Мэриан Палмер - Белый вепрь

• Название: Белый вепрь
• Автор: Мэриан Палмер
• Издательство: Армада
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0521-9

Война Алой и Белой розы считается одним из самых загадочных периодов в истории Англии. Это было время благородного рыцарства и коварных интриг, дворцовых переворотов и династических распрей. Оно породило немало интересных и сильных духом людей. Таков один из главных героев романа М. Палмер король Англии Ричард III, личность незаурядная, глубокая, противоречивая.

Роман будет интересен самому широкому кругу читателей.

---

Немного помедлив, Филипп спросил:

— Неужели первый удар с ним случился, когда он вернулся из Лотарингии? Сразу после нашей с ним встречи?

Молчание Ричарда подтвердило догадку Филиппа.

Филипп подошел к выходу и машинально приподнял полог. Наступила ночь. В непроницаемой тьме виднелись огни костров, разбросанных по территории лагеря. Земля здесь была сухой, потрескавшейся. Сквозь неверное, колеблющееся пламя костров виднелся высохший кустарник.

Филипп вышел на свежий воздух. Ричард встал рядом с ним.

— Что случилось, то случилось, Филипп. Если бы людям было дано знать будущее, отпала бы нужда в молитвах. — Они вернулись в палатку. На крышке сундука лежали два запечатанных пергаментных свитка. Словно взвешивая, Ричард слегка подбросил их на ладони. — Так вот, Филипп, — твердо произнес король, — у меня для вас есть поручение. Одно из этих писем адресовано моей сестре, во Фландрию. За ним последует кое-что еще, но это послание вы вручите лично ей, отдадите сестре в руки. Что касается другого письма, — второй свиток, перевязанный лентой, был явно больше и тяжелее первого, — то оно для вас. Это дарственная на земли, находящиеся в настоящий момент в собственности короля. Они расположены не так уж далеко от Уиллоуфорда, и я передаю их вам во владение в знак признательности за долгую и верную службу. Это будет нелишне в переговорах с Максом, он ведет счет таким вещам. Вы всегда отвергали мои дары, да и сейчас я вам ничего не навязываю. Пока об этом деле знаем только мы с Линкольном, да еще Кендал — он составлял дарственную. Поразмыслите об этом и дайте мне знать, к какому решению пришли.

Ричард передал свитки Филиппу. Затем посмотрел на мерцающие огни лагеря и сказал:

— Становится прохладно. Смотрите, небо совсем чистое. Завтра, похоже, будет солнечный день.

Немного погодя Филипп ушел. Вероятно, Хью поджидал его. Но в мыслях Филипп был далек от Хью, который наверняка все еще возился с его амуницией.

Когда рука повреждена и долго находится в подвешенном состоянии, не сразу чувствуешь облегчение, когда снимают повязку. Так и Филипп сейчас — он еще не отдавал себе отчета в том, что оковы спали. Возникло и постепенно нарастало некогда испытанное и забытое ощущение внутренней душевной боли.

Филипп не стремился забыть Мэг: какая-то часть его сознания как бы сама собой выключилась. Теперь чувства вновь оживали, и вместе с дорогим сердцу образом вернулось ощущение щемящей тоски, утраты и невыносимой тяжести, которую предстояло нести. Стена, отделившая Филиппа от этой женщины, казалась ему высокой и прочной. Но чувство раскаяния и стыда за несчастье, причиной которого он стал; за оскорбление, нанесенное человеку, некогда ставшему ему другом; за опасность, лицом к лицу с которой он оставил Мэг; за наказание, которому ее могли подвергнуть; чувство вины никогда не проходило у него. В памяти все смешалось, но кошмар этой унизительной сцены с Де Брези перед отъездом из Сен-Омера постоянно преследовал Филиппа. Он четко помнил лишь, что Фрэнсис не пускал его из комнаты, твердо заявив, что либо привяжет Филиппа к кровати, либо вызовет стражу, но не позволит ему отправиться на поиски Эрара Де Брези и его жены. Тогда Филипп подумал, что Фрэнсис действительно может так сделать. В конце концов Фрэнсис известил обо всем герцогиню Бургундскую. Ее ответ почти дословно совпал с предостережениями Фрэнсиса: самое лучшее, что Филипп может сделать для Маргарэт, — как можно быстрее покинуть Фландрию, а уж она позаботится о том, чтобы с ней ничего не случилось. Доводы были достаточно убедительными. Спорить Филипп не решился. За что и был впоследствии наказан — просыпался ночью в холодном поту, вскакивал, дрожа от страха, потому что ясно слышал зовущий голос Мэг.

Осень перешла в зиму.

Филипп тайно отправил герцогине в Лилль письмо, в котором умолял сообщить, как поживает Мэг. Из ответного послания он узнал, что все в порядке и будет и впредь в полном порядке, если только он, Филипп, не станет вмешиваться. Именно этот ответ и погнал Филиппа по белу свету. Оставаясь в Англии, он не смог бы отвечать за себя: ведь Бургундия была так близко, их разделял всего лишь узкий пролив.

