Валентин Аккуратов - Лед и пепел

• Название: Лед и пепел
• Автор: Валентин Аккуратов
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

---

— Точно. Радист сообщил, что вчера они пришли из Красноярска, и Новиков Валериан Дмитриевич дал им команду выручать нас.

Подтащив бочки к самолету, переносной электропомпой перекачивали горючее в центральный бак и стали опробовать моторы.

— Танки! — вдруг раздался крик нашего наблюдателя, выставленного на излучине реки.

Из пилотской кабины было видно, как с севера, вдоль правого берега, по направлению к нам, быстро двигались два танка. В сгущавшихся сумерках было трудно понять чьи.

Мы выскочили из самолета и столкнулись к подбежавшим старшим группы.

— В окопы, без паники! Приготовить противотанковые гранаты! — крикнул он.

Мы быстро укрылись в брошенные немецкие окопы, тянувшиеся вдоль берега. Танки приближались. Снег комьями летел из–под гусениц, выхлопные газы шлейфом тянулись за ними. И вдруг танки, рассредоточившись, встали, медленно поводя стволами орудий в нашу сторону.

— Все! Хороший был самолет! — услышал я голос Кекушева.

— Да это наши! Тридцатьчетверки, и звезды! Смотрите! — звонко закричала девушка и, выскочив из окопа, махая руками, пошла навстречу танкам.

— Назад! Крючок! — отчаянно крикнул старший.

— Да наши же! Смотрите, звезды на бортах! — ответила девушка.

Один из танков медленно двинулся ей навстречу, отсекая девушку от нас. Мы замерли: что–то будет? На его борту мы ясно увидели красную звезду.

— А, черт! А ведь и правда наши! — крикнул кто–то. И мы тоже выскочили из окопа, размахивая руками. Танки направились к нам, из открытых люков виднелись краснозвездные шлемы, а на броне сидела наша девушка.

— Кто такие? Откуда здесь аэродром?! — из первого танка выскочил молодой офицер с петлицами капитана.

Увидев Кекушева в кожаном меховом пальто и шикарной морской фуражке, расшитой золотом, он вытянулся перед ним.

— Капитан Федоров. Выполняю разведку. Нашего аэродрома здесь не числится, а потому вынужден был принять необходимые меры!

— Да, капитан, если бы не наша девушка, сожгли бы самолет! — выступил вперед старший десантников.

Капитан смущенно переминался с ноги на ногу и с восхищением посматривал на Крючка. Перезнакомились. Вскоре на подогревной самолетной печке в большом котле Сергей Наместников вместе с танкистами начал варить ужин. Посыпались шутки, смех и взаимные расспросы. По просьбе Орлова танкисты провели несколько раз танки по поляне, примяли снег, сделали вполне сносную взлетную полосу. Проба моторов показала их безукоризненное состояние. За общим ужином под весенним небом авторитет Кекушева вновь поднялся у танкистов, когда из объемистой фляги он разлил каждому по сто граммов фронтовых. Выпили за победу, за боевую дружбу, за нашу девушку Крючок. Потом сменили выставленную охрану, дав и ей возможность приобщиться к общему веселью. Еще раз осмотрев полосу взлета и попрощавшись с танкистами, заняли свои места в самолете. Уже стемнело. Взлет по одному костру, зажженному в конце полосы, вопреки ожиданию, прошел легко и быстро. Не делая круга над оставшимися танкистами, чтобы не привлечь к ним внимания немцев, мы взяли курс на Москву и через сорок минут сели на бетонной полосе Центрального аэродрома, В зале аэровокзала нас встречал Новиков. Иронически улыбаясь, Валериан Дмитриевич сказал:

— Ну, как? Навоевались? Ах, ребята, ребята! Ну что мне с вами делать? Придется к Папанину отправлять, только он умеет с вами разговаривать.

Мы молча выслушивали добродушное ворчание Валериана Дмитриевича, зная, что в душе он одобрял наши действия, к тому же старший группы десантников наговорил ему о нас столько хорошего, что мы невольно прониклись уважением к самим себе.

— Вот что, друзья. После ремонта машины будете выполнять полеты между Москвой, Куйбышевом и Мурманском. В мае пойдете в ледовую разведку Баренцева и Карского морей. Не будет загрузки на трассах — разрешая отдельные полеты по заданию военного командования. Отдельные! — подчеркнул он. — Все! А теперь отдыхайте!

Тепло попрощавшись, мы расстались.

Три дня в Москве пролетели молниеносно. Я бродил по улицам столицы, вглядывался в лица москвичей, они были настороженные, и суровые, но в то же время и гордые, уверенные в своей силе.

