Сергей Телевной - Ветер противоречий [Сборник]

• Название: Ветер противоречий [Сборник]
• Автор: Сергей Телевной
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-80-7499-219-3

Они, эти противоречивые и неоднозначные рассказы, собраны под одной обложкой книги «Ветер противоречий» неслучайно. Жесткую бытопись с полудетективными сюжетами, разворачивающимися в «шаговой доступности» от «горячих точек» и в холодных пределах уральского мегаполиса — на Юге и на Севере, уместно назвать «реальным реализмом». Но здесь есть место и лирическим вкраплениям, и грубоватому народному юмору, и тонкому психологизму. Все это в итоге ведёт читателя к жизнеутверждающему началу. Сопредседатель правления Союза писателей России Николай ИВАНОВ так характеризует творчество Сергея Телевного: «Перед нами, несомненно, одаренный, с ярко выраженной человеческой и творческой позицией прозаик». «В произведениях Сергея Телевного меня подкупила его широта понимания русского реализма, до которой способен подняться именно талантливый человек», — пишет о нем известный поэт Игорь ТЮЛЕНЕВ. Читатель может сравнить свои ощущения с мнением профессионалов. В книгу вошли произведения уже апробированные — публиковавшиеся в Москве и Вене, Екатеринбурге и Берлине, Ставрополе и Алма-Ате, Владикавказе и Нью-Йорке.

---

Лолита, между тем, потянула дембеля в тамбур:

— Пойдем свежего никотинчика вдохнем.

— Щас!.. — дембель распушил аксельбанты, поправил ремень и ниже пояса — а-ля Майкл Джексон. — У нас в горячей точке… — и отправился за Лолитой.

Поезд снова забил мелкий озноб.

Тягучий скрежет тормозов пронзил вязкую материю ветра, наслоившегося в ложбине.

Ада по-животному почувствовала приближение катастрофы. А мама Таня, скованная лосинами, склонилась над пластилиновой дочкой, выводя неуклюжие буквы. Она ничего не чувствовала:

— Возвращаемся назад. Вот, а теперь закругляйся…

— Мама, я устала…

В это время попрыгунья-смуглянка встрепенулась, намереваясь также принять участие в обучении. При этом нечаянно задела подушку ногами и свалила ее на пол. Под подушкой обнаружился сушеный лещ и припрятанный фломастер.

— Мама, мама, вот мой фломастер! — обрадовалась Таня, тряся кудрявой головкой. — А-а-а-а…

— Ах ты, маленькая воровка! — возмутилась мама Таня и завращала бельевыми пуговицами глаз.

— Они с рыбой просто здесь спали, — попыталась убедить в невероятном попрыгунья.

— Оставьте ребенка в покое, — вмешалась Ада.

— У меня книжки есть, зачем мне ваш фломастер, — заявила радужная смуглянка удушливым лосинам.

— Да, это я ей купил, — вмешался в скандал Иван Иванович, отвлекшись от своего сельсоветского будущего и суверенной демократии.

Ада впилась квадратными ногтями в подушечки ладоней, сдерживая гнев. Однако ее вновь охватила пронизывающая тело тревога.

Жуткий гудок электровоза взорвал упругий полуденный воздух. Чудовищно заскрежетали тормоза. Весь состав сотряс чугунный удар. С верхних полок повалились люди и вещи. Никто ничего не понял. Состав какое-то время полз на тугих тормозах. Затем потрясенный ударом локомотив встал.

Как потом выяснилось, поезд столкнулся с заглохшим на переезде скотовозом. Он с километр протянул по полозьям рельсов трайлер с несчастными животными, которых так и не довезли до мясокомбината.

Оглушенные, испуганные люди в панике метались по вагонам. Некоторые проводницы сообразили открыть двери. Протрезвевший вмиг дембель из горячей точки выбил стекло и выпрыгнул под насыпь.

— Эй, мужик, давай спускай детей, — кричал солдат Ивану Иванычу, который замаячил в проеме выбитого окна. Там, однако, первой появилась Ада. Дембель с трудом помог дородной женщине, трагически повисшей в проеме.

— Ты что лапаешь меня, сопляк, — возмутилась она, оказавшись в дембельских руках. Потом спохватилась: — Ой, спасибо, солдатик. Там дети…

Ада, прежде всего, имела в виду попрыгунью-смуглянку.

— Да знаю я, катись отсюда на хер, дура, — зло выругался дембель. — Давай, мужик, подавай детей, — крикнул он Ивану Ивановичу.

Тот, вывесившись по пояс из окна, бережно подал обмякшее тельце попрыгуньи.

Ада перехватила девчушку у солдата, скатилась под насыпь.

— Девочка моя, ты жива?

Девочка оказалась просто без сознания, Ада это быстро поняла.

Тем временем люди высыпали из вагона, кричали, искали друг друга, звали на помощь.

Ада мельком увидела в проеме разбитого окна силуэтик пластилиновой Тани — живая, ну и хорошо.

Она метнулась к дороге, где у переезда сгрудилась вереница машин.

— Давай ее мне, — догнал Аду запыхавшийся Иван Иванович…

— Ее надо в больницу срочно, — Ада пыталась внушить себе и Ивану Ивановичу, что именно она спасительница девочки.

— Документы, деньги не забыла хоть?

— Да взяла, взяла!

Выскочили на дорогу к переезду.

Под насыпью жалобно мычала искалеченная корова — из тех, что везли в скотовозе на мясокомбинат.

