Евгений Витковский - Земля святого Витта

• Название: Земля святого Витта
• Автор: Евгений Витковский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Старик устало положил трубку на рычаги.

- Соловей дедушка, ну чисто соловей... - прошептала Гликерия Федору Кузьмичу, - весь монолог старика она слушала как завороженная.

- Что ты, милая, - ответил старец, - соловьев много на свете, хотя и дорогие они птицы, правда, и поют красиво. А дедушка твой мог бы великим политиком стать. Хорошо, что не стал! Каких прекрасных вещей за жизнь понаделал! - Старец показал на полку над камином. Взгляды старцев пересеклись.

- А что, кум, - сказал Подселенцев, неожиданно обращаясь к Федору Кузьмичу по-киммерийски, по-семейному, - Пока там вещи уложат да все длинные дела закончат, не разложить ли нам "Рачий холуй" в четыре руки, такой наш краткий пасьянс, в одиночку два дня занимает, а вдвоем сколько же, а?

От подобных предложений отказываться не следовало никогда, слишком мало радостей было у камнереза в его затянувшейся жизни. Про пасьянс с подобным названием Федор Кузьмич слышал впервые, но вспомнил, что Рачьим Холуем называется отмель в низовьях Рифея, где тот, разделяясь на два рукава, впадает в Кару; на отмели круглый год живут рифейские раки, чью клешню тоже можно изобразить картами на столе, словом, никаких больших сложностей от пасьянса приглашенный не предвидел. Старцы отдали распоряжения на вечер и ночь, потому что лодку Астерий должен подать к шести утра, когда мальчик еще спать будет, и удалились к Роману раскладывать неслыханный пасьянс в четыре руки. Нинель была занята оцепеневшей от свалившихся новостей Тоней и ее мирно заснувшим после прогулки сыном, так что все сборы свалились на Доню и Варфоломея. Гендер, покормив рабов и приняв у них пять баночек на анализ, присоединился к сборам.

В половине первого, когда Архонтов Шмель давно уже возвестил о наступлении нового дня, Федор Кузьмич вышел от хозяина: "первая клешня" у них сошлась, по этому случаю Роман затребовал графинчик бокряниковой и что-нибудь легкое на закуску. Пришлось будить Гликерию: шкафчик с настойками она блюла замком особой невскрываемости, хотя любителей прикладываться ночью к горлышку в доме не водилось. К часу ночи в доме - кроме Павлика - не спал ни один человек. Федор Кузьмич, прежде чем уйти раскладывать "вторую клешню", строго сказал Гендеру:

- Завтра, Пол Антиохович, к десяти утра идите в контору "Ергак Тимофеевич". Пусть подберут шубы из белого соболя. Мальчику, Тоне, словом, пусть отдадут, сколько есть - мы решим, кому. В горах снег ведь. Вы им не объясняйте, но шубы нам нужны, шубы... Защитного цвета шубы должны быть. Ну, вы понимаете.

Гендер понимал, он еще не такое понимал. Он боялся, что в самом скором времени дому на Саксонской понадобится еще много чего защитного, что белые собольи шубы - только начало. Прикинул в руке на вес родонитовую трубку работы мастера Подселенцева и положил ее назад на полку. Вес его вполне удовлетворил: в случае чего этими пятью фунтами... Да в нужное место под правильным углом... Не таким еще оборонялись. И вот - до сих пор - сходило с рук. На всякий случай Пол Гендер, саксонский наймит, перекрестился офенским крестом, как крестились все киммерийцы, если предчувствовали худое.

18

Бобра б я, пожалуй, съел.

Анджей Сапковский. Кровь эльфов

Город, стоящий на сорока островах, обречен зависеть от своих мостов: каменных, деревянных, цепных, понтонных, проезжих, пешеходных, трамвайных, последних особенно, ибо, хотя линия трамвайная в Киммерионе всего одна, но длиной она в тридцать пять верст, и без нее с Рифейской стрелки на Лисий Хвост добираться будешь не два с половиной часа, а как бы не два с половиной дня. В семи местах вползает трамвай на мост и сползает с него, пять мостов из семи сложены прочно, очень давно, еще в княжьи века, из блоков рифейского гранита, привезенного с верховий великой реки. Еще у двух мостов судьба особая.

Чтобы перебраться с главного острова Киммериона, с Елисеева Поля, на другой остров, тоже довольно-таки значительный - Куний, нужно как-то миновать втиснувшийся между ними островок, с незапамятных времен именуемый Серые Волоки. Трамвай первым вагоном въезжая на этот остров, третьим вагоном находится еще на Елисеевом поле, а когда последний вагон съедет с этого моста, то первый уже оказывается посредине горба следующего моста, совсем немного не дотягивая до Куньего берега, до места, знаменитого своим древним названием - Срамная набережная. Два моста на Волоки - северный и южный никто в Киммерионе не зовет иначе, нежели Сволочь Елисейская и Сволочь Кунья. Кроме пешеходной дорожки и собственно трамвайных путей остров не вмещает на себе почти ничего. Мосты, наведенные высокими горбами, занимают гораздо больше места, чем надо бы, и знающий человек старается ближе к ночи на этих горбах не оказываться.

