Криста Вольф - Расколотое небо

• Название: Расколотое небо
• Автор: Криста Вольф
• Издательство: Роман-газета №12 (312)
• Жанр: Роман
• Год: 1964

Действие происходит в 1960–1961 гг. в ГДР. Главная героиня, Рита Зейдель, студентка, работавшая во время каникул на вагоностроительном заводе, лежит в больнице после того, как чуть не попала под маневрирующие на путях вагоны. Впоследствии выясняется, что это была попытка самоубийства. В больничной палате, а затем в санатории она вспоминает свою жизнь и то, что привело её к подобному решению.

---

Рита пошла быстрее, рискуя, что Вендланд ее заметит. Из сварочного цеха доносилось пронзительное шипение пламени, его голубоватые отсветы падали на дорогу.

Когда Вендланд проходил мимо вахтера, Рита окликнула его. Он остановился как вкопанный; потом быстро пошел ей навстречу.

— Рита! — И он сказал то же самое, что однажды она указала ему: — Как ты кстати!

Он не заметил, что обратился к ней на «ты». Мысленно он давно говорил ей «ты». На сей раз держать экзамен пришлось ему, пояснил он. У него до сих пор трясутся поджилки. Не в пример ей, он вел себя не очень-то храбро.

Рита вспомнила, что весь день заводская территория кишела чужими машинами. В зале для заседаний проходила общегородская конференция руководителей предприятий. Что же, его критиковали?

— Не без того, — ответил Вендланд. — Понимаешь, я плохо переношу критику. Я и сам знаю, что сейчас мы отстаем. Но вот ведь в чем дело: те, кто на меня нападал, толком не знают, что у нас плохо, а что хорошо. От незаслуженных похвал утешение слабое. А когда меня стали крыть за дело, я позабыл о похвалах.

Рита даже испугалась, когда он решительно заявил:

— Новых вагонов мы строить не будем!

Не будем! Да как же это возможно? Ведь последнее время на заводе только и твердили: «Погодите, вот начнем строить новые вагоны..»

— Не будем, — повторил Вендланд. — Некоторые нужные металлы раньше ввозились из Западной Германии. А теперь нам отказались поставлять сырье. Они отлично знают, где могут нас прижать. Мы не складываем оружия, — добавил он. — Но надо перестроить планы.

— А как же Метернагель? Вы сами ему об этом скажете? — спросила Рита.

Вендланд кивнул. У него было две ночи и день, чтобы подготовиться и в понедельник утром на собрании заводоуправления как можно спокойнее заявить, что выпуск вагонов нового типа откладывается. И предложить мероприятия, которые надо провести, чтобы обойтись без чужого сырья, а значит, прекратить этот гнусный шантаж.

Когда они свернули на ту улицу, где жила Рита, пробило двенадцать.

Вендланд молчал. Конечно, завтра (а может быть, и через несколько минут) разочарование всей тяжестью снова навалится на него, но сейчас этого нет и в помине. Сейчас он идет рядом с любимой девушкой, наконец-то говорит ей «ты», они подходят к ее двери, и он не знает, о чем говорил всю дорогу.

— Помнишь, — сказал он, — здесь я в первый раз увидел тебя. Мы столкнулись в дверях. Меня только что назначили директором.

Оба подумали: господи, как это было давно…

— Помню, — ответила Рита. — Хоть это было и не в первый раз. Ведь до того я была вместе с бригадой Эрмиша в пивной.

— Верно! И ты меня заметила? — спросил он.

Она рассмеялась.

— Мудрено было вас не заметить, когда вы всем испортили настроение.

Тут-то и следовало заговорить о письме, которое лежало у меня в кармане и ни на секунду не давало мне покоя. Он никогда не поймет, почему я ничего ему не сказала.

Они стояли у Ритиного подъезда. Молчание чересчур затянулось, и Вендланд бесстрастно сказал:

— Я часто многого не договариваю, но ты, надеюсь, все-таки понимаешь, что можешь на меня рассчитывать?

Они говорили не то, что хотели, а главное — не в том тоне, и оба в конце концов замолчали. Он — потому, что не знал, что этот разговор, возможно, последний. А она — именно потому, что знала. Несколько мгновений они еще постояли в нерешительности. Потом Вендланд попрощался, и Рита пошла наверх. Быстро сложила она свой чемоданчик, подошла к окну и некоторое время смотрела на звезды — впервые после долгого перерыва. Завтра будет ясная погода, подумала она, завела будильник и легла спать.

— Скажите пожалуйста! — произнес ее попутчик (оказывается, она сидит в поезде и едет в Берлин). — Никак не ожидал, что моя скромная газетка так вас заинтересует.

Рита покраснела. И поспешила взглянуть на страницу, которую развернула бог весть когда. Три черных буквы: ОАС. Под ними растерзанный труп женщины. Она перевернула страницу: сияющее детское личико. И подпись: СССР.

