Джеймс Шульц - Ошибка Одинокого Бизона (Повести, рассказ)

• Название: Ошибка Одинокого Бизона (Повести, рассказ)
• Автор: Джеймс Шульц
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 1990
• ISBN: 5-08-000345-6

В книгу вошли четыре повести американского писателя Дж.У. Шульца (1859-1947): «С индейцами в Скалистых горах», «Апок, зазыватель бизонов», «Сын племени навахов»,"Ошибка Одинокого Бизона» и рассказ «Голодная зима». Поселившись на много лет среди индейского племени черноногих, Д. Шульц хорошо узнал все особенности их патриархальных нравов, своеобразие их охотничьего быта. Время действия его повестей относится к тому периоду американской истории, когда индейцы еще не потеряли исконные права на землю, не были загнаны в резервации. Однако усиливающееся господство белых колонизаторов, как показывает Шульц, уже в полную меру ощущалось коренным населением континента.

---

Этот кроу не был трусом: он не дрогнул. Неподвижно стоял он и смотрел на отца. Я его узнал — это был старшина клана. Звали его Болотный Лось. Когда мы жили с кроу, он обращался с нами как с собаками. Женщина-Кроу советовала отцу остерегаться этого человека и избегать с ним ссор.

«А теперь он за все заплатит!» — подумал я.

— Убей его! Убей! — кричали отцу пикуни.

Но отец не нанес удара. Медленно отступил он назад и поднял свое ружье.

— Нет, я его не убью! — крикнул он нам. — И вы не убьете. Он — мой. Я хочу, чтобы он жил.

И знаками сказал он кроу:

— Ступай домой. Ступай и думай день и ночь о своем позоре. Помни: я, с которым ты обходился как с собакой, — я беру у тебя ружье и дарю тебе жизнь. Ступай!

Кроу повернулся и побрел по равнине. Знали мы, что свой позор уносит он с собой: соплеменники его видели издали все, что произошло, и отныне не бывать ему старшиной. Отец мой совершил великий подвиг. Да, величайшим подвигом считается отнять оружие у врага, если враг не ранен и полон сил.

Молча следили мы за кроу, который плелся, опустив голову и сгорбившись. Жуткое это было зрелище: наш враг из вождя превратился внезапно в человека, не имеющего власти, потерявшего почетное место в среде своих соплеменников.

Восторженные крики толпы пикуни прервали тишину.

— Одинокий Бизон! Великий воин! — приветствовали воины отца.

Лошадь отца была убита, и мы поехали вдвоем на моей лошади. Кто-то запел песню победы, мы подхватили хором и пели не умолкая, пока не подъехали к лагерю.

Проезжая по равнине, мы насчитали девятнадцать убитых кроу, а у пикуни не было ни раненых, ни убитых. Старики, женщины, дети выбежали нам навстречу, выкрикивая наши имена, и благодарили Солнце за победу; женщины плакали от радости. Сколько похвал выпало на долю моего отца! Его воспевали пикуни как первого воина нашего племени. Долго толпились они вокруг него, наконец он вырвался от них и вошел в вигвам Белого Волка, чтобы поесть и отдохнуть.

Измученные бессонной ночью, мы четверо спали до вечера. Днем пикуни перенесли свои вигвамы к вигвамам нашего клана. Разведчиков послали узнать, что делают кроу.

В сумерках Белый Волк стал созывать гостей на пир, и вокруг нашего костра собрались лучшие воины племени, и среди них Одинокий Ходок и Глаза Лисицы, Когда отпировали и трубка пущена была вкруговую, Одинокий Ходок попросил отца рассказать о наших скитаниях. Отец повиновался и говорил долго, перечисляя все наши злоключения.

Тогда сказал Одинокий Ходок.

— Брат, мы надеемся, что ты останешься с нами.

Отец посмотрел ему прямо в лицо и ответил:

— Я стыжусь самого себя. Был я глупее малого ребенка. Я хочу остаться с вами. Я признаю все законы нашего народа и буду им подчиняться.

— Твои слова наполняют сердце мое радостью, — сказал Одинокий Ходок. — Брат, ты потерял все. Я дарю тебе пять лошадей.

И все воины, находившиеся в вигваме, последовали примеру вождя, и мы получили в подарок тридцать пять лошадей.

Утром женщины принесли нам кожаную покрышку для вигвама, мягкие шкуры для постелей, парфлеши с сушеным мясом, пеммиканом и сушеными ягодами. Принесли они также седла для вьючных лошадей, лассо и посуду. К вечеру были у нас все необходимые вещи. Нам подарили две западни, и теперь мы снова могли ловить бобров для Ки-па.

На следующее утро вернулись разведчики и объявили, что кроу покинули долину Ракушки и держат путь на юг, в свою страну. Больше мы их не видели.

Мы ловили бобров в речках, которые берут начало в Снежных горах. Потом мы двинулись на север и снова раскинули вигвамы возле форта Ки-па.

Белый торговец устроил пир для наших старшин. Когда мужчины закурили трубку, мать сказала, что Са-куи-а-ки зовет нас четверых в свою комнату. Мы встали и пошли на зов.

В дверях отец остановился и воскликнул от удивления: прямо перед ним висела на стене его священная трубка — Трубка Грома. Он не верил своим глазам. Повернувшись к Са-кун-а-ки, пытался что-то сказать, но не мог выговорить ни слова.

