Александра Огеньская - Окно в одиночество

• Название: Окно в одиночество
• Автор: Александра Огеньская
• Жанр: Современная проза

---

Шаг — бедро — «двойной верблюд»!.. А это из другой оперы, это в промежутке между «первым» и «вторым» было, уже середина курса. Возвратилась домой после очередного «прости и отпусти, я не заслужил такой славной девушки, как ты». Переоделась, вытащила огромное зеркало, включила веселенькую музыку — и ну вытанцовывать! Слезы ручьем, тушь по щекам, нос краснющий, в груди комок, дышать от рыданий удается едва–едва — красота! Зато ни разу не сбилась с ритма, шаг — бедро — загляденье, «верблюд» — просто идеально, и тренировочный костюм сидит, как влитой. Пока еще. И все думаю: вот у Горького же женщина танцевала–танцевала да и упала замертво. Вот бы и… Ничего, проревелись, пережили. Двадцатилетние девицы склонны преувеличивать степень своего «горя». Как, впрочем, и двадцатидвухлетние.

Шаг — бедро — «удар грудью»!.. Думаете, танцы нужны исключительно, чтобы «сделать зрителю красиво»? Ошибаетесь. Танец — это бой. Шаг — удар — разворот — подножка. Бой без правил с врагом, которого не видишь, но всегда чувствуешь за закрытыми веками. Врагом, который душит и давит, и заставляет ощущать собственную ничтожность… которого боишься… С самой собой… И ты нападаешь первая, и бьешь, и отскакиваешь. Противник знает все твои слабые места — безнадежно. Но настоящая женщина никогда не сдается, она побеждает раз за разом!

Шаг — бедро — грудь вперед! Танец это бой! Всегда. Я выхожу биться и я тоже знаю о враге все. Шаг — бедро — «мелкий бисер»! «Крылья бабочки» рассыпаются ворохом искр. Я не думаю ни о чем и вряд ли существую в этот момент. Когда я танцую, вы смотрите и видите мягкое, нежное, податливое, как плоть моллюска, мое естество. Тогда я перед вами беззащитна. И если вы бьете, то каждый удар я принимаю в себя, иначе я не умею. Потому что вы, мои зрители, заглядываете в меня. А в вас не смотрю, я вообще вас не вижу, когда танцую. Я поворачиваюсь к вам спиной, и тогда вы решаете: ударить или пощадить? Я же не прошу о пощаде. Я все стерплю. Шаг…

Вот я сама теперь уже своей ученице командую: «Шаг — бедро — и еще чуть–чуть!» Музыка плывет, а я рассказываю ей про безнадежно–вечный бой. И вижу, как усталая, неинтересная, заезженная жизнью женщина вдруг улыбается, и в ее тусклых глазах внезапно запрыгали искорки торжества. У нее в первый раз получился «двойной верблюд», или она случайно глянула в зеркало и поняла, что красива, или вдруг поверила в собственную непобедимость. И тогда я беру ее за руку, и мы вместе преодолеваем расстояние, оставшееся ей до победы. И пока у нас есть наши «шаг» и наши «бедро», кто сумеет нас сломить?!

ПОЛЧАШЕЧКИ КОФЕ

В середине августа в горячий полдень солнце капает с неба жидкой смолой диковинного дерева эвкалипта, пахнет зноем и немного — двухдневной давности ливнем. Жарко, душно, вдалеке перекликается стайка неразлучников, жирная земля налипает на подошвы сандалий. Густая сочная зелень смакует последние капли влаги, и медленно крупнеют, тяжелеют темно–бордовые ягоды кофе. Потом по плантациям пройдут маленькие смуглые женщины с детьми за спинами. Их мозолистые руки соберут ягоды в большие полотняные мешки, а мешки на старом громыхающем грузовике отвезут на небольшую фабрику. Там над ними поколдуют таинственным образом, потом обжарят на больших металлических листах до лаковой коричневости и расфасуют в мешочки поменьше. Погрузят в брюхо какого–нибудь лайнера или самолета и отправят в Европу… А в Кении по–прежнему будет жарко, влажный воздух будет стекать каплями пота по коже усталых сборщиков кофе, и небо будет слоиться, слоиться, слоиться душными испарениями, выцветет и побелеет…

К тому времени, когда кофе доберется до Сибири, у нас уже будет зима. Мы будем сидеть вдвоем на кухне, и это обязательно будет воскресенье, и за окном будет метаться хлопьями снег, и, несмотря на пышущие жаром батареи, дома будет прохладно. Будет сонно, и заняться особо будет нечем — мы обязательно переделаем все дела до выходного, ничего не оставим на этот законно–ленивый день. Хотя бы раз в году.

Он помелет оставшиеся в пакетике с золотистой надписью «Кения. Две унции» зерна, я ссыплю порошок в старую джезву. Окажется — слишком мало для двух человек, забыли купить вовремя еще упаковку. Он, зная, что я кофеманка и без любимого напитка дня не проживу, конечно, предложит:

— Ты пей, а я себе чаю заварю.

