Анна Сохрина - Мама и Тимофей. Дача

• Название: Мама и Тимофей. Дача
• Автор: Анна Сохрина
• Издательство: Журнал "Аврора"
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1990

---

— Да старики только благодаря этому садоводству и живы!

— Я не понимаю, мы что — живем с этого участка? Почему надо надрываться? Все засадили, к дому пройти невозможно. Дача — чтоб отдыхать. Гамак, лужайка и две березы…

— У кого в Ропше ты две березы видел? У Марьи Трофимовны каждый клочок земли засажен, у Евсей Степановича…

Пошло-поехало… Сколько себя помню: Ропша, Ропша… Надо тащить пудовые сумки в Ропшу, надо сажать картошку в Ропше, надо копать грядки в Ропше, надо поливать, удобрять, прореживать… И так все выходные — с весны по осень. И это называется дача!

И ведь добровольно обрекли себя на эту каторгу. Мама с бабушкой взяли участок от институтского профкома для меня. Мне был годик, я сидела в одной распашонке на маминых коленях и терзала сахарным, молочным зубом морковку первого ропшинского урожая. Так гласит семейное предание, запечатлевшее тот несравненный миг пожелтевшей от времени, йодистой фотографией.

Дед о садовом участке и слышать не хотел:

— Я, морской офицер, капитан первого ранга, буду огурцы разводить? Укроп сеять?

Хорошо представляю своего деда в гневе.

— Я, боевой офицер, с навозом возиться?!

По прошествии времени все переменилось. Река дней унесла это в небытие, и сегодня в рассказываемое мамой и бабушкой плохо верится. Теперь достать машину хорошего навоза — предел мечтаний, неотложная дедушкина забота.

С раннего утра посылаются на пыльную проселочную дорогу дети и внуки: смотреть, не забрезжит ли на горизонте машина с дефицитным, пахучим грузом. Отсутствие ее грозит неисчислимыми бедами — не нальются яблоки, не вызреет клубника, смородину сожрет тля, а бабушка ляжет на диван с валидолом, потому как не выпустили в назначенный срок острые красные языки ее любимые гладиолусы.

Смотреть надо в оба, а то перехватит машину Марья Трофимовна или Евсей Степанович, конкурирующие фирмы. Куда моим старикам-теоретикам угнаться за своими соседями? У них нет практических навыков земледелия. Марья Трофимовна родом из деревни, а уж про Евсей Степановича и говорить нечего — семь поколений предков-землепашцев за плечами.

Дедушка с бабушкой сидят на летней кухне и читают толстый справочник по садоводству и огородничеству.

— Маша, — говорит дедушка, снимая очки в толстой роговой оправе, — а вот посмотри, тут написано, что смородину надо опылять раствором марганца.

— Где? — вскидывается бабушка. — А здесь сказано, что купоросом.

— Что будем делать? — сокрушается дед.

Вот так всегда. Умные справочники дают противоречивые советы, куст смородины хиреет и вянет на глазах, дедушка с бабушкой прыскают его марганцем и купоросом, выписывают из библиотек все новые и новые книги с советами для начинающих садоводов. В книгах яркие картинки невиданных плодов и ягод. Я люблю рассматривать их долгими летними вечерами, забравшись в старое кожаное кресло и подобрав под себя ноги.

Если закрыть глаза и погрузиться в сладкую воду воспоминаний, память выудит свежее июльское утро, звук радостно-бодрой воскресной радиопередачи, теплые квадраты солнца на крыльце и то несравненное ощущение холодка на босых пятках, когда, позевывая и потягиваясь, шлепаешь по мокрой траве к умывальнику. Умывальник висит на деревянной палке за сараем и издает тонкий мелодичный звук.

Дедушка с бабушкой на веранде заняты серьезным делом. Бабушка всыпает в пятилитровую бутыль ядовито-желтый порошок, а дед помешивает его палкой. Готовится очередная порция отравы против тли. Честно говоря, ядохимикаты помогают из рук вон плохо: тля с них только жиреет, плодится и еще с большим ожесточением жрет смородину. На клубнику нападает гниль, на яблони парша, морковку и укроп душит мокрица… Дети и внуки съезжаются на дачу только в выходные и хотят есть плоды, а не растить их.

И вообще, работать на участке некому, потому как все — руководящее работники.

— Надо прополоть клубнику, — хорошо поставленным голосом морского командира говорит дедушка.

— Конечно, надо прополоть клубнику, — вторит бабущка, бывший руководитель кафедры.

— Надо прополоть клубнику, — соглашается их младшая дочь, начальник отдела.

— Неплохо бы прополоть клубнику, — тянет ее муж, пощипывая жидкую доцентскую бородку.

