Станислав Савицкий - Самоучитель прогулок (сборник)

• Название: Самоучитель прогулок (сборник)
• Автор: Станислав Савицкий
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0434-6

«Самоучитель прогулок» – книга в помощь заядлым путешественникам. В нее вошли три произведения в жанре мокьюментари: повесть о любви, травелог о верности и поучение о постоянстве веселья и грязи.

«Счастливая книга» – это повесть о русской Франции, о русских во Франции, о прифранцуженной России, о странном географическом существе, которое приносило главному герою столько радости, что чуть было не сжило со света.

«Три трое» – это рассказ о путешествии, кратном трем. В нем все изложено с предельной точностью. Перемещенные лица идут по пересеченной местности по собственным следам, взяв с собой самих себя. Они познают простую мудрость: путешествуя, путешественник путешествует минимум дважды, если не встретит трех троих.

Собрание духовно-нравственных наставлений «Самоучитель прогулок», давшее название этой книге, предназначено в первую очередь для тех, кто решил посвятить себя путешествиям. Оно не только может быть полезно искателям приключений и беспечным ездокам, но способно сбить с толку даже опытного туриста. «Самоучитель» знакомит читателя с основами теории прогулки и завершается одним из самых счастливых концов в современной путевой прозе.

---

Насчет того, что у меня дома на стенах не висит ни картин, ни фотографий, я все-таки прихвастнул. Висит одно черно-белое фото Аполлона, приручающего скунса, с южного портала Шартрского собора.

По поводу счастья нужно сказать следующее. Счастье не любит бухгалтерских налокотников.

Этот тезис требует пояснения.

Моя любовь к Франции не похожа ни на обычную привязанность, превращающуюся со временем в привычку, ни на внезапную страсть, не способную длиться долго, ни на трепетную нежность с коротким сроком годности. Так дружат всю жизнь, ссорясь, мирясь, посвящая в личные тайны и зная про друга больше, чем он сам, говоря теми же интонациями, что он, и ловя его на том, что он повторяет твои любимые словечки. В общем, это бессмысленная и беспощадная близость без близости, зависимость без зависимости, обязательства без обязательств. Это нечто бесформенное и неопределенное, без чего не складывается ни одна жизнь. Пусть меня примут за наивного человека или за Аркадия, который склонен говорить красиво, но по гамбургскому счету это одна из самых надежных вещей на свете, несмотря на ее аморфность и неуловимость.

Что я нашел во Франции? Этим вопросом я не собираюсь задаваться. Она мне нравится. Нравится так, что люблю ее всю, толком не зная о ней достаточно для того, чтобы сказать, что я галломан или франкофил. Вот заставьте меня, например, нарисовать карту Франции. Начнем с Атлантического побережья, это западная граница Европы. Казалось бы, у меня, выросшего в Петербурге русского западника или русофила-европейца, это не должно вызывать затруднений. Затруднений и вправду нет, только смутные воспоминания о том, как выглядит линия берега на карте. На севере, помнится, есть полуостров, выдающийся в океан, а ниже берег гораздо восточнее. На полуострове находится вечно отмежевывающаяся от Франции Бретань, где-то на самом краю город Брест, откуда родом агроном Роб-Грийе. Вот только где именно он расположен – вопрос на засыпку. Как-то мне довелось побывать в городе Ванн, на юге полуострова, возле поворота к линии берега, убегающей вниз, на юг, если я ничего не путаю. По крайней мере, граница с Нижней Нормандией на севере должна быть в районе Мон-Сен-Мишель. В общем, получается что-то вроде этого:

В действительности все примерно так и есть, если, конечно, не вдаваться в детали, что в Бретани много других городов. Вот, например, в Ренне я был, но на большее, чем локализовать его где-то между Ванном и Мон-Сен-Мишелем, не претендую.

О реках меня лучше и вовсе не спрашивать.

Дальше совсем цирк. Атлантическое побережье представляется мне неровной линией, уходящей вниз, в Испанию и сопредельную ей Португалию, которая тоже вниз и налево. В северной части французского побережья Атлантики должен быть Нант, там устье Луары, в этом я почти уверен. Ниже Ля-Рошель, там остров Ре с замком, намоленные места. Но вот какие в этих краях заливы, бухты, полуострова – этого я с ходу не вспомню. Где-то к югу будет рог Жиронды, метит наискосок, на северо-запад. Под ним, соответственно, Бордо. А дальше, по имеющейся у меня информации, страна басков и Биарриц.

Теперь посмотрите в Гугле или в географическом атласе на реальное положение вещей. И не спешите испепелять меня презрительным взглядом. Для начала сами попробуйте нарисовать карту Москвы, или Ленинградской области, или Среднерусской возвышенности. Вас ждут неожиданные открытия, которые подтвердят мою догадку о том, что география – не естественнонаучное знание, а исследование воображаемых ландшафтов. Путешествие – это поэтическое приключение, которое может случиться не только с поэтами. И если мне удастся нарисовать северное побережье Средиземноморья так, что его не узнает ни один житель Монпелье, Марселя, Канн или Ниццы – а я верю в свой талант, – Франция откроется для себя новой неожиданной стороной.

