Миньона Яновская - Вильям Гарвей

• Название: Вильям Гарвей
• Автор: Миньона Яновская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1957

Эта книга рассказывает о замечательном английском ученом Вильяме Гарвее, 300-летие со дня смерти которого отмечается в июне 1957 года. В те далекие времена, когда жил Гарвей, надо было обладать большим мужеством и страстной любовью к науке, чтобы, несмотря на преследования церкви и реакции, поднять руку на веками освященные 'истины' и сказать в науке свое, новое слово. Вильям Гарвей это слово сказал. Открытие им кровообращения, наряду с бессмертными открытиями Коперника и Галилея, сыграло выдающуюся роль в развитии материалистического естествознания. Автор книги 'Вильям Гарвей' Яновская Миньона Исламовна родилась в 1914 году, в Киеве. Ее статьи, очерки и рассказы, начиная с 1942 года, публиковались в различных газетах и журналах. М. И. Яновская написала (в соавторстве) три книги: сказки 'Волшебная коробочка', биографическую повесть 'Жизненный путь Марины' и 'Светлый путь' — очерк о жизни и деятельности В. П. Филатова. В последние годы автор посвящает свое творчество главным образом проблемам медицинской науки.

---

Местные крестьяне уже привыкли к этому. Быть может они считали странного человека не вполне нормальным, а может быть, с уважением относились к нему, занимающемуся тяжелым трудом с завидным терпением. «Кто знает, — должно быть, думали они, — человек солидный, с достатком, раз ищет, значит знает для чего. И, значит, найдет…»

Гарвей искал, следил, наблюдал, до красноты напрягая глаза, — и находил. Находил подтверждение своих мыслей и догадок, хотя, надо думать, без микроскопа это было очень трудно!

Вильям Гарвей. Портрет, приписываемый кисти ван Дейка.

Возвратившись домой, он уединялся и делал записи. Он собрал огромное количество материала, заново проделал уйму опытов и наблюдений и в конце концов записал:

«Каждое животное пробегает, формируясь, одни и те же ступени; оно проходит через различные формы организации, становясь поочередно то яйцом то червем, то зародышем и приближаясь вместе с каждым фазисом своего развития к совершенству…»

Иными словами, все живое выходит из яйца Эта гарвеевская формула: «Omne animal ex ovo» — до сих пор употребляется в эмбриологии как предельно четкое и короткое определение процесса зарождения жизни.

В своей второй большой книге, явившейся результатом всех этих и многих прежних трудов, Гарвей подробнейшим образом доказывает правильность своей лаконичной формулы. Жизнь начинается из яйца и для него же существует животное. Через стадию яйца оно создает себе подобных и только через яйцо и никаким другим образом. Яйцо — это символ вечности: всякое животное, создавая себе подобных становится тем самым вечным.

Он описывает органы размножения курицы и самое яйцо. Развитие яйца — этого изначального этапа зарождения — прослежено им во всех деталях, какие только можно было проследить невооруженным глазом. Он отдельно наблюдает процессы, происходящие в желтке и белке, и появление «яичного очка», в центре которого затем возникает зачаток сердца. Он видит, как перед появлением этого зачатка среда, в которой он зарождается, становится жидкой и как в этой жидкости с закономерной постепенностью появляются и начинают расти все части эмбриона.

Он первый обратил внимание на то, что скорлупа яйца пориста, несмотря на свою кажущуюся плотность что она пропускает воздух, необходимый для развития зародыша.

Все, что написано Гарвеем о развитии цыпленка — это законченный труд, хотя и составляет только часть всей книги. В этой части Гарвей исправил ошибку, довел до конца и значительно расширил работу своего учителя Фабриция.

Вторая часть книги посвящена рождению живородящих. И тут появляется на свет доктрина, смертельно оскорбительная для религии: оказывается, человек, это высшее существо, созданное по образу и подобию божьему, это лучшее создание бога и природы, в своем зародышевом развитии проходит те же стадии, что и бессловесные рыбы, легкомысленные птицы, отвратительные жабы! Человек тоже рождается из яйца.

А для науки именно этот вывод и был особенно важен: он дал твердые основания для развития научной эмбриологии.

Но это еще не все. В результате многочисленных наблюдений Гарвей делает и другой вывод, много позже сформулированный другими учеными как закон: организм в течение своего индивидуального развития повторяет в сокращенной форме свое историческое развитие.

Наблюдения подсказали Гарвею… Впрочем, нужно быть совершенно точными — Гарвей не мог наблюдать всего того, что подсказал ему его разум. Часть своих выводов он построил на фактах, доступных его зрению. Остальное логически домыслил и высказал гипотезу об общих законах развития животных.

Эмбрион высших млекопитающих, в том числе и человека, в утробной стадии проходит путь, который соответствует взрослой организации низших. Развитие отдельного организма подчиняется тем же законам, что и развитие всего животного царства.

