Эндре Гейереш - Храни тебя бог, Ланселот!

• Название: Храни тебя бог, Ланселот!
• Автор: Эндре Гейереш
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1987

Повесть сборника БАРЬЕР. Фантастика-размышления о человеке нового мира.

---

— Властелин мой! — крикнул начальник стражи. — Великий Властелин! Проснись!

И тут обрушились на ворота первые страшные удары мощных стенобитных бревен. Дракон повернул неподвижное из-за чешуи лицо к потерявшемуся от страха псу своему.

— Я давно уже слышу их, болван! Перчатки, панцирь, кинжал, секиру. — Он слез с ложа, оглядел трепещущих от ужаса, но сейчас только на него одного уповающих подданных и узнал военачальника, который недовольно ворчал, когда он отпускал Ланселота; сейчас на его лице — как только услышал он приказание Дракона — отразился животный страх, ибо он понял: Дракон считает неизбежным, что ворота поддадутся и сражаться им придется вот здесь, во дворе крепости, в ее коридорах и переходах. А в такой тесноте им конец!

— Это ведь ты сказал, помнится мне: «Все одно он не посмеет вернуться»? Видишь, посмел. И стучится в наши ворота.

Ланселот хорошо рассчитал, потому что, когда, несмотря на обложной дождь, все же занялось унылое утро и псы разглядели широким полумесяцем растянувшееся войско, они в панике забегали по стенам, их прикрытые шлемами физиономии то и дело высовывались из-за башенных брустверов. Ланселот наблюдал за медленно проступавшей из сумрака черной крепостью, за передвижениями псов и за теми, что, откатившись назад с гигантским бревном, вдруг с яростным воплем бросались к воротам и обрушивали свой таран на кованые их створы под градом огромных камней, отодвигая в сторону трупы лишь настолько, чтобы не мешали они новому приступу. Раненых уносили назад, их место занимали у мачтовой сосны только те, кого выделили для этого загодя. И Ланселот улыбнулся, это увидя: до сих пор все его приказы выполнялись так, как умеют либо повинующиеся слепо наемники, либо сознательно — во имя победы — подчинившие себя дисциплине люди.

«Если, пробив ворота, они расступятся тотчас, — соображал он, — пожалуй, мы победим». И, глядя на существа эти, из скота обратившиеся в людей, Ланселот полнился радостью. «Ловкий паренек, ловкий паренек, — бормотал он, себя ублажая, любимую присказку Артура, — для коня рожден, для войны рожден, ловкий паренек!»

Он отогнал далекое, милое воспоминание и, успокаивая, положил руку на холку долгогривого коня своего, который предупреждающе и сердито всхрапнул, потому что сзади зазвучала та песня.

Возможно, ее затянули стоявшие позади него люди Дарка, возможно, кто-то другой, но песня ширилась, все более звучная, грозная, и охватывала со всех сторон черную крепость Дракона, и ни ливень, ни рев ветра не могли ее заглушить, а только придавали ей силу, так что после каждого раската грома она взвивалась еще неистовей и победней. Выстроенные полукругом люди, крепко сжимая в руках хлипкое свое оружие, мокрые с головы до ног, стояли и пели во всю силу легких. И Ланселот, хотя и так уж был близко к сыпавшимся из крепости камням, выехал еще вперед, ибо знал, что он, сын утопленной в озере Вивианы, поруганный Ланселот, не вправе — да и не хочет, душа его в том порукой, — заставить умолкнуть этот грозный напев. Поэтому он просто отъехал от певших подале и совсем приблизился к крепости — надобно ему было слышать грохот тарана-сосны. Ланселот прислушивался к ударам ухом воина — прежде не раз доводилось ему угадывать по этому громыханью тот миг, когда рвутся железные оковы ворот и проламываются мощные бревна. Он вслушивался, то вперед, то набок наклоняя голову, его правая рука покоилась — покоилась?! — на бедре, а долгогривый конь замер, насторожив уши; да только, как ни был он вышколен, все же белки его глаз поблескивали, а иногда бил он оземь передним копытом.

— Что, Ланселот, явился?

Ланселот подождал, пока воротобойцы отбегут, набирая силы для нового удара, и, перекрывая боевую песню, ответил, глядя твердо в неподвижные и сейчас глаза перегнувшегося через стену Дракона.

— Явился.

— Вижу, Ланселот, ты умен да и рыцарь отменный. Заставил меня поверить, будто убрался отсюда. Ан нет.

— Ан нет.

— Только все же не слишком умен ты. Ведь что сейчас будет? Ну, разобьете ворота, ворветесь. Старая песенка, Ланселот. Стены мы охраняем. И ворота охраняем тоже. Так что же? Ты здесь умрешь, — показал на ворота Дракон, — И тех всех, — он обвел рукой вокруг, — я уничтожу. Так будет.

— Пусть свершится божья воля.