У меня есть своя прекрасная Франция, она ничуть не хуже и ничуть не лучше той, что есть у вас, или той, что якобы существует в действительности, если кто-то наивно полагает, что где-то она есть сама по себе. Голые факты и сухая статистика все равно обрастут домыслами и фантазиями. Собственно говоря, там, где вымысел едва отличим от того, что мы называем настоящим, и происходит то, за чем мы с интересом наблюдаем как за реально происходящей жизнью.

Я, например, точно знаю, что моя прекрасная Франция граничит не с Италией, а с Little Italy, что возле моего дома. Из моего окна видна кампанила Юсуповского дворца. С мая, правда, ее не так просто разглядеть сквозь крону тополя, растущего перед окном, но уже к ноябрю листва опадает и в глубине заснеженного Солдатского садика виднеется смешная провинциальная башенка. Одна из тысяч башенок, которые есть в каждом итальянском городке, которые так похожи друг на друга и которыми так гордятся местные жители, считая, что их кампанила – особенная. Башенка Юсуповского на наших заснеженных болотах должна была напоминать князю о путешествиях по благословенной Италии. Не удивлюсь, если князь купил ее где-нибудь в Марке и привез сюда, как это было с парадной лестницей, которая украшает вход в театр (ради этого пришлось купить целиком итальянскую виллу). Кампанила в Солдатском садике кажется не к месту, но без нее Петербург не был бы Петербургом, Италия – Италией, Франция – Францией, а все наши италомании и галломании – благородными хроническими болезнями. Ведь Европа, которой мы грезим, – это та петербургская жизнь, которую мы так ценим за ее нестоличность, вольготность, стильность и свободу быть самим собой.

Не рискну высказывать свои предположения о том, как пролегает восточная граница Франции. Конфликт с Савойей давно исчерпан, но почему-то в моей цепкой на бесполезные факты памяти есть старый, давно не открывавшийся файл о том, что Ницца и окрестности переходили из рук в руки. Один мой знакомый, выросший в Ницце, как-то в разговоре неожиданно стал настаивать на том, что несмотря на детство и юность, проведенные во Франции, и несмотря на то, что у него итальянская фамилия, он не имеет отношения ни к той, ни к другой стране. Он лигуриец – и в доказательство он повернулся в профиль, продемонстрировав высокий лоб, величественную прямую линию носа и мужественный подбородок.

Так что во избежание межнациональных конфликтов об Эльзасе и Лотарингии тем более не стоит лишний раз распространяться. Живущие в этих провинциях, много раз переходивших от Германии к Франции и наоборот, и сегодня, наверно, не сильно удивятся, если, не ровен час, опять произойдет передел территорий. Из тех же соображений я не стану делиться своими догадками о том, как Англия и Франция соседствуют на Ла-Манше. Пусть северный берег Нормандии и Пикардии как будто бы не является предметом территориальных споров, я бы все же предпочел нарисовать Францию целиком, чтобы перейти к изложению основного тезиса о любви и дружбе, о том, как они бывают между путешественником и его благодатным краем.

Франция для меня – мир абстракций, открывающийся в своей беспредметности новыми воображаемыми мирами, новыми случаями, новыми приключениями, новыми находками. Как Макс Эрнст, веривший в волшебные контуры пятна, в которых угадывается будущая картина, я тоже верю в образы, сокрытые в разводе, оставшемся на ткани от случайно капнувшей краски. Франция для меня – клякса, преображающаяся в изящный пейзаж или в эффектную сценку. Это несколько мельчайших штрихов, сделанных отточенным карандашом, которые при стократном увеличении превращаются в симпатичное существо, приветливо подающее вам лапу. Сама собой о нем слагается забавная история. Возьмись я рисовать карту Ленинградской области или Краснодарского края, – у меня все равно выйдет донельзя знакомый силуэт Советского Союза. Франция же всегда таит в себе путешествие с тайной или загадкой, как росчерки Оливье Дебре или карандашные вольтфасы Андре Масона.

Счастливый человек попросил меня рассказать одну забавную историю. Она уведет нас в сторону от предыдущих размышлений, но должен вас предупредить, что к непосредственности счастливых людей стоит привыкнуть так же, как стоит смириться с их навязчивостью. Наверно, их благополучие берет исток в нашем терпении. По крайней мере, если бы мы не сносили покорно все их выходки, возможно, мы называли бы их не счастливыми людьми, а как-нибудь иначе.

Однажды тот, кого большинство из нас считают героем, поймал такси до вокзала Берси, опаздывая на электричку.

– Опаздываете? – спрашивает водитель.

– Как обычно.

– Когда самолет? – профессиональная шутка, апробирована Министерством путей и сообщения (на Берси, на котором не всем парижанам доводилось бывать, взлетают все больше региональные поезда, плетущиеся по несколько часов в глубинку).

– Через полчаса – в Брыльцы-на-Мудях.