Диана Гэблдон - Путешественница

• Название: Путешественница
• Автор: Диана Гэблдон
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-55006-7

Это сага, которая завоевала сердца миллионов читателей во всем мире.

Это сага о великой любви Клэр Рэндолл и Джейми Фрэзера – любви, которой не страшны пространство и время.

Это сага о женщине, которая, оказавшись в совершенно непостижимой ситуации, нашла в себе силы и мужество противостоять обстоятельствам.

Двадцать лет назад Клэр Рэндолл, используя магию древнего каменного круга, вернулась из прошлого, спасаясь от неминуемой гибели и спасая свое нерожденное дитя. Двадцать лет она прожила в современном мире, продолжая любить того, с кем ее разделили века. Но теперь, когда она узнала, что ее возлюбленный Джейми Фрэзер выжил после ужасной битвы, ничто не может удержать ее здесь. Клэр без колебаний возвращается в Шотландию XVIII века, чтобы разыскать Джейми. Однако за эти годы каждый из них пережил слишком многое. Остался ли Джейми тем достойным восхищения человеком, которого Клэр полюбила когда-то? Смогут ли они возродить пылкое и глубокое чувство, которое некогда связывало их?

---

Поднатужившись, он пихнул Эллсмира в кресло.

– Лучше оставайтесь здесь, милорд.

В комнату с опаской вошел Джеффрис. В каждой руке он держал по пистолету со взведенными курками, а его растерянный взгляд метался между хозяином дома, пытавшимся выбраться из глубин кресла, и собственным хозяином, белым как полотно, с трудом державшимся на ногах.

Джеффрис посмотрел на Дансени в ожидании указаний и, не дождавшись оных, инстинктивно взглянул на Джейми. Тот ощущал страшное раздражение: ему-то с какой стати разбираться в этом? Гостям из Хэлуотера явно следовало уносить ноги, да побыстрее, поэтому пришлось брать инициативу в свои руки.

– Давайте уйдем, милорд.

Он шагнул вперед и оторвал поникшего Дансени от стола, за который тот цеплялся. Но когда Джейми повел высокого худощавого старика к двери, в проеме возникла еще одна фигура.

– Уильям?

При виде сцены в кабинете на круглом, омраченном пережитым горем лице леди Дансени отразилось недоумение. В руках она держала что-то похожее на большой неаккуратный сверток белья.

– Горничная сказала, ты хотел, чтобы я принесла ребенка. Что…

Ее прервал рев Эллсмира. Не обращая внимания на наставленные пистолеты, граф вскочил с кресла и оттолкнул ошеломленного Джеффриса.

– Он мой!

Грубо пихнув леди Дансени к стене, Эллсмир выхватил сверток из ее рук и, крепко прижимая его к груди, отступил к окну. Уже оттуда, дыша тяжело, как загнанный зверь, он бросил на Дансени злобный взгляд и повторил:

– Он мой, слышите!

Сверток громко заверещал, словно протестуя против этого утверждения, и Дансени, увидев своего внука в руках Эллсмира, рванулся вперед с искаженным яростью лицом.

– Отдайте мне его!

– Убирайся к черту, скотина!

С неожиданной прытью Эллсмир увернулся от Дансени, отдернул занавески и одной рукой растворил окно, крепко держа другой плачущего младенца.

– Прочь из моего дома! – задыхаясь, выкрикнул он, открывая окно еще шире. – Прочь! Немедленно! Или я выброшу этого маленького бастарда, клянусь, я сделаю это!

Чтобы подчеркнуть свою угрозу, он вытянул руку с орущим свертком в сторону подоконника и пустой темноты, где в тридцати футах внизу поблескивали мокрые камни внутреннего двора.

Джейми Фрэзер действовал бессознательно, не думая о последствиях, повинуясь лишь инстинкту, который не раз выручал его в сражениях. Он выхватил у остолбеневшего Джеффриса пистолет, развернулся на каблуках и, не прицеливаясь, выстрелил.

За грохотом выстрела последовала гробовая тишина, даже младенец перестал вопить. На лице Эллсмира появилось удивленное выражение, густые брови вопросительно поднялись. Потом он пошатнулся, и Джейми рванулся вперед, заметив с какой-то отстраненной ясностью маленькое круглое отверстие в размотавшейся пеленке – там, где прошла пистолетная пуля.

Он замер как вкопанный на каминном коврике, не обращая внимания на огонь, опалявший задники его сапог, на еще содрогавшееся тело Эллсмира у его ног, на повторяющиеся визгливые вопли леди Дансени. Он стоял, закрыв глаза, дрожа как осиновый лист, не в состоянии ни двигаться, ни даже думать. Стоял, крепко сжимая в объятиях бесформенный, барахтающийся, пищащий сверток, в котором находился его сын.

– Я хочу поговорить с Маккензи. С глазу на глаз.

Леди Дансени смотрелась на конюшне явно неуместно.

Маленькая, пухленькая, в безупречном черном одеянии она выглядела как фарфоровая статуэтка, снятая с надежного, безопасного места на каминной доске, где ей и надлежало красоваться, и невесть как оказавшаяся среди животных и небритых мужчин, где запросто можно разбиться.

Хью, бросив на свою госпожу удивленный взгляд, поклонился, растерянно дернул себя за чуб и убрался в свою каморку рядом с кладовой, оставив Маккензи наедине с леди.

