Александр Руджа - Хеллсинг: Моя земля (СИ)

• Название: Хеллсинг: Моя земля (СИ)
• Автор: Александр Руджа
• Жанр: Современная литература

Столько лет прошло... Сейчас все помнят только обаятельного вампира в красном плаще и широкополой шляпе, а ведь все было намного, намного интереснее. Правда ли, что в "Хеллсинге" было всего два вампира? Так ли непримиримы были Орден Королевских Протестантских Рыцарей и Святая Католическая Церковь? Чего на самом деле добивался "Миллениум"? Работе "бойцов невидимого фронта" организации "Хеллсинг" и посвящена эта повесть.

---

Ни единого слова о чрезвычайной ситуации. Ни намека об ультиматуме, выдвинутом британским властям. Как будто все это происходит не здесь, а в другой, спокойной и беззаботной реальности. Понятия не имею, чего стоит Андерсону и прочим удерживать репортеров и блогеров в узде. В любом случае, долго это продолжаться не может. Либо наше руководство быстро найдет способ разобраться с «Миллениумом», пока мы тут затыкаем дыры в авральном режиме, либо уже в ближайшее время страна погрузится в панику и хаос.

Мы это понимаем. Интегра с Алукардом это понимают.

Правда, и Руди это тоже понимает очень хорошо.

В наступившей на короткие секунды тишине продолжает надрываться голос с дирижабля: «Мы инфицируем тысячи британцев — остановите бойню…»

Забавные требования, если подумать.

— Я его могу снять, — неожиданно говорит Влада. — Хочешь?

Вот казалось бы, причем тут вообще я? Какая связь между тем, чего я хочу, и падением вражьего аэростата? Для Влады, по-видимому, прямая.

Может быть, это можно использовать.

— Давай лучше не отвлекаться, — так мягко, как только могу, предлагаю я. — Я бы все-таки хотела сосредоточиться на задании. Чем быстрее закончим, тем меньше людей в городе пострадает.

— Поняла-приняла, — легко соглашается Влада. И даже кивает, послушно глядя на меня своими прозрачными, голубыми, как два кусочка льда, глазами. — Люблю, когда все ясно и понятно, и не остается никаких недосказанностей.

Растягиваю губы в легкой улыбке. Уже почти естественно стало получаться. Непрерывная практика — залог совершенства.

Радио-марафон продолжается. Играет R.Е.М. — Itʼs the End of the World, очень в тему, надо сказать. Стрельба не стихает, пол на небольшой смотровой площадке колокольной башни уже полностью покрыт остывающими гильзами, но упырей на улицах все больше. Несколько раз уже из неприметного фургончика с веселой желтой эмблемой выскальзывали темные фигуры с короткими трубами гранатометов на плечах, и помогали нам, добавляя разрушения.

Атак вампиров так и не происходит. Надо думать, девственников среди инфицированных не оказалось. А может, и какая-то другая причина этому есть.

Приближается вечер, Эрик Клэптон сменяется Гэри Муром, а тот, в свою очередь, уступает место Игги Попу и еще каким-то вовсе уж древним динозаврам. Где-то на юге, со стороны Влады, но сильно вдалеке, разгорается пожар, но быстро тухнет. Фергюсон, все такой же лысый и спокойный, передает нам снизу очередной боекомплект.

Постепенно в голову закрадывается беспокойство. Пассивная оборона — это не стратегия. Победа всегда достается наступающим.

— Слишком медленно, — неожиданно говорит Влада. Я непонимающе гляжу на нее.

— Что?

— Я сказала, что это слишком медленно, — повторяет она с отсутствующим видом. — Ты вот знаешь, сколько людей в этом районе проживает, хоть примерно?

Я качаю головой.

— И я тоже не знаю, но по площади тут километра четыре, наверное, многоэтажек практически нет, много нежилых помещений — магазинов и ресторанов… Ну, верных тысяч шесть будет.

Она поворачивается ко мне, очень деловитая и серьезная.

— Шесть тысяч потенциальных упырей. Нам предстоит много работы.

Ну все, приехали. Вот оно, то самое падение, о котором еще давным-давно говорил умный Алукард.

— Нет, — качаю головой. — Нет. Ты это сейчас несерьезно говоришь, правда?

Из колонок у Пипа динамично молотит Dani California от Red Hot Chili Peppers. Влада выглядит удивленной.

— Ну конечно, серьезно, глупенькая. Я же тебе это еще в самом начале сказала. А Алукард подтвердил.

— Что ты мелешь? — Ладно, пусть она сама свихнулась. Может, и я тоже не в лучшей форме. Но причем тут Алукард, которого здесь вообще не было?

