Дмитрий Градинар - Настоящая фантастика – 2016 (сборник)

• Название: Настоящая фантастика – 2016 (сборник)
• Автор: Дмитрий Градинар
• Издательство: Издательство «Э»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-88830-6

Немецкие мотоциклисты, ворвавшиеся в село, внезапно окружили Таню Климову, ленинградскую комсомолку, застигнутую войной во время летней практики. Мучительная гибель была неизбежна, но девушке повезло – испытатель хронокапусулы из далекого будущего спас ее. Спустя тысячу лет человечество достигло звезд, терраформировало Марс, построило справедливое общество без насилия и войн. Тане предложили остаться в этом прекрасном мире навсегда, но как остаться, когда по родной земле ползут пятнистые коробки вражеских танков, а нелюди мучают и убивают мирных жителей?..

Загадочный посетитель явился к мудрому китайскому мастеру Ченгу, чтобы выведать у него секрет путешествия во времени. Нетерпеливый и жадный иностранец готов был заплатить любые деньги, сулил мировую славу, грозился смертью, но мудрый мастер стоял на своем – путешествие во времени невозможно… Особенно для таких вот нетерпеливых и жадных…

Вадим Панов, Лео Каганов, Ярослав Веров, Игорь Минаков и другие известные писатели-фантасты в традиционном ежегодном сборнике, выпускаемом по итогам Крымского фестиваля фантастики «Созвездие Аю-Даг»!

---

14. Кое-что задаром

Лицо его незнакомо Муравью. Сросшиеся на переносице брови, перекошенные так, что одна задирается, а другая низко нависает над черными глазками, придавая неприятное выражение физиономии.

– Бог умер, – сообщает человек. Сообщает так, как сказал бы усталый врач, для которого еще одна смерть – рутина тяжелого и бесконечного дежурства. – Вы опоздали с визитом.

– А он… – Муравей не решается задать вопрос, но все же произносит: – А он был?

– Зачем вам знать? – Насупленная бровь человека тоже вздыбливается. – Разве вы не получили чего хотели? Вечности?

Муравей мотает головой:

– Я думал… мне казалось… что это шутка. Все-таки, Вечность и даром…

– Даром? – Брови меняются местами – насупленная вздыбливается, вздыбленная насупливается. – Даром в этом мире ничего не дается. Закон сохранения дара, знаете ли.

– И что же… чем же… чем я расплатился?

– Нельзя изменить себя, не изменив при этом мир, – усмехается человек. Брови его выстраиваются в идеальную прямую. – Человечество жаждало Вечности. Не там, за порогом смерти, а здесь и сейчас. И оно ее получило здесь и сейчас. Никогда не задумывались – как можно быть Вечным в мире, который имеет начало, хотя бы в виде Большого Взрыва, и имеет конец – в схлопывании всего и вся обратно в сингулярность? Как можно быть бессмертным в смертном мире?

– Ну… – Муравей мнется. – Такого рода вопросы не приходили в голову, честно говоря…

– Не только вам. Зачем Вечным размышлять о Вечности? И вообще – что-то делать?

– Но я видел! – протестует Муравей. – Я видел! Да, были горстки тех, кто после обретения Вечности вдруг понял, что эта Вечность, бессмертие им не нужны. Все эти колонии хиппи… бродяги… Но большинство продолжало развивать науку, строить цивилизацию… Я был в Городе! Я сам строил корабли-интегралы…

Человек зевает. Муравей осекается.

– Инерция, друг мой, инерция, – говорит человек. Двумя пальцами упирается в живущие собственной жизнью брови и вновь делает так, как было – одна вверх, другая вниз. – После того как люди получили Вечность, вселенная изменилась. Обратный принцип антропности, если угодно. Из имеющей начало и конец она стала замкнутым волчком, где далекое будущее незаметно для нас сливается с далеким прошлым. И вся ваша Вечность – лишь бег по замкнутому кольцу хроноса. Сделав один круг, вы тут же принимаетесь за второй, третий и так без счета. И без смысла. Вы обрели хронос, но ценой кайроса. Вот чем человечество расплатилось за Вечность.

– Кайрос? – переспрашивает Муравей. – Но позвольте… Хронос? Кайрос?

– Время физическое и время человеческое, – поясняет человек. – Хронос – всего лишь холст, на котором мы должны были создать свой шедевр, нанести на него краски человечности, мазок за мазком, мазок за мазком. Это всего лишь чистый лист бумаги, на котором и записывалась человеческая история. Но человечество избрало Вечность, и история кончилась, – он показывает на скомканные листы бумаги. – О чем здесь писать? Что изображать на картине? Если нет смерти, то все дозволено, потому что больше ничего не имеет смысла. Не так ли?

Человек замолкает, вглядывается в Муравья.

– Разве вы ничего тогда не почувствовали?

– Что? – не понимает Муравей.

– Когда отдавали то, что делало вас человеком? Как он себя назвал? Мельмот? Мельмот Скиталец… – Уголки бровей печально опускаются, творя горестный домик. – Это было так прозрачно…

– Отдавал? – Муравей смотрит на человека. – Я ничего ему не отдавал!

Тот качает головой и возвращается за стол. Берет новый лист бумаги. Перо скрипит.

– Но…

– У вас целая Вечность, – не оборачиваясь говорит человек. – Думаю, вам ее хватит.

– Для чего?

