Юрий Пахомов - Столкновение

• Название: Столкновение
• Автор: Юрий Пахомов
• Издательство: Российский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902262-70-1

О Военно-Морском Флоте создано немало мифов, за этими мифами нередко скрывалась правда о тяжелом, опасном труде моряков, о том, как порой сложно бороться с неуставными отношениями в экипаже, о трагедиях на море, о судьбах ветеранов. Этому и посвящена новая книга Юрия Пахомова, куда вошла новая повесть «Столкновение» о моряках Северного флота. По убеждению автора, Российский Военно-Морской Флот возродится лишь при условии, что будет учтен опыт моряков старшего поколения.

---

— Кто у вас за дорогами следит? — спросил у Ивана.

А тот скалится в улыбке:

— Сами и следим. Губернатор велел разбить дороги на зоны ответственности, за одну отвечает администрация района, за другую — руководство птицефабрики, за третью — школа. Учителя со школьниками выходят с граблями и иным подсобным инвентарем и обихаживают свой участок, как у нас экипажи лодок убирали причалы в Видяево. Губернатор наш непоседа, в кабинете штаны не просиживает. Сел в машину и вперед, где какой недостаток увидит, жди выволочки. И команду он себе подобрал: будь–будь. Мужики и бабы хваткие, их об колено не переломишь, взяткой хрен возьмешь. Народ состоятельный. Разные, конечно, бывают, только губернатор с ними не церемонится.

— Погоди, а сельские дома? Каждый немереные деньги стоит. Откуда?

— А сами и строим. Я свою хатенку восемь лет возводил. С женой и сынами цемент на горбу таскали. Кирпич у нас свой, дорог, но не кусается. Белгород разглядели? Сразу ясно: Белый город. Дома разные, а приглядишься, все на одну масть. У губернаторской команды не размахнешься. Главное достижение — народ к труду повернули, потому, как видит он результат. Без этого нельзя, зарплаты у людей не московские, хочешь жить достойно — работай. У нас с женой шестьдесят соток, сами все и робим. Огород, корова, сад. И хлопцев своих к труду приучил, с пацанячьего возраста в земле ковыряются.

Домок у моего бывшего подчиненного был о двух этажах, с нехитрыми, но к месту, украшениями, были и подворье, и сад, и огород, впору совхозовскому советских времен. И встречали меня по–царски, разве что ковровую дорожку не выстлали. В красном углу светлой горницы и в самом деле висел мой портрет, довольно легкомысленный, я улыбался, пилотка сбита на затылок, «канадка» распахнута и виден был тельник, прямо скажем, не очень свежий. Но по манере держать голову, по позе, устойчивой, прочной, сразу чувствовалось — командир. И не просто начальник, облеченный властью, а командир любимый. Меня с устатку от впечатлений чуть слезой не прошибло. Держал, однако, марку.

Порадовали и сыновья Ивана, рослые, крепкие мужики в самой силе, таким в рот лом не суй, откусят, чужого не возьмут, но и своего не упустят. И жены у них были неброские, зато с осанкой, с крепостью в теле, а главное — с готовностью выполнить и перевыполнить президентский указ о повышении деторождаемости. Остальная родня — вся от корня, от того самого, степного. Тут я понял, что оплошать мне никак нельзя, коли мой портрет в красном углу висит: надо будет дуть водочку стаканами — буду, надо будет речи в застолье говорить, тоже найду нужные слова.

А стол–то, стол! Елы–палы! Как раз то, что мне Маша есть не велит. А я буду, потому как сегодня мне все можно и все дозволено. И окорока собственного копчения с хреном я хряпну, и грибков маринованных непременно попробую, а уж шмат сала, настоящего, и подавно съем. А ведь еще пироги были и рыба, и утка с черносливом. Кто сказал, что нас заграница кормит? Утки, вот они, на заднем дворе крякают, и поросенок повизгивает, горюет о безвременно погибшем дружбане, что лежит теперь на блюде посреди стола, загадочно прищурив один глаз.

— Товарищ командир, разрешите приступить? — спросил руководитель Корочанского района.

— Разрешаю!

И пошло–поехало, как во времена лейтенантской юности, когда можно было все есть, пить все, что горит, а уж. Ну, тут все ясно. Вернула мне Белгородчина юность, уверенность в себе и вновь воздвигла в боевую рубку моей лодки 651‑го проекта. Не чудеса ли это, не фантастика? Однако ж и на землю грешную опускаться приходилось.

На почетном месте за столом рядом со мной сидел сосед Ивана, старичок, ветеран войны, на пиджаке ордена, медали. Усохший уже весь, сморщенный, а глаза зоркие, как у ястреба–степняка.

— А скажи мне, командир–подводник, как такое может случиться в наше время, — начал он, не обращая внимания на сторожащие взгляды хозяина. — Я здесь сызмальства, и отец мой, и дед. Баба моя сказывала, когда под немцем стояли, дело понятное, фашист чернозем наш, цены ему нет, вагонами в Германию вывозил, чтобы свои усадьбы облагородить. Так то немец, захватчик. А что нынешние творят, свои же русские? Бизнесмены, мать иху в перекат! Ваша московская бизнесменка или, как там ее, сучонку, поместье в шестьсот гектар выкупила, да ладно бы для дела. Так нет, нонеча она наш чернозем тоже в вагонах вывозит, только не в Берлин, в Подмосковье. Это–то как понимать? Похуже супостата, мил человек.