В квартире была тоскливая пустота, жена уехала куда–то с фронтовой бригадой актеров Большого театра, и только ее лаконичная записка подтверждала, что я нахожусь все же в своем доме. Но даже эта одинокая пустота обжитого дома, после наших ночевок в гостиницах и на аэродромах, дарила тепло.

Потом начались полеты, и все опять завертелось в огненной карусели. Каких только заданий нам не приходилось выполнять! Благоухающих «шанелью» диплома! ов сменяли тяжелораненые бойцы и офицеры в грязных прожженных шинелях, пахнувших горелым мясом. В фюзеляже размещались ящики с взрывчаткой, боеприпасы, оружие, продукты питания, медикаменты, которые мы сбрасывали отрезанным частям. В дни взятия Севастополя гитлеровцами ходили на его последний аэродром, на мыс Херсонес. Оттуда из–под шквального огня вывезли тяжелораненых и тюки каких–то важных документов. Возили высокую комиссию по уничтожению элеваторов в прифронтовые города, где при стремительном прорыве фашистских полчищ местные власти не успевали уничтожать зерно, и комиссия на ходу придумывала, как спасти или уничтожить хлеб, чтобы он не достался врагу. Враг наступал, он был еще очень силен, но крепла уверенность в победе, и радовал наступивший порядок на фронтах. Чумной коричневый поток подкатывался к Волге, но в отступлении перед этой нечистью уже не было паники. Сдерживая время, со спокойной уверенностью отходили наши части. С боем отдавали каждый метр земли. Спокойнее чувствовал себя в полетах и наш экипаж. Более четко и организованно стала работать земля: аэродромы и средства воздушной обороны. Мы уже не боялись своих истребителей и зенитчиков, которые не так давно в неразберихе преследовали и обстреливали любой самолет малознакомой конструкции, невзирая на его бортовые знаки. Летать над своей территорией стало легче и безопаснее. Освоились мы и с тылами врага. Знали размещение его средств ПВО, радио– и светомаяков, коды передач метеоданных по немецким аэродромам, коды их светомигалок, которые мы использовали как ориентиры в ночных полетах.

В конце июня, находясь в Адлере, мы получили распоряжение: немедленно следовать в Архангельск. Мы ждали этого вызова, но сейчас он застал нас врасплох. На борту находилась комиссия во главе с Афанасием Бардадыном — инструктором ЦК КПСС, которая работала по упорядочению военных действий Черноморского флота.

Афанасия Бардадына мы знали еще с довоенных времен. Он курировал Главсевморпуть, часто летал с нами в Арктику и был замечательным лектором по философским и международным вопросам. Мы любили и уважали этого человека за его принципиальную прямоту и правдивые ответы на все жизненные вопросы, которые ему задавал летный состав, а вопросы были острые, иногда каверзные, такие никогда бы не решались задать человеку, которому не доверяли.

Закончив через несколько дней работу с возглавляемой им комиссией, мы стартовали в Архангельск.

Архангельск нас встретил черными дымами морских судов и лесозаводов. Юркий портовый катер, отчаянно стуча старым болиндером и вызывающе пуская синеватые кольца из кокетливо склоненной трубы, быстро доставил нас на правый берег широкой Двины. В просторной приемной Ивана Дмитриевича Папанина было людно и шумно. Пряный запах цветущей черемухи, струясь в распахнутые окна, смешивался с крепким ароматом трубочного табака; синие клубы дыма ходили под потолком, напоминая мирные дни, когда из этого большого портового города начинались все наши полярные экспедиции. В окна, сквозь буйную, белую кипень черемухи видно было, как серебрилась могучая гладь реки, неторопливо уходящая в недалекое Белое море — его соленый запах перебивал и запах крепкого табака, и запах черемухи.

При нашем появлении все затихли. Из–под помятых козырьков морских фуражек глянули десятки пар изучающих глаз. Из–за стола в углу, под корабельными часами, с неумолимой четкостью выстукивавшими секунды, поднялся человек в форме капитан–лейтенанта.

— По вызову контр–адмирала Папанина, пилот Орлов и штурман Аккуратов!

— Прошу садиться, сейчас доложу! — улыбаясь глазами, отчеканил адъютант Папанина Евгений Матвеевич Сузюмов, давний наш приятель и скрылся в дверях кабинета.

Через минуту мы стояли перед Иваном Дмитриевичем.

— Браточки, как вы вовремя! Важнейшее задание командования Северного флота. К нам шел большой караван англо–американских судов, с грузом ленд–лиза. В районе острова Медвежьего, в результате налетов фашистских самолетов и подводных лодок, большая часть судов потоплена, остальные разбрелись по всей Арктике. Необходимо суда разыскать и собрать вместе.