Под ногами хрустнула сухая ветка. Сунув руку в карман камзола, Филипп ощутил жесткую поверхность пергамента. Над деревьями стоял белый полумесяц. Филипп внезапно остановился и вслух произнес:

— Мэг.

Если бы только она смогла простить его, если бы позволила позаботиться о ней… если бы он сам смог бы себя простить…

Справа от Филиппа послышались какие-то голоса, и при свете костров стал виден тускло отливающий золотом лев — штандарт Норфолка.

Погрузившись в невеселые мысли, Филипп совсем забыл о том, что завтра — бой.

На дежурстве здесь стояли люди Говарда. Немало удивившись рассеянности Филиппа, они проводили его через лагерь. Филипп взобрался на дальний склон холма взглянуть на поле перед Маркет-Босворт. Внизу, на поросшем вереском лугу стоял, упираясь в небо колокольней, бенедиктинский монастырь.

Вскоре после возвращения из Иерусалима случай забросил Филиппа в Эссекс, и он провел ночь в Колчестере{165} под одной крышей с монахами. В молодости он нередко бывал здесь, общаясь с купцами, отправлявшими морем свои товары в Кале. Позже он целиком посвятил себя службе герцогу Глостеру. Приезжать стал реже. Теперь у него были люди, которые могли бы проследить за своевременной отправкой шерсти из Вудстока в Лондон и Колчестер. Так что гостеприимством братьев-монахов Филипп не пользовался уже давно и был неприятно удивлен, столкнувшись здесь с человеком, который когда-то был монахом в Ридинге. Наполовину священник, наполовину хирург, этот человек обладал необыкновенной проницательностью.

— Доброго вам пути, сэр, — сказал он на прощанье. — И пусть во время вашего путешествия забудется все.

Не забылось.

Ворота аббатства все еще были освещены. Филипп сбросил плащ, перекинул его через руку. Пути до цели и обратно было минут сорок, не более, а до подъема — несколько часов. Какой-то офицер, которому, по-видимому, не спалось, как и Филиппу, попросил передать Хью, чтобы тот его не ждал. Филипп пошел вниз по склону.

Вскоре после полуночи подул ветер. Луна зашла за тучу. В воздухе постепенно стала ощущаться предрассветная прохлада.

Фрэнсис не спеша обходил лагерь, в котором все заметнее было движение людей. Фрэнсис скорее почувствовал, чем увидел — его окружала непроглядная тьма, — что к нему кто-то приближается. Он быстро подошел к ближайшему костру и в свете пламени узнал кузена. Филипп спросил:

— Я вижу, вы уже поднялись, Фрэнсис. Чего это в такую рань?

— Следую вашему примеру. Я заходил к вам в палатку несколько минут назад и подумал о том, где это вас носит.

— Заходил к монахам. — Филипп махнул рукой через плечо и, сладко потянувшись, подавил зевок.

— Судя по вашему беззаботному виду, у вас хорошие новости, — чуть суховато заметил Фрэнсис и с любопытством посмотрел на кузена. — Вам что, подарок сделали?

— Да еще какой, — ответил Филипп, — лучше не придумаешь.

Внезапно все вокруг зашевелилось. Послышались отрывистые команды. Сержанты будили и поднимали солдат. На востоке появилась розовая полоска предрассветного неба.

— Пора одеваться к бою, — сказал Филипп и похлопал кузена по плечу, — удачи, Фрэнсис.

Хью уже встал. Казалось, что он подпрыгивал от возбуждения, перекладывая с места на место дядину амуницию. Меч и секира, очень остро заточенные и отполированные до неестественного блеска, поджидали хозяина. Филипп слегка прикоснулся к устрашающему лезвию меча и, не сумев сдержать улыбку, спросил Хью:

— Ты что, всю ночь возился с ними? — И, не скрывая восхищения, добавил: — Ей-богу, хоть брейся…

Хью приготовил и плотный камзол, и рейтузы, и подшлемник. Филипп с явным неудовольствием посмотрел на все это — день обещал быть жарким.

— Отец рассказывал мне, что зимой, при Таутоне, чувствовал себя как на сковородке, — произнес Филипп, пока Хью облачал его в боевые доспехи. — Надеюсь, что и Тюдору будет жарко.

Пропустив это замечание мимо ушей, Хью до предела затянул на Филиппе пояс. Заметив, как разгорелось у мальчика лицо, Филипп с улыбкой сказал:

— Ты мне напоминаешь Уилла перед сражением при Барнете. Тогда ты, если не ошибаюсь, только на свет появился.

— Сэр Уильям заходил к вам, — заметил Хью, — но не застал. Был еще милорд камергер.

— Да, я знаю, что Уилл был здесь. А также Зуче, Грейстоук и Скроуп — весь цвет рыцарства с севера. Хью, я кажусь тебе стариком?

— Стариком, сэр? — Мальчик изумленно посмотрел на Филиппа. Дядя был совершенно серьезен, хотя похоже было, что он шутит.

— Мне тридцать семь. Многие в таком возрасте уже деды. А как по-твоему, тридцать семь — это много?