— Ладно тебе, Степаныч, — начал было хозяин.

— А ты помалкивай, Иван, земельку свою отстаивать нужно. Мы, фронтовики, слава богу, отстояли. А командир твой, мужик головастый, все и сам понимает. Или как?

— Знаю, — вздохнул я, — просочилось кое–что в прессу.

— Какая пресса? Брехуны те за деньги на отцовской могиле гопак спляшут. Стыд там, в вашей Москве потеряли, нехристи. Я своим хотел запретить телевизор смотреть, куда там, они еще компьютер прикупили.

Иван почесал в седом затылке, вздохнул:

— Степаныч прав, проблемы имеются. А все же мы своих молодых не сдадим. Не получится. Внучка у меня в Белгородский университет нацелилась, но чтобы после учебы со своей земли стронулась — ни–ни. Не пущу.

Плыла над Белгородчиной весенняя ночь. Пели в застолье песни. Русские и украинские. Подпевал и захмелевший сосед ветеран войны. Я сидел и с горечью думал, расскажи я им о своей дочери и внуке, не поверят.

А утром пригласили меня на встречу в школу, где жена Ивана, Галина, учительствует. И опять ждала меня радость.

Школа, сложенная из светлого кирпича, построена была в середине семидесятых годов, трехэтажная, с просторными коридорами и классами. Парты новые, есть компьютерный класс. Поразил меня и холл (не уверен, что это так называется), где на стенах висели живописные работы учеников, встречались и, на мой взгляд, профессионально выполненные работы. Выяснилось, что у школы художественно–эстетический профиль. При входе за столом сидел мальчишка лет четырнадцати с повязкой дежурного на рукаве, при нашем появлении он встал, поздоровался, и я бы не удивился, если бы он подал команду: «Смирно! Встать к борту!» Меня, конечно, ждали, но никакой суеты, никакого показного мельтешения. Глава администрации района был здесь своим человеком, учительствовал много лет, а гость, то есть я, тоже был не в диковинку. Ветераны не оставляли школу своим вниманием. Мой командирский глаз, привыкший к быстрой оценке обстановки, с ходу определил: и здесь есть хозяин, точнее, хозяйка, миловидная, в строгом костюме директорша.

Поразили лица детей: ясные, светлые, без нашего столичного лукавства, а то и надменности. Впрочем, когда я бывал в последний раз в московской школе? Лет пять назад комитет ветеранов обязал меня выступить в школе, встретиться со старшеклассниками. Девки совсем уже взрослые, обабившиеся. Одна сидела, закинув ногу на ногу, юбочка короче некуда, глядела на меня насмешливо, словно прикидывала: годится ли этот старец на что–нибудь. Пацаны — попроще, еще совсем дети, но один кудрявый красавчик прямо мне заявил, что «военка ему по фигу» и он все сделает, чтобы «отмазаться» от армии. А на вопрос: «А кто же будет Родину защищать?» — не моргнув, ответил: «А чего ее защищать? На нас никто нападать не собирается».

Пожалуй, такие глаза, как у учеников Алексеевской школы, видел я в Школе юных моряков, что у остановки метро «Водный стадион» в Москве. В школе преподавал мой однокашник контр–адмирал Гоша Гольцев, он и пригласил меня на встречу. По команде «Построиться», в шеренге на шкентеле узрел я пацаненка лет шести в форме. «А этот здесь почему?» — спросил я у Гоши. — «Брат привел. Семья неблагополучная, мать пьет, отец сидит. Мальчишки жили при бабке, голодали. Что же братухе голодать? Офицеры скинулись, купили мальцу форму, подогнали, теперь строем ходит. Все не на улице. Вырастим кадр для флота. Мальчонка смышленый.

Нет, не перевелись еще в России добрые люди. И не переведутся. Глянул я, как замер пацаненок по команде «Смирно!», и с трудом сдержал слезу, вспомнил покойную тетю Шуру, построения в нахимовском училище. Если слеза близка, старость. Да и шут с ней!

Возрождение России, уверен я, придет из провинции, с Белгородчины, да и мало ли у нас областей, где стоящие люди у власти стоят, не все же скурвились. Есть, есть настоящие мужики. Какой уж месяц судится директор сельской школы, которого обвинили в том, что он контрафактный диск для установки программы на школьный компьютер использовал, нанес ущерб Биллу Гейтсу. Уже и Билл отступился, а судьи все одно тянут кота за хвост. Лучше бы съездили на нашу московскую «Горбушку» или на радиорынок, там пиратской продукции на «тонны» зелени тянет, но те веселые места властям не по зубам, на директоре сельской школы отыгрываются. Только директор им тоже не по зубам, хрен сломишь. И таких директоров в России немерено, если разом плечами пошевелят — мало не покажется. Неужто понять это ума не хватает? На что надеетесь, господа нехорошие? Сверкнуть задницей в Зазеркалье? Может и не получиться.