Са-куи-а-ки сняла со стены трубку, завернутую в куски меха, бережно положила на его протянутые руки.

— Возьми ее. Она твоя, — сказала она.

— Где ты ее нашла? — спросил отец.

— Ки-па послал говорящую бумагу начальнику форта на реке Иеллоустон и просил отыскать трубку. Он купил ее у того самого ассинибуана, который ее похитил, — знаками ответила она.

— Я за нее заплачу! С радостью заплачу! Сколько лошадей? Сколько шкурок? — спросил отец.

— Тише! Друзьям не платят.

И отец подчинился ей.

— Ха! Так вот что вы затеяли, вот о чем беседовали в форте Ки-па, — сказал я матери.

И, улыбаясь сквозь слезы, она кивнула головой.

На этом, сын мой, я закончу свой рассказ.

СЫН ПЛЕМЕНИ НАВАХОВ 1. БИТВА У ПУЭБЛО МЕДВЕДЯ

— Да, белый человек из племени черноногих, все было так, как тебе говорили. Родом я навах, и если бы воин из племени тэва не задел меня случайно копьем, я бы до конца своих дней остался навахом. Этот удар копьем сделал меня индейцем-тэва — надеюсь, неплохим.

Так ответил мне старый «летний кацик» через переводчика Легкое Облако.

Как-то поздней весной сидели мы в летней киве пуэбло Сан-Ильдефонсо. С кациком меня познакомили мои приятели в Санта-Фэ. Они сказали ему, что хотя я и белый, но сердце у меня — черноногого индейца, так как вырастило меня племя черноногих. Он пригласил меня в свое пуэбло, поместил в одной из чистеньких комнат с выбеленными стенами и дал право посещать священную киву. Но этого мне было мало. Я хотел узнать историю его жизни — жизни доблестной и богатой приключениями, о которых я кое-что слыхал. И он обещал рассказать мне о себе — рассказать в те часы, когда он отдыхал от работы. А работал он много: возделывал маисовые поля, восстанавливал оросительные каналы.

Вот почему этот апрельский день застал меня в старой деревне индейского племени тэва. Я испытывал чувство благоговейного трепета, когда впервые спустился по лестнице в эту подземную киву, комнату, имевшую шагов сорок в поперечнике, где в течение многих веков кацики, старшины и вожди кланов индейского племени собирались на совещания. Подножье лестницы находилось за очагом, где горел священный огонь, а неподалеку виднелось небольшое отверстие, изображавшее ход в Сипапу подземный мир. Вдоль стены кивы тянулся широкий выступ из необожженных кирпичей — скамья, на которой обычно восседали старшины племени. Над ней были нарисованы на серой стене две огромные змеи в оперении, между ними — отец Солнце, мать Луна и дети их — звезды, а также символические изображения облаков, дождя и ветра. Мне хотелось узнать значение этих рисунков, но во время первого моего посещения кивы я никаких вопросов не задавал. Я стал рассказывать об обрядах черноногих и сумел заинтересовать старого кацика. Убедившись, что, несмотря на белый цвет кожи, я являюсь истинным черноногим, он, в свою очередь, рассказал мне о нравах и обычаях тэва и разрешил присутствовать при совершении многих обрядов, о которых белые до сих пор не имели представления. Два месяца прожил я в пуэбло, и он почти каждый день водил меня в киву. Здесь, в тихом прохладном подземелье, рассказал он мне историю своей жизни. За это и за многие другие знаки внимания я глубоко ему благодарен.

Рассказ старика я записал со слов переводчика Легкое Облако. Радостно было мне слушать его и записывать; надеюсь, и вы с удовольствием прочтете историю жизни кацика Уампуса.

Историю моей жизни я хочу рассказать черноногому белому, другу всех индейских племен, населяющих пустыню, долины и горы.

Родом я навах. Нас было четверо — мой отец, мать брат и я. Брат, Одинокий Утес, на три года моложе меня, был болезненным и слабым. Я помогал матери ухаживать за ним, и во мне видел он вторую мать.

Какими были навахи в дни моей молодости, такими остались они и по сей день. Это племя столь многочисленно, что навахи не имеют возможности жить все вместе. Отдельными кланами кочуют они по пустыне и горным равнинам, мужчины охотятся, женщины и дети собирают съедобные коренья, орехи и ягоды. Мой отец был вождем, главой клана, в который входило около двадцати семейств. С ними мы кочевали, с ними раскидывали лагерь. Скитались мы вдоль реки Сан-Хуан и к северу от нее; ходили на восток, в бесконечные прерии, где много было бизонов и где мы лакомились жирным мясом; ходили на юг, до гор Апашей; вершины этих гор покрыты снегом, а склоны одеты хвойным лесом; ходили на запад, до Колорадо, и в такую забирались глушь, что сердце сжималось от страха.

Мой отец охоту считал работой трудной и скучной. Когда ему удавалось добыть достаточно мяса, чтобы прокормить нашу маленькую семью в течение нескольких месяцев, он созывал мужчин нашего и других кланов и вместе с ними грабил окрестных жителей. Такие набеги доставляли ему радость и развлечение. Обычно уводил он своих воинов на юг и нападал на испанские поселки. У испанцев он отнимал прекрасных лошадей, седла, одежду, ружья, копья и ножи и возвращался к нам с добычей.