Иштван Немере - Сверхзадача [Дело Килиоса. Сверхзадача. Возвращение «Викинга».]

• Название: Сверхзадача [Дело Килиоса. Сверхзадача. Возвращение «Викинга».]
• Автор: Иштван Немере
• Издательство: ЭЯ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5—86892—104—6

Фантастика — это, по сути, моделирование идей, которые не могут найти воплощения в реальной жизни. Так, И. Немере в «Деле Килиоса» пытается понять, что могут дать путешествия в прошлое обычным смертным со всеми их недостатками. Возможность, например, совершить ограбление века. Или же удовлетворить свое честолюбие и стать президентом. А так как полиция времени не дремлет, то роман приобретает черты фантастического детектива. Петер Жолдош в своей «Сверхзадаче» решает, возможно ли на мозг существа другой планеты наслоить личность земного космолетчика и таким образом продлить ему жизнь. А в «Возвращении „Викинга“» ставит человека перед необходимостью существования не только на другой планете, с другими людьми, но и по другим моральным законам.

---

Килиос поднял голову, теперь свет падал так, что можно было рассмотреть его лицо. Я поразился: Дипп Килиос улыбался. Это было подобие улыбки, но тем не менее все же улыбка.

На голове его поблескивал металлический обруч. Он окружил себя силовым полем! Провода индуктора опоясывали бедра и голову, откуда шли к металлическому кольцу, едва заметному в его буйной шевелюре.

Ну вот, еще одно устройство из числа тех, что он, по словам шефа, унес с собой в прошлое, если не считать вольтранса. Впрочем, об этом можно было догадаться заранее: о своей безопасности он всегда заботился.

В приступе бессильного отчаяния я опустил оружие. Килиос, не переставая улыбаться, проговорил:

— Входите, инспектор, я давно жду вас.

С порога я еще раз выстрелил, хотя знал, что без толку. Просто от отчаяния. Тут меня охватило странное чувство. Поднялась дурнота, спазм вслед за желудком охватил всю грудную клетку и горло. Мне даже показалось, что я ощущаю, как сужаются сосуды в мозгу… Пальцы мои сами собой разжались, и бластер упал на пол. Надо было нагнуться за ним, но не было сил заставить себя сделать это. Я словно брел в море жидкого свинца, каждое движение давалось с трудом, требовало непосильного напряжения. Я тяжело дышал, и с меня градом лил пот.

— Что? Плохо себя чувствуете, инспектор? — с едкой иронией поинтересовался Килиос.

— Мои ноги… — пробормотал я с глупым видом. Язык 31-го столетия так естественно звучал в этих стенах, за десять веков до своего возникновения.

— Не тратьте зря силы, вы в моей власти: я парализовал вашу волю.

Кресло стояло всего в нескольких шагах, но, добравшись до него, я чувствовал себя таким измученным, словно тащил на плечах гору. Сел я с большим облегчением.

— Что вы хотите со мной сделать?

К счастью, думать и говорить было не трудно. Зато ни рукой, ни ногой пошевелить я был не в силах: Килиос, очевидно, еще больше увеличил мощность своего излучения. Дурнота постепенно миновала. Именно так описывали учебники ощущения попавших под воздействие транслятора воли.

— Имейте в виду, — продолжал я, — сколько веревочке ни виться, а конец все же будет.

Странное дело, воля моя была парализована, а я его не боялся. Правда, до известной степени тело все же повиновалось, я мог говорить, двигать губами, шеей, головой.

— Будет, — согласился он и положил перед собой лучевой пистолет. Только не такой, как рассчитывает Галапол.

Я оценил взглядом расстояние до оружия. Нет, не дотянуться.

Он проследил за моим взглядом.

— Эти игрушки напоминают мне мое прошлое.

— Будущее, — поправил я. Он покачал головой.

— Для меня это прошлое. То, что давно миновало. Мое будущее в 20-м и 21-м веках.

— Не будет у вас никакого будущего, — возразил я. — Что не удалось мне, получится у других. Надо будет — Галапол пришлет сюда хоть сотню агентов.

— Не пришлет, — усмехнулся Килиос, — Ни одного. — Взгляд его был холоден и тверд. Решительный, беспощадный и враждебный взгляд.

Я не стал вступать с ним в дискуссию. Зато Килиосу, видно, охота было поболтать после одиночества, проведенного в последние недели. И ничего удивительного: с момента пересечения темпоральной границы ему постоянно приходилось прятаться. С той минуты, как в его силки угодил Рамирес, он даже на людях не мог показаться, сходство стало его темницей! Уже несколько недель он не был на свежем воздухе, не мог гулять по улицам и паркам Боливара, пообедать в ресторане. Следы лишений отразились на его лице. Движения его были усталыми. Он сам себя засадил в самую страшную тюрьму, которую только можно себе представить.

Он прятался, чтобы Галапол поверил: Рамирес и Килиос — одно и то же лицо, и то, что случилось с президентом, случилось с ним. Неужели он рассчитывал, что, если Рамирес будет убит, ему удастся исчезнуть бесследно?

