Виктор Зиновьев - Нижний горизонт

• Название: Нижний горизонт
• Автор: Виктор Зиновьев
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

Виктор Григорьевич Зиновьев родился в 1954 году. После окончания уральского государственного университета работал в районной газете Магаданской области, в настоящее время — корреспондент Магаданского областного радио. Автор двух книг — «Теплый ветер с сопок» (Магаданское книжное издательство, 1983 г.) и «Коляй — колымская душа» («Современник», 1986 г.). Участник VIII Всесоюзного совещания молодых писателей.

Герои Виктора Зиновьева — рабочие люди, преобразующие суровый Колымский край, каждый со своей судьбой.

---

Проблема сама собой решилась, и все вернулись в столовую.

Парень, с которым толковал Старуха, сначала молчал, слушал, потом стал отрицательно мотать головой. Борис нетерпеливо вертел шеей, потому что дождь начал накрапывать сильней.

— Не хочет, — подошел к нему Старуха. — Говорит, в другой раз.

— Чего в другой раз? — не понял Борис.

— Да так, — Старуха посмотрел в сторону. — Дойдем до одного места? Потом домой!

Они пошли по ночному безлюдному поселку. Борису нравилось здесь жить. Тайга рядом, улицы чистенькие, зелени много. Тебя все знают и ты всех. Не каждого, правда, с хорошей стороны, но в основном в поселке люди добрые. Эх, стать бы чемпионом страны или вернуться сюда тренером с дипломом!

Старуха остановился. Борис огляделся и понял, что они находятся возле управления молокозавода. За кустом виднелась крыша ларька.

— Подожди, я сейчас, — сказал Старуха и исчез.

Борис продолжал стоять, а дождь лил уже вовсю. Он спрятался под куст, но ветви, в темноте казавшиеся густыми, почти не защищали от воды. Борис продрался сквозь палисадник, чтобы посмотреть, куда исчез Старуха. И оказался на заднем крыльце ларька.

Дверь в него была отворена, раскрытый замок висел в дужке. «Вот оно что», — подумал Борис и понял, что за дельце предлагал Старуха.

Он вспомнил почему-то толстое лицо продавщицы ларька. Потом подумал о том, что Старуха еще в детстве убегал из дому и целые дни просиживал в подвале, съежившись, как старушка, за что и получил свою кличку. Он приносил ему еду и давал обещания ничего не говорить матери…

Дождь лил тем временем, спина и грудь стали совсем мокрыми. Борис окончательно продрог. Помедлив, он вошел в ларек.

Старуха уже набил полную пазуху и был похож из-за раздувшейся рубашки на уродливого карлика. Он деловито сновал от прилавка к ящикам, даже напевал что-то и складывал товары с полок в большую картонную коробку.

— На, — протянул он Борису обеими руками груду папиросных пачек. — А вон там консервы, я их люблю!

— Зачем это, — сказал Борис и положил папиросы на прилавок.

Он хотел еще что-то добавить — может быть, позвать отсюда Старуху, обматерить его или просто вытолкать взашей, — но не успел.

Старуха засмеялся, потом вдруг замер, так и не закрыв рта. Свет фонаря, падающий в ларек сквозь открытую дверь, почему-то пропал. Борис обернулся и увидел, что на пороге стоит человек.

Борис ничего не боялся. Чувство страха не ощущалось и сейчас, просто в голове мелькнуло: «Все! Теперь точно в институт не примут!» Он спокойно шел на человека, а тот пятился и ничего не говорил. Это был мужичонка лет под пятьдесят, щуплый, сутулый, в больших сапогах — такие всегда работают сторожами из-за слабосильности. Он, вытаращив глаза, смотрел на Бориса — наверное, недавно устроился сторожем и впервые увидел грабителей.

Мужичонка стоял очень удобно — руки опущены, ноги пятками вместе, — небольшого тычка достаточно, чтобы он грохнулся с крыльца. У Бориса сами собой развернулись плечи для коронного правого прямого в голову, который он, как болячку, носил в себе уже целый день. Ему стало жарко и бросило в дрожь при мысли, что он никогда не станет чемпионом и не поступит в институт — ведь уголовникам дорога на ринг закрыта. Если опередить крик сторожа и убежать, то никто не узнает… Потом дрожь прошла, и Борис расслабился. Потому что понял, что ударить не сможет. Мужичонка чем-то напоминал и его отца, и Альтосиного, и даже Алексея Ивановича. Наверняка он никогда не занимался боксом. Может быть, оттого, что заболел, копая котлован, или таская кирпичи, или из-за плохого питания во время войны — бить его было несправедливо.

За спиной грохнули об пол консервные банки, которые стал выбрасывать из-за пазухи Старуха. Мужичонка словно очнулся — отскочил в сторону и закричал:

— Забродин! Сюда, Забродин!

На Бориса и Старуху налетели люди, стали хватать их за руки. Старуха укусил кого-то, и ему дали оплеуху. На Бориса тоже замахнулись, но он посмотрел исподлобья, и здоровый мужчина, может быть, тот самый Забродин, опустил кулак. Спросил только:

— Сам пойдешь?

— Сам, — ответил Борис.