Растения и животные появлялись на земле не все сразу и не такими, как мы их теперь знаем. Они развивались на протяжении миллионов лет путем последовательных изменений, переходя от простого к сложному, от низшего к высшему. Родоначальниками животных и растений являются одноклеточные существа, из которых постепенно развились более сложные организмы: губки, кишечнополостные, иглокожие, черви, моллюски, членистоногие и т. д., вплоть до позвоночных и человека.

На рубеже четвертичного периода от общего для обезьян и человека ствола — приматов — обособилась одна ветвь. Ветвь эта получила название гоминидов, из нее в четвертичную эпоху развился современный человек — homo sapiens. Каждый организм имеет свою историю, строение организмов и функции их нужно рассматривать с исторической точки зрения, в развитии.

Как развивался весь животный мир, переходя со ступеньки на ступеньку, так же развивается и зародыш человека, прежде чем он становится человеком в собственном смысле слова. В период утробной жизни человеческий зародыш, как и всякое животное, походит в разные периоды развития на различных представителей своих отдаленных предков, начиная от одноклеточных.

Вот, например, черепаха. Прежде чем стать знакомой нам теперь медлительной, закованной в панцирь черепахой, она жила в доисторические времена в водах древнейшего океана. Вместо легких у нее были жабры. Затем, когда животное покинуло привычную среду и вышло на воздух, у него появились легкие, способные поглощать кислород из атмосферы. Зародыш человека тоже развивается в водной среде, на определенном этапе развития у него также вместо легких есть жаберные дуги и т. д. и т. п.

Об этом позже писал Чарлз Дарвин: «В высшей степени вероятно, что зародышевые или личиночные стадии многих животных более или менее ясно указывают нам на строение прародителя всей группы в его взрослом состоянии».

А в 1866 году, через двести пятнадцать лет после выхода в свет книги Гарвея, немецкие ученые Геккель и Мюллер сформулировали почти те же мысли в следующем законе, получившем название Биогенетического закона:

«В течение своего индивидуального развития (особенно зародышевого) живые существа повторяют главнейшие этапы развития всего ряда предковых форм».

О значении этого закона Энгельс в «Антидюринге» писал, что соответствие между ходом развития живых существ и историей развития видов растений и животных составляет надежнейшую опору для теории развития. Биогенетический закон в свое время послужил средством пропаганды теории развития органического мира и оружием борьбы с антидарвинистами, отрицавшими изменчивость видов и преемственность между ними.

Итак, во второй части своей книги о рождении животных Гарвей установил тождество различных типов животных, последовательность развития органов и постепенный переход признаков низших животных к высшим и человеку.

Третья часть послужила большим подспорьем для практической медицины. Главы, посвященные родам и всему, что с ними связано, были прямо-таки откровением для врачей-акушеров.

Не все в этой книге верно, не все подтвердилось впоследствии. Есть тут и фактические ошибки и ошибочные рассуждения. Этим книга о рождении животных отличается от первого трактата Гарвея — чувствуется, что недостаток фактических наблюдений для этого ученого, основывавшегося всегда на опыте, послужил страшным тормозом. Много ли мог он видеть собственными глазами, многое ли мог проверить «свидетельством чувств» в этой доступной лишь микроскопу области?

Там, где можно было обойтись без оптической техники, Гарвей высказал важнейшие мысли и правильные наблюдения, близкие нашим современным понятиям; там же, где отсутствие микроскопа лишало его возможности непосредственного наблюдения, он оказался в плену ошибок, там он далек от истины и близок в своих рассуждениях к взглядам Аристотеля, высказанным за две тысячи лет до того.

Это отсутствие фактов и личных наблюдений сказалось на всем последнем периоде научной деятельности Гарвея. Все чаще стал он прибегать к метафизическим высказываниям, обращаться к авторитету древних, цитировать их, стараясь, видимо, скрыть за этим собственную беспомощность в ряде вопросов. Чем дальше отходит он от пути экспериментатора, тем больше уклоняется от материализма и приближается к идеализму. Впрочем, винить его в этом невозможно, виновато было состояние тогдашней науки и техники.

Ему не хватало твердой почвы, которая у него была в книге о кровообращении, не хватало многочисленных материалов, погибших во время революции. В лабиринте любых фактов Гарвей чувствовал себя хозяином, мог сопоставить и правильно объяснить их, мог делать и делал великолепные открытия. Там же, где фактов не хватало, там, где недоставало данных и он не мог обобщить их методом строгой индукции, он бросался в область умозаключений, путался в смутных подозрениях, стараясь втиснуть природу в рамки схоластических доктрин. Тут же появляются и рассуждения о божественном происхождении, и бездоказательные выводы, и колебания, и топтание на одном месте.