Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

• Название: Стихи и хоры последнего времени
• Автор: Олег Юрьев
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0430-8

Олег Александрович Юрьев родился в 1959 году в Ленинграде. Поэт, прозаик, драматург и эссеист. С 1991 года живет во Франкфурте, пишет по-русски и по-немецки. Выпустил 16 книг по-немецки и 16 (включая эту) по-русски. Лауреат премии имени Хильды Домин города Гейдельберга (2010), премий журналов «Звезда» (2012) и «Новый мир» (2013), премии «Различие» за книгу стихов «О РОДИНЕ» (2014). Переводы стихов, прозы и пьес на немецкий, английский, французский, итальянский, сербский, польский и другие языки, постановки во многих странах.

---

Осень в полях (80-е гг.)

а там – в горах перегородчатых
в темнобородчатых борах
сырые птицы в кожах сводчатых
как пистолеты в кобурах —
вот – подвигáют дула синие
и черным щелкают курком
и прямо по прицельной линии
летят в долины – кувырком —

а там – на тушах замороженных
сады вздыхают как ничьи
и в поворотах загороженных
блестят убитые ручьи —
и каждый вечер в час назначенный
под небом в грыжах грозовых
заката щелочью окаченный
на стан вплывает грузовик —

Стихи с Юга

волна наклонённых растений
в наклонное море ушла
и что же светлей и растленней
чем узкие эти тела?

и что же темнее и тленней
и ниже – длинней и темней
чем отблески – нá море – тéней
и блески – на небе – тенéй?

По эту сторону Тулы

Сквозь неясные поляны
и поплывшие поля
Лев Толстой, худой и пьяный,
над тупыми колоколами —
под крылами – под полами —
пролетает тополя.

Тютчев тучный, ты не прядай
серным пледом на ветру —
гром грохочет сивобрадый:
граф пролетом над тусклым прýдом
осыпает тухлым трутом
сиволапую ветлу.

Звени, звени, маяк-гора

Звени, звени, маяк-гора —
гора обратная, дыра близнечная
под шатким пологом голым-гола
шатра небесного – бесследно-млечная;
над валким порохом, поднятым с тла
костра безместного, – мгла бесконечная.

С твоих ли звуков страшной прелести
гудит на черном желтизна?
Засну ли я, и в моря спелом шелесте
поет, звенит вся жизнь из сна!

An die Freier [2]

пока мы были на войне
край новомесячья в окне
тугой как слово о полку
перетолкнул по потолку
косые полосы вовне
а косы полые в шелку
до толокна перетолок
и заволок до поволок

пока мы плыли в облаках
сгоревшим порохом дыша
они на утлых каблуках
по острию карандаша
бежали млея и шурша
в распотрошенных клобуках
и сколько было их во мгле
никто не знает на земле

когда я милый твой приду
и облаком оболоку
по пóдволоку подволокý
косые волоса в шелку
кривые голоса в саду
тогда поднимется ура
как поднебесная гора

а вы пока быкуйте фраера.
никто не знает на земле
и облаком оболоку
по пóдволоку подволокý
косые волоса в шелку
кривые голоса в саду
тогда поднимется ура
как поднебесная гора
а вы пока быкуйте фраера.

Стихи с Юго-Запада

1

Дымы распались на горах
распотрошенным гинекеем,
и пеший грак, как некий Гракх,
кричал на мéртвом языке им.

И слушал, копья наклоня,
наклонный лес над влажным склоном,
и два огня – как два коня —
летели в воздухе зеленом.

2

За боярышник под дождем,
сам себя на себя облокачивающий,
на другой горе подожжен
колкий газ, облака поднакачивающий.

А за выжженный дочерна
грозный куст – до последнего терния! —
на иных горах дочтена
книга ветреная, вечерняя.

От нее ж летит на ветру глухом
строчка выветренная, слепая,
самый дальний, последний и светлый холм
мглой дочернею засыпая.

3

Когда сказал зеркальный пух,
протершийся сквозь неба купол,
что свет зерцаемый попух,
что свет зерцающий потух
и в вишнях искрами захрупал,

что пал боярышник, что пал
с горы туман – как между стекол
разъятых капель накопал —,
что пар погас и газ попал
в жерло небес и там зачпокал,

что крылья длинные свернул
короткий ястреб – и свернулся,
и тенью выгнутой сверкнул,
как будто сверху бездну ткнул
и к верху, в бездну, вертанулся… —

сейчас же знали мы: ага,
ночные зеркала прорвало —
вторая армия врага,
поднявши тучи на рога,
уже стоит у перевала.

