Владимир Лин - Охотник

• Название: Охотник
• Автор: Владимир Лин
• Издательство: Журнал "Аврора" № 2 (1989)
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1989

---

Мужик действительно был одержимый — только что с женой поздоровался, а так ни ужина, ни посидеть, давай ему игрушку и все тут. Он быстренько пошел в спальню, захватив на всякий случай с кухни пыльную тряпку — протереть хоть, если чехол запылился, а то ведь еще бог весть что подумает — и действительно тирануть пришлось, но все это прямо-таки за считанные секунды, и вот уже гость вертел в руках матовые стволы, поглаживал их, смотрел сквозь бездонные металлические колодцы то на люстру, то на окно, покачивал в руках невесомый почти приклад, ласково охватывая тонкую шейку своими сильными пальцами, соединяя обе части в одно целое, переламывая ружье, спускал курки, примеряя его то к одному, то к другому плечу, и все время восхищенно поцокивал. И глядя на весь этот ритуальный танец, он ощутил в себе дотоле незнакомую ему, но в общем-то вполне понятную гордость обладания такой замечательной вещью.

Наконец гость наигрался, с явным сожалением убрал ружье, почти неуловимым жестом разъяв его перед этим на две половины, и, подавая ему наполненный чехол, сказал: «Да, это, конечно, оружие. Умели раньше делать. Не прошу даже — знаю, что все равно не продашь, но уж сам-то мог бы им побольше пользоваться, а то когда ты из него в последний раз стрелял?» «Не помню, — промямлил он, больше всего боясь, чтобы вопроса этого не услыхала жена и не ляпнула бы по незнанию всей правды, — с несколько лет уже». — «Ладно, считай, что повезло тебе. Ради такого оружия — да ты не обижайся, для кого другого я бы за ружье это не стал бы стараться — сейчас попробуем кое-какими связями тряхнуть. Давай телефон-то». Он дал телефон и растерянно топтался рядом, пока гость звонил то по одному, то по другому номеру, говорил с какими-то Пал Игнатьевичами и Вячеслав Андреевичами, рассказывал небылицы о каком-то ведущем конструкторе номерного завода, у которого и минуты нет, а он на охоту с самим Николай Николаичем через две недели собирается, напирал, требовал, обещал свою помощь в решении каких-то там непонятных дел, давал и записывал телефоны, показав ему взглядом, чтобы он подал бумагу и карандаш, уточнял день и дату и вообще делал все такое, что если бы увидел это сторонний наблюдатель, то решил бы, что речь идет по меньшей мере о судьбе человека. Через полчаса телефонной работы гость бросил трубку на рычажки, отдулся и, победительно глядя на него, сказал: «Ну, брат, ты в рубашке родился — тут один, от которого все зависит, завтра в командировку собрался, я его на чемоданах поймал, но ему как раз времени позвонить хватило, так что завтра пойдешь…» И он продиктовал ему, куда пойти, на кого сослаться, что сказать и как отвечать, если вдруг спросят то-то и то-то, резво поднялся и прошагал к двери, на прощанье бросив ему, чтобы не волновался — его будут ждать и все будет готово, но чтобы вечером все равно позвонил и доложил, как оно все пройдет. А он так и остался стоять посреди комнаты с ружьем в руках.

Не пойти не было никакой возможности — столько человек старался, да и вообще, не сам ли все дело затеял — и он пошел когда и куда было сказано. Встретили его как родного, спросили даже о здоровье таинственного Николай Николаича, в ответ на что он пробурчал что-то непонятное и ему самому, но спрашивающего вполне удовлетворившее, дали заполнить какие-то бумаги, сказали, сколько надо заплатить, поколдовали с какими-то там регистрационными книгами и картотеками, и уже через час он покинул эту контору, от которой в его гудящей голове осталась только огромная таблица на стене в коридоре с красной надписью «Наши передовые кротоловы», но зато в кармане его лежал новенький синий с золотом охотничий билет, а в памяти надежно уложены были слова пожилого начальника-отставника, что теперь только и остается, что сходить в милицию, да вписать в билет ружье, а на стареньком красном разрешении поставить штампик на право из этого ружья в разрешенное время палить по разрешенным к отстрелу бедным тварям. Через несколько шагов, впрочем, он вполне оклемался и даже с некоторой гордостью подумал: «Черт, вот здорово, так здорово. Молоток я, что тогда на совещании не стал какую-то простуду придумывать, а правду сказал. А то как бы еще колотиться пришлось».

Чуть придя на работу, он позвонил матери и успокоил ее, не вдаваясь в лишние детали, а просто сказав, что в общество он вот-вот вступит, хлопот никаких, ружье никто не тронет, пусть и лежит, где лежало. Мать обрадовалась, на том и расстались. Вечером он позвонил доложиться своему благодетелю. «Ну, а я что говорил, — радостно закричал тот в трубку — ладно, обмывки с тебя не требую, я не по той части, а вот насчет охоты — не знаю, как там у тебя с Николай Николаичем получится, — он захохотал, — а вот то, что через две недели мы с тобой на уток едем — это факт. Я уже сегодня договорился. Там нас двоих ждут. Так что предупреди жену заранее, чтобы шума не было, ну и купи все, что надо, ну ты и сам знаешь… А я тебе в конце следующей недели позвоню». И положил трубку.