Позади хныкал Старуха, но Борис шагал не оглядываясь. «Есть справедливость, — думал он. — Конечно, есть!»

Футбол на прииске «Таежный»

Тусклое северное солнце уселось наконец в удобный распадок между сопками. Вдоль поселка перестали сновать машины, и на дороге, ведущей к горным полигонам, улеглась пыль. Вороны словно почуяли, что утомившиеся за день люди жаждут покоя: перестали каркать и застыли обгоревшими крючками между ветвей лиственниц.

В этот самый час перед ободранной дверью спортзала на окраине поселка столпилось человек десять. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу, и молчали. Наконец кто-то проронил:

— А точно он у него? Может, здесь где?

И доброволец в который раз ощупал пыльные окурки за выступающей притолокой, пошарил за косяком.

Леху злило такое разгильдяйство. Ключ отыщут — обнаружится, что мяч дома позабыли. Сколько говоришь, как об стенку горох. Разве в порядочном игровом коллективе такое кто себе позволит?

— Вон идет, — раздался голос, и все зашевелились.

Переодевались кто во что. На Длинном болтались красные трусы с огромными разрезами. Пушкарь натягивал шерстяной спортивный костюм. Ноль — такую заношенную кацавейку, что неизвестно, для чего она предназначалась раньше. Из портфелей, свертков и авосек появлялись разномастные хоккейные фуфайки, трико с бахромой внизу, кое-кто по-простецки сверкал плечами в семейных майках… Леха притопнул одной и другой ногой — кроссовки «Адидас» сидели как влитые. Разгладил на груди холодящую атласом родную эмблему, вздохнул и обвел взглядом скамейку с ворохами одежды. Точно, так и думал, мяча нет. Длинный тоже заметил, что играть нечем. Потряхивая мосластыми ногами, он выругался:

— Снова этот ошалелый под кроватью пузырь оставил!

— Чего! — обиделся Ноль. — Сам-то… Проморгаться не можешь!

Все засмеялись. Потом начали вспоминать, кто забирал после прошлой тренировки мяч. Пока вспоминали, голоса от шуточек поднимались все выше и выше, наполнялись злостью. В самом деле — прошел почти час, а тренировка и не начиналась.

Леха, не теряя времени, принялся разминаться и не участвовал в споре. Это они сейчас сердитые. Принесет вахлак мяч — каждый успокоится, забудет свои угрозы, а в следующий раз все повторится.

Пушкарь потер лоб:

— Коля вроде его последним в руках держал. Еще когда Длинный с брусьев свалился…

— Точно! — обрадовался Длинный. — Я по нему пнуть хотел и упал. Вот синяк…

Все стали смотреть синяк. Ноль хотел ткнуть Длинного палкой, но тот замахнулся на него.

Решили сбегать к Коле. Однако никто не соглашался: надо ж было одеваться. Просто умора, думал Леха. На футбольное поле в трусах перед теми же людьми выходят, а по улице пройти… И если б в городе, а то ведь хуже деревни. Однако он и в этом споре участия не стал принимать. Пусть бегут те, кто играть не умеет, а он не побежит.

Дружно выбрали Ноля, но тот воспротивился:

— После работы и так еле ноги волоку! Ты поворочай дышлом одиннадцать часов…

Он был низкорослый, коротконогий и, когда волновался, сильно косил глазом.

Все накинулись на Ноля. Тут же напомнили, что именно он в последнюю тренировку забыл мяч дома. А когда скидывались на мяч, не вложил ни копья. Все слабее огрызаясь, Ноль побрел к дверям. И тут на пороге появился Коля.

— Старая вешалка! Крокодиловая морда! — зашумели вокруг.

— Да я прямо из цеха! Мяч схватил, даже не поел, — оправдывался Коля.

— Что в сумке-то звякает? — зашмыгал носом Длинный.

— Тебе только одно, — сказал Коля, пряча большую сумку под скамейку и прикрывая ее спецовкой. — Ось сегодня сорвал на «сотке»?

Длинный сразу замолчал, отошел в другой угол и принялся внимательно рассматривать ржавый гвоздь, вылезший из стены. Пушкарь спросил:

— Как сорвал?

— Как… — Коля стянул через голову майку и пригладил рукой растрепавшиеся редкие волосы. — Шестеренка треснула на оси, ну сдерни ты ее тросом, если руками снять не можешь. А этот, — он кивнул в сторону Длинного, — автогеном! Ну и срезал ось…

— Поставили бульдозер на «пэпээр»! — прищелкнул языком Пушкарь. — Теперь пока новую ось поставят…

Здесь уже Леха сдержаться не мог.

— Все из-за одного дурака, — возмущенно сказал он. — Ось еще найти надо!

По напряженной спине Длинного Леха догадался, что тот услышал и его слова, и Колины. Чем закончился разговор Коли и Пушкаря, он не услышал — ушел в дальний конец зала работать с мячом.

Зал был тесный, с обвалившейся штукатуркой по углам. Раньше в этом бараке находилась столовая, но ее перевели в новое здание. Дыры в потолке никого не смущали. Раздувшимися ноздрями Леха втягивал в себя запах, который стоит во всех спортзалах. Когда он чувствовал его, плечи разворачивались, а ноги приобретали упругость.