— Ведь и я в подобных делах стреляный воробей. Одного лишь в толк не возьму… Загромыхало небо, потом стали бить по воротам сосной…

— А ты все еще здесь? Я уж думал, сбежал ты, — поглядел вверх Ланселот.

— Я никогда не отступаю. Мне некуда отступать.

— А коли так, здесь и подохнешь. Вместе с псами твоими. Или они разбегутся?

— Они? — Дракон рассмеялся, — Так они ведь столько черных дел натворили, что до тех пор только и живы, пока здесь жить могут. Слышу я, — указал он на поющее войско, — слышу, у них прорезался голос.

Ланселот вежливо переждал грохот нового удара по воротам, ибо, как и Дракон, хотел, чтобы тот уловил каждое его слово.

— Вот видишь? Ты не сумел заставить их забыть даже эту песню! Мне рассказали, какая меня ожидала бы участь, не смилуйся ты надо мною. Словно жалкий бродячий монах, молил бы о глотке воды, покуда не сгинул. Я, Ланселот!

Громыхали по воротам удары, стонали раненые, молча лежали мертвые. Их тела омывал дождь.

— Ты мне скажи, почему встал за них? Тебе-то какая печаль? Я же вернул тебе свободу!

Ланселот, хотя в лицо ему бил дождь, а говорить мешали и громы небесные и грохот тарана, внимательно следил за воротами; беседа же эта ему явно наскучила.

— Зачем нам уничтожать друг друга? — спросил Дракон.

— Кому это «нам»?

Тебе и мне. Я уважаю тебя, Ланселот. Ты славный воин. Мне жаль тебя.

— Ты, конечно, не знал Вивиану.

Дракон подумал, покачал головой.

— Она жила возле озера. С мужем своим и со мной. Ты утопил ее в озере. А ведь она была хорошая женщина. Те, что стоят здесь, за мной, перед псами твоими падали на четвереньки. Артур бежал от тебя! Сэр Галахад уже был у Мерлина и оттуда бежал.

— Мерлин не восстал по слову его.

— Мерлина сторожил ты! Тот, кто смерти предавал матерей, землепашца превращал в бессловесную скотину, рыцаря — в жалкого, трусливого попрошайку, а воина — в пса!

— Так поэтому ты меня осаждаешь?

— Ты уже, — Ланселот опять слышал только грохот тарана, — не хранитель Мерлина, ты тюремщик его и, быть может, убийца! И за то, что Мерлин… передо мной, Ланселотом, не посмел воскреснуть, ибо там был ты… вот за все это я убью тебя! Слышишь?

— Слышу, — кивнул головою Дракон, — надобны еще три удара.

— Теперь достанет и двух! Ну же, еще раз, еще!

— Ланселот, — отчаянным голосом возопил Дракон, — я вернул тебе меч!

— Свою долю от него ты получишь!

Последний удар обрушился на ворота. Знал Ланселот, что в следующий миг они треснут и, разбитые вдребезги, мощные створы падут. Он выхватил меч и больше не обращал внимания на Дракона. С опущенной головой тихо, хотя и невесело, улыбнулся: «А теперь погляди, Вивиана!» Потом поднялся в стременах, отсвет молнии блеснул на его мече, и крикнул он, перекрывая громыханье небес:

— Король Мерлин!

Его черный конь горячо всхрапнул, мощно взвился и, перескочив через стонущих раненых и мертвецов, затихших навеки, влетел в разверстую теперь черную пасть Драконьего замка.

Ямы не было. Посему Ланселот беспрепятственно мог обрушиться на выстроенную буквою «и» тысячеголовую песью фалангу, и он напал на псов с такой яростью, что первые шеренги устрашились одного лишь вида его и неистовства. Опомнясь, они попытались его растоптать, но люди Дарка уже влетели следом за ним роем шмелей, и с каждым мгновением все больше было тех, кто требовал и себе права сразиться. К чести псов, каждый из них умирал там, где стоял. Однако же Ланселот и следовавшее за ним по пятам, все возраставшее крестьянское воинство взломали их строй, и началась тут битва, ужаснейшая из известных нам в те времена.

Некоторые утверждают, что ужасна всякая битва. Но я — возможно, во мне говорит бывший воин — тут никак не могу согласиться. Борьба и сраженье, если выходят на бой мужи достойные и за достойное дело, дивно прекрасны. Для этого нужно лишь место, нужно уменье тех, что решили сразиться, а предводителю должно еще и провидеть весь ход борьбы. Вот тогда хорошее дело борьба. Ведь кто устрашится удара меча или копья, если можно сразиться за правое дело достойно?

Однако в битве, что развернулась во внутреннем дворе крепости, всякая красота боя пропала, вся его доблесть, и радость, и героизм обратились в ничто. Ибо псы не отступали ни на пядь, люди же Дарка шли напролом, и стоял такой оглушительный крик, вой и стон и стук клинков, какой редко услышишь, да и счастлив тот, кто не слышал вовек. На площадке людей было больше, чем могло на ней уместиться.