Вблизи впечатление фарфоровой хрупкости усиливалось бледностью ее лица, слегка розоватого лишь у уголков носа и глаз. Она была похожа на очень маленького, но исполненного достоинства кролика, облаченного в траур. Джейми понимал, что следовало бы предложить ей сесть, но сесть здесь было некуда – разве что на кучу сена или перевернутую тачку.

– Сегодня утром состоялся коронерский суд, Маккензи, – сказала она.

– Да, миледи.

Он знал об этом. Об этом знали все, и остальные конюхи все утро держались от него на расстоянии. Не из уважения, а из страха, как держатся подальше от зачумленного. Джеффрис знал, что произошло в гостиной в Эллсмире, а это значило, что знали и все остальные слуги. Но язык никто не распускал.

– Суд постановил, что смерть графа Эллсмира наступила вследствие несчастного случая, явившегося последствием расстройства, – тут она слегка скривилась, – его милости в связи со смертью моей дочери.

В конце фразы ее голос задрожал, но не сорвался. Хрупкая леди Дансени перенесла эту трагедию куда более стойко, чем ее муж; слуги поговаривали, что его милость не встает с постели со времени возвращения из Эллсмира.

– Да, миледи?

Джеффриса вызывали для дачи показаний. Маккензи – нет. Коронерскому суду вообще не был известен факт появления в Эллсмире конюха по имени Маккензи.

Леди Дансени встретилась с ним взглядом. Глаза у нее были светло-голубовато-зелеными, как у ее дочери Изабель, но если у той русые волосы отливали шелковистым блеском, то у матери они потускнели, выцвели, и лишь седые пряди поблескивали серебром под проникавшими сквозь открытую дверь конюшни солнечными лучами.

– Мы признательны тебе, Маккензи, – тихо промолвила она.

– Благодарю вас, миледи.

– Очень признательны, – повторила она, не сводя с него пристального взгляда. – Маккензи ведь не настоящее твое имя, правда? – вдруг спросила она.

– Да, миледи.

Несмотря на полуденное тепло, по спине пробежал холодок. Что могла рассказать леди Джинива своей матери перед смертью?

По-видимому, она почувствовала его напряжение, потому что уголки ее губ приподнялись в ободряющей, как ему показалось, улыбке.

– Полагаю, выяснять твое истинное имя мне пока ни к чему. Но один вопрос я все-таки тебе задам, Маккензи: ты хочешь вернуться домой?

– Домой? – с недоумением переспросил он.

– В Шотландию. Я знаю, кто ты, – сказала она, по-прежнему не сводя с него глаз. – То есть как тебя зовут, мне неизвестно, но я знаю, что ты один из осужденных якобитов, состоящих под надзором Джона. Муж рассказал мне.

Джейми взглянул на нее с опаской, но она не казалась особо расстроенной, во всяком случае не более, чем подобало женщине, только что потерявшей дочь, но все-таки получившей взамен внука.

– Я надеюсь, что вы простите мне этот обман, миледи, – сказал он. – Его милость…

– Хотел оградить меня, – закончила за него леди Дансени. – Да, я знаю. Но Уильям зря беспокоился.

Так оно было или нет, однако при мысли о том, что муж переживает за нее, морщинка между бровями леди слегка разгладилась. Джейми этот неявный признак супружеской привязанности тронул – и уколол неожиданной болью.

– Мы небогаты. Ты понял это из слов Эллсмира, – продолжила леди Дансени. – Хэлуотер погряз в долгах. Впрочем, теперь мой внук – обладатель одного из самых больших состояний в графстве.

Ему нечего было на это сказать, кроме банального «да, миледи», хотя из-за этого он и чувствовал себя сродни попугаю, живущему в большой гостиной. Он видел этого попугая накануне, когда украдкой пробирался на закате через газоны и клумбы к дому, чтобы, когда вся семья соберется к ужину, хоть краешком глаза увидеть нового графа Эллсмира.

– Мы здесь живем очень уединенно, – продолжила она. – Мы редко выбираемся в Лондон, и у моего мужа мало влияния в высших кругах. Но…

– Да, миледи?

До него стало доходить, к чему клонит ее милость, и от волнения сердце ухнуло куда-то в пустоту между ребрами.

– Джон, то есть лорд Джон Грей, происходит из весьма влиятельной семьи. Его приемный отец… впрочем, это не важно.

Она пожала обтянутыми черным крепом плечами, отметая несущественные детали.

– Суть в том, что можно будет воспользоваться значительным влиянием, чтобы освободить тебя от данного тобой слова и ты мог вернуться в Шотландию. Поэтому я и пришла спросить тебя: ты хочешь вернуться домой, Маккензи?

У него перехватило дыхание, как будто кто-то нанес ему сильный удар в солнечное сплетение.

Шотландия! Покинуть этот сырой, болотистый край, вновь ступить на запретную дорогу, но шагать по ней легко и свободно, взбираться оленьими тропами на скалы, вдыхать свежий воздух, сдобренный ароматами утесника и вереска. Вернуться домой!

Перестать быть чужим. Уйти от враждебности и одиночества, приехать в Лаллиброх, увидеть просиявшее от радости лицо сестры, которая бросится ему на шею, ощутить крепкие дружеские объятия Айена, услышать веселые голоса детей, наседающих со всех сторон и тянущих его за одежду.

Уехать – и больше никогда не увидеть и не услышать собственного ребенка.