И вдруг появился я, человек из его бывшего мира. Некто, от кого не нужно, даже невозможно скрыть свои мысли и свою подлинную сущность. Все случившееся оказалось долгим, трагическим и рискованным балом-маскарадом, на котором ему приходилось бороться против чужого мира в одиночку, без товарищей, союзников, без друзей или сообщников.

И язык… да, наш язык. Наконец-то он получил возможность вновь им воспользоваться. Ему хотелось услышать хорошо знакомые слова. Он будет говорить! Нужно воспользоваться его настроением!

— Вы же знали, что Галапол пошлет нас по вашему следу.

— Конечно, знал. На этом-то я и построил свой план: рано или поздно вы должны были убедиться, что Рамирес — это я. Когда через настоящего Рамиреса я получил известие, что в его бывшей квартире на Королевской улице появились двое суперагентов, которых не удалось схватить, я был доволен собой. Значит, люди из Галапола заглотнули приманку. Прибыли вдвоем ловить меня…

Он засмеялся неприятным смехом.

— Килиос, я никак не пойму, вы в самом деле считаете, что вам удастся изменить ход истории?

Он ответил спокойно, хоть и не прямо на мой вопрос:

— Меня поразила профессиональная болезнь. Знаете, в последнее время историки частенько начинают испытывать влечение к эпохам, которые они исследовали и с которыми поэтому знакомы более тщательно. Быть может, случается так потому, что открыта возможность путешествовать во времени, и подобное влечение в любой момент может быть удовлетворено. Я тоже поддался этому соблазну. Как историку и исследователю времени мне несколько раз разрешали пересекать темпоральную границу и хотя бы на несколько часов попадать в 20-й век. И я очень переменился. Вообразил, что совершенствую технику путешествия во времени. Мы создали, по сути, систему параллельно существующих миров. Понимаете, инспектор? Прежде время текло только в одну сторону. То, что прошло безвозвратно, было уже недостижимо. Теперь мы в любую минуту можем воскресить любой момент прошлого. Мы добились того, что все эпохи существуют для нас одновременно. Чуть ли не простым нажатием кнопки можно перенестись в любое время и место, куда нам заблагорассудится. Подумайте только, палеонтологи изучают мир, каким он был 20 миллионов лет назад… А ведь уже работают над приборами, которые обеспечат возможность путешествия к моменту Большого Взрыва, положившего начало Вселенной — ко времени, когда, возможно, и времени-то не было…

Наверное, Дипп Килиос спохватился, что находится не на университетской кафедре. После короткой паузы он продолжал уже спокойнее:

— Я не нашел себе места в 31-м веке. И не только как историк, но и как человек. Особенности и законы моей профессии заставляют ученого всего лишь регистрировать прошлое, прорабатывать эпохи, процессы столкновения идей, классифицировать события, основываясь на каких-то критериях. Однако я не видел особого смысла в такой работе. Любой другой мог бы сделать это. А не сделал бы — тоже не страшно. Эта бесцельность угнетала меня, и все больше влекло живое, настоящее прошлое. Мне хотелось жить в нем, погрузиться в самый водоворот страданий и страстей, настоящей борьбы…

— Почему же вы не отправились в Средневековье? — спросил я иронически. — Скажем, побывали бы в «шкуре» гребца на галерах. Настрадались бы вдоволь!

— Ничего вы не понимаете! Наша жизнь словно запечатлена на каком-то суперкристалле видеозаписи. Четкое изображение, превосходный звук — и бесцветное, стерилизованное действие… Можно воспроизвести тысячу раз, а качество будет такое же. В 31-м веке нет даже неожиданностей. Более тошнотворной и безнадежной будет только эпоха, в которой люди победят смерть и будут жить вечно.

— Оставь эти басни, Килиос! — наш разговор начал действовать мне на нервы. — Не для того ты привез сюда генератор силового поля и схему вольтранса, чтобы погрузиться в давно прошедшую эпоху и воссоединиться с живущими здесь! Чепуха! Ты хотел иметь преимущество перед туземцами, а это значит — господствовать над ними! Вот твоя подлинная цель!

— И это тоже, — Килиос улыбнулся неожиданно искренне. В его холодных глазах разгорелось пламя. — Раз уж я решился на такой риск и должен был скрываться с одной стороны от агентов Галапола, а с другой — от людей, которые могли меня разоблачить, то с какой стати мне становиться одним из пяти миллиардов червяков, которые в любой миг могут быть стерты с лица Земли более сильным червем или погибнуть просто в результате несчастного случая? Никогда еще ни одному историку не выпадало счастье формировать исторические процессы и явления по своей воле и в соответствии с собственным воображением! Я буду первым, инспектор! Первым! И мне выпал этот случай! Посмотрим, что будет, когда я столкну с пьедестала истории глиняного колосса! Я изменю очередность и порядок вещей, считавшихся необратимыми, потому что они произошли в прошлом, я сотворю мир заново, инспектор!

— Но последствия…

— Последствия меня не интересуют.