмотря на огромную ценность, здесь вмонтирован чистой воды голубой сапфир, продавать нельзя. Как бы трудно не пришлось, забудь о его стоимости. Ценность в том, что он — семейная реликвия и принадлежал еще твоим пращурам. Может он еще с самой Византии? Страны такой давно нет, а память — вот она. Сбереги его, Гришенька, прошу тебя. Возьмешь с собой, когда к матери поедешь. Я зашью его тебе в брючки, а мать найдет возможность сберечь его, пока ты женишься. Он достался мне по праву жены, а теперь принадлежит жене моего сына, твоей матери. И ты его своей жене передашь. Ну–ка, потренируйся открывать его. Вот так пальчики поставь, теперь одновременно надавливай. Так, так. Еще раз, — приговаривала, улыбаясь, матушка.

— Есть, получилось! — воскликнул я. И весь вечер старательно упражнялся в открывании медальона. Она вынула из шкатулки деньги и сказала:

— Гришенька, сбегай к фотографу и сделай себе снимки: один по пояс, другой — в рост. Матери пошлешь. И еще купи в аптеке пару грелок. Старые вещи полусгнившие уже не сохранить, но для коллекции нужно срезать все пуговицы. Сбросишь их в грелку и тоже закопаешь в землю. Пуговицы эти с орлами или без. Они были на вещах твоих предков.