Рассмеюсь: кофе он любит не меньше меня. Достану две чашки из старого сервиза с голубым узором. Разолью коричневую жидкость — получится ровнехонько по полчашечки на нос. Рассмеюсь:

— Минздрав предупреждает: кофеин опасен для вашего здоровья. Так что сегодня у нас день здорового образа жизни, вот. Бережем сердца.

— Здорового, так здорового, — пожмет плечами. Достанет вчерашний пирог, разрежет на куски.

В конце концов, кофе утром в воскресенье — это прежде всего ритуал. Ритуал поклонения далекому кенийскому солнцу и труду маленьких смуглых женщин со смоляными курчавыми волосами и необычно спокойными детьми в сумках за спинами… Глупая общая мечта: поехать и самим сорвать тугое молодое зерно, самим обжарить, самим постоять под палящим солнцем, а в ливень спрятаться в хижине под крышей из бананового стебля. И послушать ссору неразлучников, и вглядеться в бледнеющее небо. Мечта, которая не сбудется. Да оно и не нужно на самом деле. Мечты — они не для того, чтобы сбываться…

А за окном вырастут сугробы, снег продолжит идти, идти и скоро засыплет весь город под крыши… И белые хлопья перестанут метаться испуганными птицами, а спокойно осядут. И станет тихо, как случается только после снегопада… Будет единственное в году лениво–сонное воскресенье. Мы будем пить кофе. Мы будем вдвоем.

ОКНО В ОДИНОЧЕСТВО

Довольно странно, вы не находите?

Люди не могут жить поодиночке, они предпочитают общество «себе–подобных». Если «себе–подобные» не находятся, человек заводит домашнее животное. Собаку, кошку, крысу… иногда черепаху. C кошками–собаками все более или менее понятно: они умны, активны, часто искренне влюблены в своих хозяев, идеально подходят на роль эрзац–семьи — к ним вполне возможно относиться как к собственным детям. Но от мысли о том, что кто–то рискует завести черепаху, если честно, меня бросает в дрожь. Вдумайтесь только! Среднеазиатские черепахи живут до семидесяти лет; в неволе, при хорошем уходе — примерно столько же. То есть вы, скажем, уже умерли, а она продолжает жить, переходит по наследству к вашим детям, потом внукам… Отправляется в приют для животных. И опять продолжает жить. И ей на вашу кончину, между нами говоря, плевать, ей нет разницы, из каких рук принимать еду. Человеку же довольно сложно примириться с мыслью, что его (понимаете, его!) домашнее животное останется после. Что оно будет пить, есть, справлять естественные нужды так же спокойно, будто его прежнего хозяина и не было в природе.

Но это только одна сторона медали. Вторая — вы им, черепахам, в глаза когда–нибудь заглядывали? Черные презрительные щелки по–монгольски раскосы и страшны всезнающим пониманием. Начинаешь подозревать заточенный в кожистом неповоротливом теле холодный недоброжелательный ум, от террариума отходишь в смятении. Долго преследует мысль, что черепаха про себя посмеивается над глупыми людишками, только виду не подает.

Хотя, может быть, бред…

Буква «А». «Айвенго», «Аэлита», «Алые паруса», «Алиса в стране чудес», «Анна Каренина», «Анна на шее»… А…

А вот сегодня первый день отпуска. С утра позволила себе понежиться в постели подольше, потом со вкусом принимала душ. Завтракала. Смотрела в окно — умытая ночным дождем листва налилась зеленью. От нее даже через стекло пахнет чистотой и свежестью. Всегда любила ивы. Солнце уже поднялось высоко, небо после гроз и серости последних дней кажется неестественно голубым… По улице с утра пораньше прогуливался пьяный сосед, отмечал, значит, субботу. Пел песни, приставал к прохожим, всех женщин, вне зависимости от возраста и внешности, величал красавицами и звал уединиться. Потом, отчаявшись отыскать родственную душу, в гордом одиночестве проследовал в кусты, где и заснул сном праведника… Потом мимо окон провели на прогулку собак, двух огромных черных водолазов. Те махали хвостами и радостно гавкали, обнюхивая каждого встречного…

Буква «Б». «Белое безмолвие», «Большие надежды», «Белый Бим Черное ухо»… Что еще?

Бежала сегодня в магазин, сломала каблук. Все бы ничего, только денег на ремонт босоножки нет. Ладно. А вот прочитала недавно рассказ…

Сейчас за окном темно, полная луна, облаков не видно, звезды городские тусклы, на часах половина третьего. Кузнечики орут. Ночник маленький, такой еще, в розетку вставляется, сам — как прозрачный камешек, внутри всякие травинки, сухие цветы напиханы. Свет дает розовый и тусклый. В этом свете по углам горбатятся тени, под столом — глухая темень.