— Современный лик медузы, — пояснил попутчик. — У каждого свои заботы: у одних — пластиковые бомбы, у других — улыбки.

Куда он клонит?

— По-моему, довольно различные заботы, — недоуменно заметила Рита.

— Конечно, вполне с вами согласен, — вежливо подтвердил он. — Вы едете в Берлин погостить?

— К жениху, — холодно, с торжествующей ноткой в голосе ответила она.

Странно, его это не смутило.

— Прекрасный день для встречи с женихом, — сказал он. — На редкость хороший день.

И на этот раз совершенно неясно, что он имеет в виду. Проще всего признать его антипатичным. Впрочем, он забавно рассказывает. Ах, вот что! Он учитель. Его ничуть не удивило, что она — его будущий коллега.

— Собственно, почему? По мне ведь это не видно.

Он подкупающе рассмеялся. Как же, а взгляд, в котором ясно читается стремление переделать мир, взгляд, типичный для немецкого учителя. Этим он вознаграждает себя за скудное жалование…

Сердиться на него было невозможно. Но неприятно чувствовать, что он видит тебя насквозь, и не понимать, что кроется за его вежливой фамильярностью.

Он тоже едет погостить к родным?

Такая непозволительная наивность рассмешила его.

— Пожалуй, — нахохотавшись, сказал он. — Можно назвать это и так.

Рита оборвала утомительный разговор. Собеседник не стал навязываться. Он извлек из кармана книжку и откинулся в угол дивана.

Все дальнейшее было как в тумане. Рита не помнит, когда начался Берлин и когда она впервые ощутила тот внутренний холод, без которого не могла — что бы ни произошло — осуществить свое решение.

Она не в первый раз ехала в Берлин, но лишь тут поняла, что совсем не знала этого города. Поезд шел мимо садовых участков и парков, затем начались заводы. Город некрасивый, но ничего особенного в нем не заметно, думала Рита.

Ее спутник поднял глаза от книги.

— Надеюсь, ваш жених живет в Панкове или в Шёневейде? — приветливо спросил он.

— Почему? — изумилась Рита.

— Вас могут об этом спросить.

— Да, да, — поспешно сказала она, — он живет в Панкове.

— Тогда все в порядке.

Что это значит? Он меня выспрашивает? Или предостерегает? А что я отвечу, если у меня спросят название улицы? Как я мало гожусь для того, что делаю… И кто мне поверит, что я должна это делать? Но для размышлений времени уже не было. Поезд остановился. В вагон вошли полицейские и потребовали предъявить документы. (Если меня спросят, я лгать не стану. Первому встречному выложу все как есть.) Ее удостоверение полистали и вернули. У нее дрожали руки, когда она прятала его в карман. Не очень-то тщательная проверка, подумала она чуть ли не с разочарованием.

Ее попутчик по купе отер пот со лба белоснежным накрахмаленным носовым платком.

— Жарко, — заметил он.

Рита еще раз встретила его у контроля вместе с женщиной, которая сошла с того же поезда и, видимо, была с ним хорошо знакома.

Но Рита тут же забыла о нем. У нее были свои заботы. В зале ожидания висел большой план города. Она долго стояла перед ним, заучивая наизусть незнакомые названия улиц и вокзалов. Ей было ясно: в том, что она задумала, надо рассчитывать только на себя. Она подошла к билетной кассе. Впервые ей предстояло высказать вслух свои намерения.

— До станции «Зоологический сад», — сказала она.

Ей равнодушно сунули желтую картоночку.

— Двадцать, — произнес женский голос из застекленного окошечка.

— А чтобы вернуться обратно? — нерешительно спросила она.

— Тогда сорок, — нетерпеливо ответила кассирша; она забрала билет и протянула в окошечко другой.

Так вот чем этот город отличается от остальных городов мира: за сорок пфеннигов Рита держала в руках две судьбы — и притом какие разные!

Взглянув на билет, она бережно спрятала его в кошелек, чтобы не беспокоиться хоть об этом. Она была уже утомлена, когда поток спешивших за город людей вынес ее через туннель и по лестницам на верхнюю платформу. Тут по-настоящему чувствовалось летнее воскресенье: нарядные платья, суета, детский гомон.

Рита стояла у широких дверей вагона, которые бесшумно раздвигались и закрывались на каждой станции. Первый раз в жизни ей хотелось быть кем угодно — ну хоть одним из этих беззаботных любителей воскресных прогулок, — только не самой собой.

Это желание было единственное, что показывало, какое насилие она совершает над собственной природой.

Если не полениться и взглянуть из поезда на небо, можно было заметить, что на нем не осталось ни облачка.

Риту все время мучил страх, как бы не упустить самого важного.

Она повторяла про себя названия станций и улиц, мимо которых лежал ее путь. О том, что было вправо и влево, она не знала и не желала знать. В этом гигантском, непонятном и страшном городе ей надо было держаться одной только тонкой и узкой полоски намеченного пути. Стоит отклониться, — и начнутся осложнения, которые приведут бог весть к чему.