Виталий Владимиров - Колония

• Название: Колония
• Автор: Виталий Владимиров
• Жанр: Научная Фантастика

---

Реальность чужестранности вторгается в сознание в Азии, конечно, по-иному, чем в Европе или США. "Восток - дело тонкое", - говорил русский солдат, шагающий под белым солнцем пустыни в родные края. Но я по гроб не забуду, какая, в отличие от московской дождливой слякотной осени, стояла солнечная теплая весна в Буэнос-Айресе.

- Пойдем, передохнем, - по-волжски окая, предложила мне Вера Петровна, художница из Палеха. Глаза распахнутые, как васильки, коса венцом уложена на голове.

Мы вышли через задние ворота павильона советской выставки. Вера Петровна скинула туфли, прошла босиком по траве газона и грузновато села, расставив толстоватые в икрах и бедрах ноги. Щурилась на солнышко, улыбалась и рассказывала, какие гостинцы она привезет домашним.

Из здания напротив, недалеко, метрах в ста-двести, выскочил молодой парень, торопясь, пересек пустую автомобильную стоянку и перемахнул через невысокую сетку на столбах - ограду железной дороги. Он уже бежал по шпалам, когда из здания появились солдаты. В зеленой пятнистой форме, высоких шнурованных ботинках, с автоматами наперевес. Один из них тоже перелез через ограждение, встал на одно колено, прицелился. Короткий треск. Парень, вскинув руки, упал. Уже не торопясь, еще двое солдат присоединились к стрелявшему и все вместе пошли вдоль рельс. Наклонились, подхватили убитого и поволокли к дверям пакгауза.

Весеннее небо... Пестрая очередь в павильон вдали...

Русская крестьянка, сидящая на земле...

- Чего-чего, а уж хунты у нас не будет. И так в гражданскую вдоволь наубивались, - тихо сказала она. - Не приведи, господь, жить на чужбине.

А все равно рано или поздно невольно примеряешься - остался бы ты здесь навсегда? Дома-то тоже несладко поди.

Советский бизнесмен. Словосочетание абсурдное, а что у Системы не из разряда зияющих высот? Я знал одного, он относился к числу одаренных, добросовестных и неглупых. И достиг поста генерального директора одного важного внешнеторгового объединения, которое давало главное - свободно-конвертируемую валюту, СКВ. План по СКВ считался, как высота на войне. Возьмешь - получишь орден, нет - пойдешь в штрафные батальоны. Сам по себе план - это одно, но есть главное - рапорт о плане. Вовремя, то есть к концу года, и об успехах. Как раз для такого рапорта не хватало полтора миллиона СКВ. И сумма не очень великая, да если бы необязательно к дате выполнения социалистических обязательств, к двадцать пятому декабря... Тут подвернулась фирма, готовая взять товар на эту сумму. Она, правда, еще не расплатилась по старым контрактам, но президент божился, что не обманет. И чек подписал. Для полного ажура в рапорте чек приняли. Ордена и премии за взятие высоты получили. А президента посадили в тюрьму, жулик оказался, часть полученного товара, предназначенного для нужд своего отечества, налево перепродавал.

В это время генеральному директору за его рапорты, своевременные и ласкающие слух высокого начальства, предлагают отбыть торгпредом в страну, где платят пять тысяч "березовых" чеков в месяц и климат хороший. Только кто же у него объединение примет, если товар отгружен, но не оплачен? Генеральный туда-сюда, родители, говорит, приболели, сейчас не могу, но отказался. К тому времени президента фирмы из тюрьмы выпустили, но платить он был не в состоянии.

Генеральному предложили еще одну страну, но с климатом похуже. Отказываться было нельзя - третий раз не предложат.

Тогда-то и была задумана и осуществлена многоступенчатая операция: через представительство западногерманской фирмы в Болгарии и их сингапурских партнеров путем новых поставок, скидок и конвертации инвалютных рублей в клиринг, а потом в СКВ задолженность была погашена.

Генеральный уехал торгпредствовать, а через два года его призвали к ответу - ревизия обратила внимание на сложность расчетов. Когда разобрались, то и прокуратура и ОБХСС сказали, что криминала нет, никто себе ничего в карман не положил, все было ради Его Величества Социалистического Обязательства. Но тут началась, как снежный ком, кампания по разгрому внешторга - торгпреда выгнали из партии и уволили.

Лакированная картинка зарубежья из нашего социалистического лагеря привлекательна - ради нее бежала замуж за местного знакомая всей нашей советской колонии одна гражданка. Впрочем, даже гражданство она сменила. А он пожил с ней и развелся. Она приходила к воротам торгпредства и ждала, когда кто-нибудь выйдет - работу просила или хотя бы поговорить на родном языке.