"Мост" по-старокиммерийски звучит красиво: "колоша". И так сложилось в городе, что немногочисленные городские сомжи (иначе говоря, те, кто "С Определенным Местом Жительства") предпочитают ночевать именно под этими мостами, оттого в городе их зовут "колошарями", или же Сволочью Серой. За второе название, считающееся ругательством, можно по первому разу отделаться штрафом в полмебия, но на второй раз штраф будет ушестерен, а по третьему разу можно залететь и под конфискацию имущества в пользу оскорбленной гильдии. Ибо бездомных колошарей объединяет гильдия, называемая колошарской: добровольно отказавшись от права голоса в архонтсовете, колошари тем не менее сохранили за собой все прочие права "гильдии бедной".

В полночь ударяет на Кроличьем острове колокол, трамваи останавливаются, дежурные магазины закрываются, и ни один добропорядочный киммериец носа наружу не кажет: трудолюбивый Киммерион ночной жизнью не живет, разве что свадьба у кого либо медицинская потребность, что в принципе одно и то же. Ни-ни, комендантского часа в городе нет и быть не может, однако по ночным улицам ездит не больше двух десятков машин, столько же пароконных извозчиков, еще той же гильдии два десятка велорикш - а кроме перечисленных только "воронки" ночной стражи. К двум часам ночи исчезают и они, по зимнему времени даже Гаспар Шерош не пойдет бродить дальше сквера между своим домом и Академией. В это время в городе оживает лишь одна гильдия, спящая днем - колошари с Серых Волоков, киммерийская "серая сволочь".

Напрасно Пол Гендер полагал, что гильдия наймитов в совете гильдий распоследняя: он не учел те немногочисленные гильдии, которые от членства в совете отказались давно и прочно. Таковы могильщики, судебные очевидцы, щетинщики, шелушильщики, замазочники, старьевщики, журналисты "Вечернего Киммериона" и колошари. Стороннему слуху такой список кажется странным, но тот, кто чинит сломанное по ветхости, скупает изношенное, шпарит кипятком свиную шкуру, а потом снимает шерсть, кто имеет дело со всем, что изначально плохо сделано или потрепано и больше не годится в дело - в рукастом и мастерущем Киммерионе последний человек. Ну, конечно речь идет не о мостильщиках, не о точильщиках, не о чеботарях и не об уксусниках, не о букинистах и не об антиквариях, - все перечисленные просто входят, как подгильдии, кто - к строителям, кто - к дорожникам, кто куда.

Колошари, немногочисленные киммерийские тунеядцы, стоят совсем особняком. Ушел от жены и переночевать негде? Иди под мост к колошарям, всегда поймут, дадут выпить и рукавом тулупа - занюхать. С вечера не запасся, а хочется продолжить? Иди к колошарям, у них всегда бутылка-другая не самой худшей перегонки найдется. Душу отвести с кем? Бери бутылку да иди к колошарям, они сочувствовать умеют как никто другой. С другой стороны, что делать бобру, золовку которого обмычал похабными мыками стеллеров бык Лаврентий, переплывая пролив между Миноевой Землей и Бобровым Дерговищем? Берет такой бобер за щеку мебий или два, и шлепает к колошарям. Дня не пройдет, и сам объявится Лаврентий к Дерговищу, с преотменной вежливостью извинится. Как того колошари киммерионские добиваются - их секрет, и далеко не единственный. Колошарей лучше уважать. Даже почтенные вдовицы со Срамной набережной с ними не ссорятся никогда, хотя со всем остальным городом ссорятся регулярно. Что с них взять... вдовы! Впрочем, у них тоже своя гильдия. И, как ни странно, от представительства в архонтсовете вдовы никогда не отказывались. Харита Щуко, владычица гильдии, хоть зашла объятностью за полтора киммерийских обхвата, одиннадцать раз в киммерийскую неделю ездит на Архонтову Софию и выражает мнение. В двенадцатый день нанимает лодку и плывет париться на Землю Святого Витта. И многим другим знаменита Харита со Срамной набережной, что на Куньем острове, слова худого о ее толстоте никто сказать не смеет. И знаменитая в банях мозольная операторша кирия Мавсима никому говорить такого слова не посоветовала бы, хотя она-то со своими инструментами точно никого на свете не боится. И это при том, что одной лишь Мавсиме на весь город дано умение пожары унимать!..