«Вот влип, так влип, — подумал он, — на кой мне эти стрельбища сдались. Господи, если мне чего и не хотелось бы делать, так по этим уткам палить — вон их в зоопарке-то сколько, ходи да смотри, а на еду и куриц хватает. Но что делать-то? Человек-то рассчитывает, вон как расстарался, и ведь не обманул, все по его вышло. Что же, теперь звонить и объяснять, как все на самом деле было? Так он его и знать больше не захочет. А что еще покупать к этой охоте? Мужик-то думает, что я знаю, а откуда мне знать — ну, дробь там, порох, а какие, сколько, вот беда. Разве что с соседом посоветоваться». И как только он поймал себя на мысли о соседе, то сразу понял, что на охоту эту, хочешь не хочешь, а ехать придется.

Соседу он рассказал все как есть. Тот посмеялся, но помочь обещал — показать, научить и вообще, а на прощанье еще и сказал, чтобы он сильно не расстраивался, может, еще и понравится. А если и не понравится, то все равно — природа, а то сколько он ее тут видит. Вернувшись в свою квартиру, он долго без толку метался, поцапался с женой, обругал сына оболтусом и, чтобы успокоиться, сел перед аквариумом, но и рыбы плавали как-то не так и чиж на подоконнике свистел как-то раздражительно, и вообще — дело было не в гусях, а все не ладно.

Всю следующую неделю он с соседской помощью осваивал начатки охотничьей премудрости, чтобы не ударить лицом в грязь при первой же попытке, а дальше всегда можно будет свалить на то, что долго в отлучении был, вот навык и подрастерял малость. На первый раз сосед обещал его ссудить всем из своих запасов — «Тебе ведь много ни к чему на два-то дня, а потом втянешься — отдашь, нет — бутылку поставишь и квиты. Да, тебе неплохо бы еще хотя пару раз пострелять выехать. Как у тебя с этим? Сумеешь или уж на месте посмотришь?» В суете это он совсем упустил из виду. Действительно — ну, приедут они — пока там еще утки, начнут, небось, ружья пристреливать там по банкам, да по бутылкам, а он как же — будет палить в белый свет как в копеечку — позора не оберешься. Хоть бы толком понять, как ружье это держать надо. И тут вдруг он вспомнил детство, когда мать часто отправляла его летом к тетке в Ленинград — а у той дом был на дороге к Выборгу, так он всегда любил хоть день лишний в самом городе поошиваться, и почему бы вы думали — тиров там много было на каждом шагу, стреляй не хочу, а он с приятелями тамошними всегда хотел, и сколько они там своих двугривенных простреляли вместо мороженого — ужас. Тогда он решил узнать, нет ли и в Москве какого-нибудь тира поблизости — чем не тренировка? — и надо же, оказалось, что в «Форуме», куда они с женой иногда ходили на последний сеанс, прямо в подвале тир, как только он его раньше не замечал. На следующий же день, после работы он спустился по узенькой каменной лестнице в подвальчик, где на дальней стене были навешаны всякие фигуры с белыми кружками мишеней под ними, а снизу непрерывно бежала полоска с поставленными на ней силуэтами всякой живности — от утки до медведя, прямо как по заказу. Он набрал пулек, пристроился в уголке у стены — народу еще было мало, никто под руку не толкал — и начал вспоминать, как это «под яблочко» или «под обрез», как держать, как совмещать, как нажимать и вообще, что в этом деле к чему. Потихоньку пошло, и он даже с некоторой гордостью стал пощелкивать языком, когда чутошная свинцовая пулька с мягким стуком сваливала с бегущей дорожки какого-нибудь лебедя или, к примеру, оленя. В последней серии он из десяти выстрелов попал шесть раз и отправился домой, чувствуя себя настоящим мужчиной.

Подошло назначенное время, и министерский приятель позвонил: «Ну, что, здоров? Готов? Жена согласна? Запас сделан? А то сегодня четверг — завтра с вечеру едем. Машину я, правда, раздобыл, но все равно лучше не затягивать, чтобы поутру уже в камышах сидеть». И действительно, в субботу еще затемно они уселись в лодке в камышах и без звука ждали, когда на востоке просветлеет и на фоне неба станут видны посвистывающие стайки уток. Он сидел, держа ружье между колен и вспоминал, как они доехали, как безо всякой ненужной и несерьезной пальбы по жестянкам перекусили у костра, заботливо разведенного егерем — напарник его, чувствовалось, почитался здесь птицей важной, — прилегли на часок-другой, и как он смотрел из своего старого спальника в темное беззвездное небо и думал, что лучше — даже и не пытаться попасть в бедных этих уток, если какая-нибудь стайка все-таки окажется от них на расстоянии выстрела, или же поддержать компанию до конца и постараться хоть чуток дотянуться до приятеля, который, как он понял из разговоров егеря, если что — промашки не даст. Додумать он так и не успел и пришел в себя только когда егерь разбудил их, сказав, что уже пора двигаться, если они хотят вовремя залезть в камыши. Пока еще было совсем темно и они немного переговаривались, приятель шепотом напомнил ему, что если утки будут с левого борта, то ему и палить, а если с правого, то пусть уж не обессудит, но бог даст, обоим достанется.