— Дорезать надо, — деловито заявил Иван Иванович, но не стал это делать сейчас. Он обратил внимание, что девочка зашевелилась в его руках и открыла мутные глаза.

— Дедушка, а где мама?

— Я здесь, доченька, здесь. Я твоя мама. Пока побудь со мной, — взволнованно заговорила Ада.

Иван Иванович подскочил к водителю легковушки. Сунул ему хорошую деньгу и приказал:

— В село Привольное, в местную амбулаторию. Это километров 150 отсюда.

— Знаю, — сказал шофер, — доставлю.

Иван Иванович вырвал из записной книжки листок, нацарапал адрес.

— Это моя сестра, скажешь: от Ивана Ивановича. Я вечером буду, — и побежал к вагонам.

Жигуленок развернулся на пятачке дороги, вырвался на автотрассу.

— Доченька моя, я с тобой, — Ада ласкала попрыгунью, уверенная, что девочка действительно ее, и она будет с ней всегда…

— А документы мы сделаем, — подумала Ада решительно.

А Иван Иванович, возвращаясь в околовагонную катавасию, дорезал перочинным ножом искалеченную корову. Чтоб не мучилась…

Пермь

Зачем поливать сухие деревья и сорную траву

Рассказ

Саня Гончар — беспробудно зависимый выпивоха и местный пятидесятилетний поэт — с громким стуком вошел в кабинет к сотоварищу Владимиру Доброскокову. Тот служил среднезначимым клерком в некой бумаготворческой конторе, но в компании местных бесчиновных сочинителей воспринимался как босс.

— Прикинь, Вован, приезжает участковый ко мне, вежливо здоровается, — Саня прямо с порога обратился к Владимиру, который методично рвал бумаги и отправлял их в уже пресытившуюся урну. — Извини, Владимир Павлович, — поправился Гончар, памятуя, что его сотоварищу не нравится, когда вот так, по-пацански называют Вованом. Тем более, когда человеку за 50, не каждый поймет.

— Александр, мне некогда тебя выслушивать, — Владимир Павлович не скрывал раздражения и говорил правду. — Я здесь работаю последний день, увольняюсь! — В подтверждение этого сердитый ноябрьский ветер захлопнул форточку подслеповатого кабинетного окна.

— Палыч, ты помнишь, что я тебе говорил: не поливай сухие деревья и сорную траву? Ты не слушал пьяного Гончара. Вот этот сухостой и чертополох тебя и подвел под монастырь. Я же знаю, с каким смаком и вдохновением они пасквили на тебя писали по инстанциям! — подытожил алкозависимый Саня.

— Всезнающий ты наш, — горько усмехнулся Доброскоков. — И ты туда же, учить меня…

— А теперь скажи, — вернулся к своей теме Гончар, — с чего бы это участковый ко мне так воспылал?

— Ну, рассказывай про участкового… — Владимир, не отрываясь от своего нервно-истощающего занятия — уничтожения многочисленных шедевров бюрократического творчества, — согласился выслушать знакомца. Потому что было бесполезно с ним спорить: пока не прочтет свои новые скабрезные стишки и не выпросит 30 рублей на бутылку самопальной водки, не отстанет.

— Приезжает мент, такой вежливый. Я думал, опять им план надо выполнять. Они в прошлый раз, суки, ко мне домой приехали: садись, говорят, поедем в отдел. Я говорю: с какого перепуга? Разберемся, отвечают. А я трезвяк, как стеклышко, — сам удивился, что это со мной случилось. Короче, привезли…

— Быстрее излагай, — Владимир Павлович не скрывал раздражения.

— Привезли, значит, говорят: распишись в протоколе, что ты задержан за распитие пива в общественном месте. Говорю им: я конскую мочу не пью, я — только водку. Они: распишись, уплати штраф сто рублей и свободен. А то в обезьянник закроем, — Саня изобразил на лице одухотворенное печеное яблоко, что предвещало чтение стихов, не напечатанных в районной газете по причине непечатности.

— Ну давай, читай свои вирши, — обреченно согласился Доброскоков.

— Нет, погоди. Дали они мне стольник, я оплатил штраф, принес им квитанцию. Все чин чинарем. Они пояснили: нам нужно план по административным протоколам выполнить, чтобы премию получить. Ну, и на этот раз я думал: опять, суки, на мне план решили выполнять, — непризнанный гений Саня изменил привычный сценарий поведения и стихов читать не стал.

Под узловатыми пальцами Владимира Павловича обреченно шуршали материализованные лишь в бумаге решения, постановления, распоряжения и фрагментарно летели в урну.

— Короче, говорит мне участковый: ты в горячих точках был? Был, отвечаю. — Смерти в глаза смотрел? Прям так и говорит, по-книжному: смерти в глаза смотрел? Ну, смотрел, говорю. А сам и соображаю, что за непонятку они затеяли. Киллера ищут, что ли?

— Вообще, ты мне это зачем рассказываешь? — Доброскоков отвлекся от разбора и ликвидации бумажных завалов. — Саня, у меня самого проблемы, я же тебе говорю: увольняюсь с работы.

— Палыч, не волнуйся… Я этих работ, знаешь, столько поменял!.. И ничего, все еще живой и всегда нахожу, на что выпить. А тебе, трезвеннику, много ли надо? — одухотворенное печеное яблоко Саниной физиономии предвещало чтение скабрезных стишков. Ну, блин, Барков доморощенный!..