— Да, клубника совсем заросла… — вздыхаю я. и отправляюсь за письменный стол править очередной репортаж в номер.

— Сколько травы! — радостно восклицает внук Гошка и молниеносно уносится на велосипеде к речке, где его давно поджидают мальчишки.

И бабушка, вооружившись тяпкой, энергично отдавая указания дедушке, отправляется воевать с сорняками. Дед рвет мокрицу с другого конца грядки.

— Физический труд на свежем воздухе, — говорит дед, — очень полезен. Вот я вчера в газете прочитал…

— Конечно, Миша, — вздыхает бабушка. — Мы и живы благодаря… — она с трудом разгибается и тяжело переводит дух. — Мы и живы благодаря этому участку…

Вечерами дед слушает радио. Он сидит в кухне, подперев голову кулаком, и крутит разноцветные ручки транзистора. Сквозь писк, треск и шелуху эфира прорываются в летнюю ночь разные зарубежные «голоса». Дед слушает их по принципиальным соображениям. Каждый день он в обязательном порядке читает газеты «Правда», «Известия», смотрит по телевизору программу «Время» и лишь после этого включает транзистор. Дед как бывший боевой офицер считает, что надо быть бдительным и хорошо знать, что про нас думает враг. А враг, как известно, не дремлет.

Наслушавшись, он резко отодвигает от себя транзистор и начинает излагать бабушке ход международных событий. Бабушка внимательно слушает, кивает аккуратной седой головой и моет в эмалированном тазике грязную посуду, оставшуюся с вечера, посыпая в воду белые крупинки соды.

К середине июля поспевает клубника. В это время дача посещается без особых напоминаний. В выходные вся семья собирается в Ропше за круглым обеденным столом.

Мы едим нежно-рассыпчатую, пересыпанную тонкими ниточками укропа, молодую картошку и, закатывая от блаженства глаза, погружаем ложки в божественную, налитую соком до пузырчатых красненьких верхушек клубнику со сливками.

— Дача держится на стариках, — говорим мы, когда стихает перезвон ложек и шум жевания. — Это никуда не годится. Подумать только — семидесятилетняя бабушка с ее сердцем, почками и отложением солей ползает по грядкам! А дедушка, который при его-то радикулите вынужден таскать такие тяжести!

Всем очень стыдно. Все полны праведного негодования. Что у нас, в самом деле, нет сердца? Или мы такие неблагодарные дети и не любим своих стариков? Пора в корне изменить ситуацию.

Гошка слезает с велосипеда и приносит пять ведер колодезной воды. Младшая дочь с мужем-доцентом рвет сорняки на грядке с морковкой, попутно выдергивая и тощенькие стебельки самой огородной культуры. Оставшиеся тоже развивают бурную трудовую деятельность. Мой муж перетаскивает бочку с одного конца дома к другому, по дороге он ломает куст красной смородины и топчет плети огурцов, любовно взращиваемых бабушкой.

— Вадик! — всплескивает руками бабушка. — Умоляю! Осторожнее, Вадик!

Отец с дедушкой решают срубить березу возле колодца, оставшуюся еще с тех далеких времен, когда на участке стоял лес, росли грибы, а дед категорически отрицал саму возможность занятий садом и огородом. Березу хотят срубить, так как она «пьет соки» у яблони.

После трехчасовой возни с пилой, топорами и веревками ствол неожиданно рушится, едва не задев дедушку и порвав линию электропередач. Дом остается без света. Все начинают бегать, как в итальянском кино, отчаянно жестикулируя и давая друг другу советы, как лучше починить провода.

В конце концов все утихомириваются. Трудовой энтузиазм иссякает и мы расползаемся в разные концы: кто за газету, кто в гамак, кто на речку, а кто соснуть часок-другой на теплой, пропитанной солнцем и ароматом цветов веранде. На даче стоит тишина и легкий ветер колышет ситцевые занавески на окнах.

На даче хорошо старикам и детям. Остальным скучно. Позагорав, надышавшись свежим воздухом, пощипав ягод и зелени, мы начинаем украдкой поглядывать на часы. И напрасно дед с бабушкой уговаривают повременить с отъездом, побыть еще часок-другой здесь, рядом с ними, у всех находятся неотложные дела. Одного ждет отчет, другого встреча с нужным человеком, третьего протекающий карбюратор в автомобиле. И все уезжают, оставив на попечение стариков своих маленьких детей.

— Что ж поделаешь, Маша, — вздыхает дед, — у них свои дела… До следующих выходных.

За краем крыши садится огромное, красное солнце и освещает своими косыми, теплыми лучами фигурки двух стариков. Они стоят рядом, совсем близко друг к другу и долго смотрят на дорогу, где медленно и плавно оседает золотая пыль.