«Делайте то, что должны, главная задача сейчас — не допустить распространения заражения за пределы района».

Влада хлопает в ладоши.

— Видишь? Видишь? Прямой приказ от начальства. Ты же не думаешь его нарушать?

Англия — страна цивилизованная. Здесь на самый верх колокольной башни, той самой, где мы сейчас сидим, ведет специальный лифт. Чтобы исторический звонарь не натрудил свои исторические ноги, поднимаясь сюда два раза в день, наверное. И сейчас этот старенький, но все еще надежный лифт идет наверх. Идет потому, что его вызвала Влада. И она в него войдет, и уедет вниз. И убьет всех жителей этого района, чтобы не дать им превратиться в упырей. Убьет всех до одного. Это если я не найду нужных слов, чтобы ее остановить, конечно.

А может, тут и не слова вовсе нужны.

— Ты неправильно все поняла, Влада, — голос у меня не дрожит. Ну, почти. — Ничего подобного нам приказать не могли. Организация «Хеллсинг»…

— Защищает людей от потусторонних тварей, — заканчивает девушка за меня. — И если ради безопасности страны и Ее Величества нужно упокоить какое-то смешное количество упырей, скажем, тысяч шесть, то непосредственный командир просто отдает инициативу в руки исполнителей. Например, в мои.

Раздается мелодичный звон. Двери лифта гостеприимно раскрываются. Влада — темный в наступающих сумерках силуэт, белые волосы, мерцающие нехорошим светом зрачки — делает шаг к кабине. И улыбается мне.

— Влада… — я умоляюще смотрю ей в глаза. Левый, голубой, светится веселым безумием. Он предвкушает, не может дождаться, когда уже можно будет бросить все эти детские оправдания и заняться настоящим делом. Правый глаз, кажется, исходит слабым зеленоватым дымом, он черен и мертв. — Не надо этого делать. Пожалуйста. Ты ведь на самом деле этого не хочешь… правда?

Не дождавшись реакции, лифт начинает закрываться, но Влада просовывает ногу между сходящимися дверцами, и машина с лязгом отступает.

— Вика… ты вот уже вроде бы большая девочка, а так ничему и не научилась. Какая разница, хочу я чего-то, или нет?

Лифт снова со звоном сдвигает дверцы, но, натолкнувшись на препятствие, решает еще немного подождать. Свет из кабины освещает половину лица Влады, заостряя черты, превращая его в говорящий желтый череп.

— Есть такое слово — надо, — мягко заканчивает она, наклонившись ко мне. Кожа чувствует тепло дыхания. Вот только никакого тепла в ее словах нет. — И не стоит мне мешать, Вика. Просто поверь своей старой подруге — не стоит.

Динь-дон. Дверь ходит взад и вперед. Динь-дон.

— Эй, девчонки… — неуверенно встревает в переговоры Пип. — Я думаю… ну, в общем, лучше бы нам повторно связаться с командирами и уточнить приказ повторно. Уж больно это смахивает на геноцид, а мне эти штуки осточертели еще в Боснии.

— Как скажете, — покладисто соглашается Влада. — Если у вас есть сомнения, уточняйте, конечно. А я, пожалуй, пойду.

И, немыслимо ускорившись в темнеющем вечернем воздухе, исчезает.

А уже через секунду появляется у ближайшего к башне кирпичного особняка с белыми эркерами и металлической вывеской Sloane Terrace Mansions. Легко отворив здоровенную дубовую дверь, она пропадает внутри.

И больше ни одного звука оттуда не доносится. Ни единого выстрела. Ни даже крика.

Почему?

«Извини, подруга, это не игра, и патроны у меня не бесконечные, — мимоходом передает Влада. — А вот руки и ноги — наоборот. Или, скажем, зубы…»

А в радиоэфире снова классический рок, звучит композиция Брюса Спрингстина — Radio Nowhere.

This is radio nowhere, is there anybody alive out there?

This is radio nowhere, is there anybody alive out there?

Is there anybody alive out there?

***</p>

<p>

Глава 14. Hostis meus</p>

<p>

«Четырнадцать».

Я вам одну очень умную мысль скажу, только никому не говорите. На войне героев вообще не бывает. Ну, или как в том анекдоте, про крокодилов, которые «летают, только низенько-низенько» — герои есть, только они бывают редко-редко, и обычно даже не задумываются, что это они такое только что сотворили, героическое. А большинство — абсолютное, подавляющее — это обычные люди. Со всеми вытекающими последствиями.