Саша Бер - Кровь первая. Арии. Они

• Название: Кровь первая. Арии. Они
• Автор: Саша Бер
• Жанр: Историческая проза

Арии — легендарная культура, зародившаяся в конце последнего ледникового периода на берегах большого пресноводного озера (сегодня Чёрное море). Образовалась из обособленной группы жителей Страны Рек (семья Адити). В результате территориальной и геноцидной агрессии выдавив жителей Страны Рек с автохтонных областей, породили себе противовес в виде ордынской культуры (русской). В результате длительного противостояния ары были вытеснены на восток в районы верхней и средней Волги, но не успокоились, а начали агрессивную политику в отношении своих дальних родственников иров. К тому времени данные культуры разнились кардинально в том числе языке. Разразилась большая война, победу в которой одержала третья сторона — русская орда. Остатки аров бежали на Южный Урал, где, проиграв биологическую войну волкам, бежали по реке Аргиз (Иргиз) к берегам Аральского моря и прожив некоторое время в междуречье Амударья и Сырдарьи, покинули степи, перебравшись через горы в Индию. Остатки иров, под давлением новоиспечённой ордынской культуры, бежали в горы на Иранское нагорье.

Это третья, заключительная часть трилогии «Кровь первая» эпопеи «Степь», рассказывающая о быте, верованиях и жизни ариев, через главных героев — Ардни и Зорьки.

---

— Все её топчут, а она от этого только лучше. Что это?

А говорит она странно, как будто ей всё равно, всё равно и рот закрыт, губы не шевелятся. И тут совсем осмелела я и даже встала на ноги, только колени задрожали и на всё тело Колотун колотил. Только я зубы стиснула, кулаки сжала, а себе думаю «Должна! Другого шанса не будет». Отвечаю, мол «тропинка». А она раз, и уж стоит ко мне правым боком, что нормальный. Как повернулась, даже не заметила, хотя я не отворачивалась и даже не мигала. Смотрит куда-то в даль и задаёт мне третью загадку. «Скачет по степи красиво, разметалась ветром грива», — говорит, — «кто это?». «Конь», — отвечаю. И тут она вновь поворачивается ко мне лицом, а мёртвой то половину у неё уж и нет. Вся, как нормальная, только светится, лица не разобрать. «Здравствуй, Елейка», — говорит, рта не открывая, а сама, как не живая, только в глазах, солнечные зайчики прыгают. «Здравствуй, Дева Степная, сестра Облачная[23]», — отвечаю я ей, а у самой аж в зобе всё спёрло, как же с ней говорить то трудно, я почему-то тогда очень зареветь захотела от обиды, но удержалась, а она протягивает мне это.

Елейка вытянула из-за пазухи каменный круглый-блинчик на верёвочке, изумрудно зелёного цвета, размером чуть побольше перепелиного яйца. По средине дырка, в которую и продета была плетёнка, притом плетёнка та была свита из конского волоса, а не из травы.

— Какой красивый, — восхищённо проговорила Неважна, касаясь камня пальчиком.

Елейка и не заметила, как та их нагнала и пристроилась рядом. Каждый потрогал странный гладкий камень. Он был настолько гладко вылизан, что в него можно было смотреться как в зеркальце. Дануха даже взяла его в руку и пронюхала своим чутьём и произнеся лишь «вот оно как», тут же отпрянула от него.

— Ну ладно, хватит, — пробурчала Елейка, упрятывая подарок Степной Девы поглубже себе за пазуху.

— А что дальше? — полюбопытствовала захваченная рассказом Неважна.

— Что было, то было, — огрызнулась молодуха.

— Елейка, — проговорила на распев Дануха интонацией в голосе, как бы грозя пальчиком.

Девка шумно сглотнула. Они стояли на тропе по среди леса, окружив Елейку и ожидая продолжения.

— Ну вот, — сдалась она, — подаёт она мне этот камень и говорит: «С этим змеиным камнем пойдёшь по тропинке к роднику», а думаю про себя, как же я пойду, коль вокруг охрана, сама то оглянулась и обмерла. Все вокруг на земле валяются и девки, и надсмотрщики и даже собаки, словно дохлые. А она продолжает: «Найдёшь там коня. Напоишь его через этот камень и сделаешь всё, что он тебе скажет».

— Это как? — не удержалась молодая охотница.

— Жопой об косяк, — съехидничала Елейка, — ты слушай, не перебивай. Хотя я тоже по началу ничего не поняла. Хотела было её спросить, а та повернулась ко мне задом и поплыла, даже не двигая и одной частью тела. А спины то у неё и вовсе нет. Вся спина от не догнившего жмура. И смрад такой от неё пошёл. Брр.

— Ты за ней пошла? — не успокаивалась Неважна в охватившем её азарте, подобно девки кутырки, что друг другу страшилки рассказывают ночью под одеялом.

— Растворилась она, — ответила Елейка на это раз спокойно, — отплыла на несколько шагов и как туман развеялась. И хорошо, а то пока я смотрела как она плывёт, у меня самой всё в глазах поплыло. Голова закружилась, чуть не потерялась там. А как пропала, так и очухалась да бегом к роднику. Он там за леском, недалёко. К тому же пить хотелось аж невтерпёж. Прибегаю, а там действительно конь стоит.

— Злыдень? — опять влезла Неважна.

— Нет. Старый такой. Спина вся седая. Голову понурил, стоит. Я подбежала, воды похлебала, камень в руках верчу и только тогда задумалась, а как же через него этого коня напоить-то.

И тут, на самом интересном месте, рассказ прервался. От куда-то из леса, через бурелом, с жутким треском, на них вылетел, вернее, выскочил Злыдень, а сверху, широко раскинув крылья, брякнулась на плечо Данухи усталая, но довольная Воровайка.