А чужестранцем можно ощущать себя и в Союзе. Мы приехали как-то в командировку в Таллинн - писать об Эстонии. Жили в "Интуристе", пили ликер "Вана Таллинн", бродили по средневековым улочкам, гуляли по Певческому полю, по развалинам храма в Пирите и однажды по шоссе углубились в лес. Он был чист и торжественен, как воскресная месса. Деревья обступили нас и словно поднимались вместе с нами по пологому склону. Но человек тем и отличается от зверя, что живет не в единстве с природой, а диктуя свои законы. Свои социалистические обязательства по отношению к ней. Так и мы натаскали сучьев и шишек, и лениво пополз вверх дымок костерка. Он быстро разгорелся, и мы растерянно увидели, что языки пламени побежали по сухому мху и хвойной подстилке, серое пятно пепелища в короне приплясывающих огоньков неудержимо расползалось, и я представил себе, как огонь перейдет на молчаливо смотрящие на нас сосны, и понял, что это - чужой лес и что мы потом скажем людям, говорящим на эстонском языке, в свое оправдание. Сообразили, забросали костер песком, но ощущение преступившего чужой закон осталось.

Разобраться бы дома, где твой дом.

И жить надо там, где твой дом.

И умереть.

И лечь в родную землю.

Восток.

Жара.

Горшок надет

на кол в заборе.

Как срубленная голова...

Это все, что я написал в стихах о загранице - не пишутся они там.

Глава сорок первая

Мы уже привычно пережили жару и сезон дождей, событий особых не было, лишь проводы, проводы... В прощальных застольях почему-то всегда участвовала Маруся, жена одного из специалистов промышленности. Она выбирала момент, когда компания уже достаточно разговелась, выходила на середину с таинственным видом и, как большой, неожиданный и приятный сюрприз для окружающих, жеманно объявляла, что сейчас исполнит напутственную песню, написанную на мотив "Домбайского вальса". В первый раз прошло на "ура", на третий - вызвало кривую усмешку, на пятый - опоздавшие осведомлялись, был ли уже исполнен хит сезона, и радовались, что очередной бенефис Маруси прошел без них, на седьмой - попросили Марусю исполнить на "бис". Так под "Домбайский вальс" неудержимо сужался круг наших друзей и знакомых.

Уехали Айвазяны, с которыми мы за последний год сошлись - бывают такие спокойные, ненавязчивые, легкие отношения, когда-то вместе едем прогуляться в парк, то поужинаем, то побродим по магазинам. Возвращались Айвазяны не по своей воле - врачи определили у Татевик, жены Володи, какие-то нелады по женской части и предложили сделать операцию. Володя, не доверяя местным эскулапам, не столько хирургам, сколько техническому персоналу, тщательно обследовал больницу и удостоверился, что в подвале стоит дизель-генератор, а в бачке есть топливо. Это оказалось отнюдь не лишним, потому что именно в тот момент, когда Тата лежала на операционном столе, во всем районе вырубили свет и Володя тут же прибежал в подвал. За ним пришел абориген и запустил двигатель.

Казалось, что Володя предусмотрел все возможное, даже кровь Тате переливали советскую - собранную добровольцами колонии. Но то ли кровь подменили, то ли попалась заразная, но через сорок пять дней Тата заболела гепатитом - также как и я. Вылечить ее до конца не смогли - по непонятным причинам держалась температура, пока врачи не вынесли вердикт: дома и стены помогают.

Проводили Гусаровых, Сохадзе, Гуляевых, Гриценко. Собрались домой и Святослав с Леной.

Время нематериально и неуловимо для нашего восприятия, но оказывается есть моменты, когда можно остро ощутить, почувствовать различие между прошлым и будущим. Прощальные встречи происходили на границе двух времен. Когда ежедневно едешь в торгпредство и знаешь, что завтра будет то же самое, то есть ощущение, что сегодня как бы простирается в завтра. Если же завтра не будет того, что было сегодня, то связь обрывается и сегодня уходит в прошлое. Когда завтра не будет сегодня - это и есть прошлое.

И еще.

Время застывает на длительность разлуки. Мы - здесь, а все наши там, и в памяти родных и друзей мы остались такими же, какими были тогда - год или два назад. И для нас время жизни тех, кого мы не видим, остановилось в нашем сознании в момент расставания.

Сын сообщил мне, что женился. И уже никогда в памяти моей не будет воспоминания о его свадьбе. Этого события не будет в моем прошлом - останутся только короткие строки письма.