– Прием окончен. – И новый скомканный листок падает к ногам Муравья, но он не успевает его поднять.

15. Учебник истории

Машина стояла на холме, откуда открывалась бесконечность. Словно взяли огромный хрустальный шар со множеством пузырьков внутри и каждый пузырек населили животными, растениями, людьми. Взгляд перескакивал с пузырька на пузырек, но их так много, так бесконечно много, что хотелось зажмуриться. И зажать уши от невыносимого гама.

– Что это?! – прокричал я, уверенный – ни Мишка, ни Таня меня все равно не расслышат.

– Прошлое! – проорал Мишка в ответ, и я с удивлением обнаружил, что четко разбираю его голос. И орать не нужно.

Таня осталась в машине, вцепившись в руль и кусая губы.

– Что я наделала, – сказала она. – Мальчики, что я наделала…

– Римские легионы! – завопил Мишка и показал куда-то пальцем. – А вон Колумб! Первобытные люди! Смотрите! Охота на мамонта!

Все было живым, все двигалось. Суровые легионеры топали по дороге, держа щиты и копья. Каравеллы Колумба бросали якорь у берега, на который опасливо выходили индейцы и индианки с корзинами, полными разноцветных пряностей. Приземистые люди в мохнатых шкурах с урчанием бросали огромные камни в мамонта, которого угораздило провалиться в ловушку. Зверюга отчаянно трубила хоботом, крутила башкой, от ее бивней первобытные брызгами разлетались в стороны. А рядом лязгали гусеницами и стреляли на ходу танки, похожие на перевернутые вверх дном тазики. Несчастные, изможденные рабы тащили огромный блок к возводимой пирамиде, а на вершине соседней пирамиды из черного камня жрец в перьях взывал к богам, держа в руках нож, а перед ним распростерлась очередная жертва. По занесенной снегом улице двигались люди, замотанные в теплые одежды, кто с ведром к полынье, кто с саночками, на которых лежали мертвые тела. Революционные солдаты и матросы стройными рядами психической атаки надвигались на позиции белогвардейцев. Архимед сидел задумчиво над чертежом, а к нему мчался солдат с коротким мечом.

– Мы попали в прошлое! – орал Мишка. – Мы попали в прошлое! Я был прав! Машина времени!

Он бросился ко мне обниматься. Потом к Тане, но обнять ее не удалось – из машины она так и не вышла. Голова ее опустилась на руль, а плечи вздрагивали, будто она плакала.

– Постой, Мишка, – бормотал я, – постой… тут что-то не так, понимаешь?

Мишка сделался серьезным:

– Что тебе опять не нравится? Сомневаешься, что мы в прошлом?

– Но почему мы видим его… так? Все сразу? Я это по-другому представлял…

– Ага, как в фантастических книжках, – ядовито сказал Мишка. – Ты когда-нибудь видел картинки, как в начале века рисовали жизнь людей в наше время? И что? Очень похоже на то, как мы живем? Так и с путешествиями во времени! Вот оно! Все на ладони!

– Правильно он говорит, – Таня выпрямилась за рулем и платочком вытирала щеки. – Фикция это, а не прошлое. Даже на школьный учебник не похоже. Нет больше никакого прошлого. И все из-за меня… Понимаете? Из-за меня!

– Таня? – неуверенно сказал Мишка, и я понял почему. Мне и самому почудилось, что за рулем машины сидит не девчонка из магазина «Спорттовары», а кто-то другой – гораздо старше и серьезней.

– Я думала, у меня получится убежать, – сказала она. – Что я еще помню… пусть из школьного учебника, но помню достаточно, чтобы вернуть все, как было. А вышло… ничего не вышло.

Мне показалось, что она опять заплачет.

– Что не вышло? – спросил я. – Таня, ты можешь толком объяснить?

– Могу, – сказала она. – Прошлое – как память. Можно вспомнить только то, что помнишь. Поэтому принцип определенности и гласит – путешествовать можно только в то время, которое знаешь. И в нем нельзя ничего менять. Иначе… иначе получается вот такое смешение… неопределенность… Садитесь. Вы еще не видели будущего. Хотите?

Честно говоря, сказала она это так, что мне не очень-то захотелось на это будущее смотреть. Хотелось домой. Но Мишка сказал:

– Да, – и вновь уселся рядом с девушкой. – Только скажи… кто ты? Пришелец из будущего, да?

– Из настоящего, – сказала Таня. – Долго объяснять.

И вновь разгон, только теперь перед нами никаких стен. Мир вокруг сдулся, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Казалось, он облепил нас, и те картинки прошлого, что мы разглядывали, стали безжизненными отпечатками, как серые иллюстрации в старом, потрепанном учебнике. Таня прибавила скорость, меня вжало в мягкое сиденье, ветер завыл в ушах, вспыхнули яркие искорки, а потом все исчезло.

– Где мы? – Мишка. – Это что… будущее?

16. Попытка к бегству

– Вот вами и пройден очередной круг, – сказал Мельмот. – Сколько вы их совершили?

– Не сидите на ступеньках, вы простудитесь, – Муравей наклонился, чтобы помочь ему встать, но человек покачал головой. Муравей зябко поежился. Здесь все так же пахло смертью.

– Наконец-то я смогу вырваться из Вечности. – Заостренные черты лица Мельмота исказило то, что можно было бы назвать улыбкой. Или мукой. – Хотелось иного, но для смерти и этого достаточно.