— О, срань пархата, заявилася не запылилася, — пробурчала хозяйка, тем не менее поглаживая птицу по голове.

Елейка подбежала к коню и тоже погладила его по морде, что-то нашёптывая как змея. Злыдень довольно пофыркивал, переступая с ноги на ногу.

— Ну, Елейка, — чуть не плача взмолилась Неважна, — ну что дальше? Как ты его напоила?

Елейка в ответ тяжело и звонко выдохнула, всем видом показывая, как ей уже надоела эта назойливая чужачка.

— Да с ладошек она яго напоила, так же, как и мяне воду подала, — раскрыла секрет Дануха и махнув клюкой, которая оказывается была уже у неё, скомандовала, — айда домой, а то сястру со всем с голоду заморим.

— Правильно, — хлопая Злыдня по боку, отправляя гулять, подтвердила Елейка, — вложила камень в ладони, зачерпнула воды и подала. Тот шустро так, я даже не ожидала, зачерпнул губами всю воду вместе с камнем, но не успела я напугаться, как он камень обратно в ладони выплюнул и мордой так машет мне мол надень себе на шею. Ну я и надела. А как надела так по-ихнему и запела. Я, когда к роднику то бежала, думала, что с каким-то колдовским конём говорить буду, который по человечьи гуторит, а оказалось наоборот. Нет, я конечно, по конскому ржать не стала, но сразу поняла, что по конскому понимаю. Я на каком-то странном зверином языке начинаю разговаривать, ни на одного зверя не похоже, а когда он говорит, то будто у меня в башке сидит, внутри и там говорит.

Дальше рассказала она, что поведал ей этот старый конь секрет из секретов, как с помощью таких змеиных камней с конями куманиться — лошадиться. Потом кликнул он Злыдня и назначил его Елейке вроде как половинкой быть, если сумеет сделать то, что сказывал. Она тут же провела ритуал и всё у неё получилось, лучше, чем сама Елейка ожидала. Снимет с шеи камушек, она как была Елейка, так ей и остаётся и конь как конь, а стоит камушек одеть, толи она наполовину конём становится, толи конь наполовину ею.

— Так я не поняла? — спросила её Дануха, шагающая впереди отряда, — кто из вас кем повелеват-то?

— Я им — недоумённо высказалась молодуха, — он же вообще не говорит. Это я, когда с ним разговариваю сама собой на этот язык перехожу. Притом про себя в голове говорю то нормальными словами, а звуки получаются какие-то странные. Стоит мне прислушаться к себе ушами, всё тут же пропадает. Поэтому, когда я с ним говорю, себя не слушаю. А его просто чувствую, как руку вот, ногу. Ну, понимаете.

— Я лично ничего не понимаю, — встряла Неважна с тоном ребёнка, который раскусил что его водят за нос, рассказывая сказки, — колдовство какое-то. Так не бывает.

— Ох, ё, — пропела своё любимое, идущая впереди Дануха, — кто б пел, да ты б не плясала.

Тут она остановилась. Развернулась, уперев руки в боки и ехидненько так скомандовала:

— Ну к Неважна, закажи-ка сястре своё, которо «так не быват».

Молодая охотница растянулась в улыбке, понимая, что про неё тоже можно сказать тоже самое, что она про Елейку. Сразу обмякла, но противиться не стала. Сняла из-за спины лук, наслюнявила и приклеила листик к берёзе… Ну, а дальше всё как в первом показательном выступлении. После чего выпучивать глаза и поднимать уроненную челюсть пришлось Елейке.

— Вот, — удовлетворённо произнесла Дануха, — теперяча вам есть о чём меж собой потолковать. Пошли, а то мы так до вечера не доберёмся.

С этого момента для Елейки и Неважны вообще все перестали существовать, кроме их двоих. Дануха только поражалась, как они, стрекоча одновременно, умудрялись при этом понимать друг друга. Она слушала их со стороны, слушала, ничего разобрать о чём трещат не могла, сплошной перезвон из междометий. Эта парочка не заметила, как пришли в поселение, как Дануха обеих усадила за стол, как обеих и накормила, а затем, чуть ли не взашей выгнала из-за стола, потому что сами они, треща без умолку, уходить не собирались. Ну, толкать она, конечно, не стала не в шею, ни в какое другое место, просто ненавязчиво предложила Неважне показать сестре свой походный шатёр и девок, как ветром сдуло.

Они трещали весь день. Даже Злыдень, отиравшийся возле хозяйки, поначалу ревниво, затем удивлённо и в конечном итоге принимая, как должное, смирился с тем, что чужачка и хозяйка не обращают на него внимание, даже когда вместе его гладили и чесали. Неважна попросила её научить конскому колдовству и тут неожиданно выяснилось, что такое можно проделать лишь раз в году, в особый день, в самом конце лета на полнолуние, но разрешила прокатиться на Злыдне, долго совместно уговаривая коня, который не выдержав напора, похоже согласился.

Елейка валялась по траве, держать за живот и хохоча до одури, смотря как её новая подруга с диким «А-а-а» колотится задницей о круп коня. Затем перейдя в лежачее положение и стараясь обхватить жеребца за шею, начала биться о его спину уже другим местом и в конце концом под звонкий истеричный хохот Елейки, наездница мешком свалилась в траву. Злыдень же, как ни в чём не бывало, продолжал, скотина, гарцевать по поляне, победно задрав хвост. Но вскоре они поменялись местами. От смеха, в припадке, и вся в слезах, уже каталась Неважна, а Елейка тужась и старательно сопя, пыталась выстрелить из лука. Хотя первый раз она вообще выстрелила не из лука, а луком себе по лбу. Ну, в общем у неё с луком получалось не лучше, чем у Неважны с конём.