4

Ильме Ракузе

солнца сушеная жёлчь, неба прожженная синь;

лавровишенье – бело-пронзительный блеск;

дуболиственье – мелкозýбчатый плебс
в золотых париках, как Расин;

богумильские сосны в рыжей полуистлевшей золе;

лигурийского войска соломенный строй,
пóд гору лёгший окровавлéнной махрой;

розоперстье прованское, сладкое, как керосин, —

все отливается в сизомолочном стекле
поперечного воздуха; и если долго глядеть на скалу,
то из окон в скале
выйдут ласточки-люди и поползут по стеклу —
направо и в рост,

а лодочки-птицы, голýбки, сестра за сестрой,
крыльями быстро скрипя, полетят под горой
на ущерб и налево – во мглу виноградных борозд;

и провожатый жужжащий замолкнет.

Стихи с Севера

полусумраком полны
полусомкнутые купы
снизу – вдоль заострены
сверху – поперечно тупы

снизу – хлещут второпях
длинноплечие мотала
сверху – блещут в тополях
искры белого металла

снизу косная вода
в прорезиненных прорезах
сверху – полыханье льда
и негромкий гром железок

едем-едем в полумгле
по сверкающей дороге
снизу – небо на земле
сверху – море на пороге.

Петербург

Спустился сон еще до тьмы
на сад, закрывшийся руками
своих смутнобелеющих камней.

Мы засыпали стариками,
а просыпаемся детьми
и даже лучше, кажется, – умней.

Над садом шелк небесный туг
и солнечно круглеет боком
над твердым шевеленьем вод —
последний щелк, последний стук,
и вот, как в выдохе глубоком,
корабль, шар и сад и небо поплывет —

тогда очнемся и начнем,
гудя свежеподдутой пневмой,
о человечестве ночном
и о России полудневной.

Зима 2008

1

изгибаясь как пила
река в небо заплылá

и где она заплы́ла
пыльной пеленой
вылеплен из пыла
алый шарик ледяной

и где ракета взмыла —
ускользая вслед
вырезан из мыла
оплывающий свет

как бездымный порох
как бездомный прах
пар парит вращающийся
на двойных ветрах

2

и никуда не деться
от бездыханных вьюг
даже если с дамочками
улететь на юг —

на мазутных пляжах
не пересветить
мрáмористость ляжек
известковость тить

даже и на поезде
даже из ума
потому что тьма везде
и везде зима

вставшая на два угла
зима в море заплылá

Два стихотворения о Павловске

1 . В Павловском парке – выходя

как в оплетенные бутыли
в деревья розлили луну
а чуть оглянешься – не ты ли
скользишь перекошенный по дну?

и свет сквозь ветки заголенный
и ветер в дереве пустом
и вечер белый и зеленый
и скрип и шорох и стук и стон

2 . Павловск – во сне

за полоненною луной
в слезах – бежать – в одной сорочке
в заполоненное луной
тьмы облако без оболочки

остановиться не дойдя
до круга света и распада
и в черных пóлосах дождя
среди – застыть – глухого сада

и засыпая до весны
свежо и горько пахнуть тленом
в зеленых волосах луны
плечом смутнея и коленом

Двадцать лет спустя

Д. Ю.

Я забыл эту зиму, слюдяную грозу,
от нее даже дыму не осталось в глазу,
даже в горле – намокшего меха.
Двадцать лет я не помнил ни сон, ни слезу,
ни растущую в сердце ледяную лозу,
ни под сердцем жужжащее эхо.

Двадцать лет я не помнил и столько же зим
этот сладкий, прозрачный и плачущий дым,
этот запах прощанья и страха.
Двадцать лет мы – почти что незримо – кружим
и над садом седым, и над рядом чужим
в плотном небе слоистого праха.

Что ж, пчела дорогая, теперь ты – сама,
оттого что кончается эта зима,
оттого что исполнились сроки.
Неслучайно опять зазвенело ледком
незнакомое небо, чей холод знаком —
скоро в сердце подтает иззубренный ком,
скоро снова откроется путь над летком —
и свободы шажок неширокий.

Стихи с эпиграфами

Дождь, тринадцатистишие

В ужасных тех стенáх, где Иоанн,
В младенчестве лишенный багряницы…

В. К. Кюхельбекер. «Тень Рылеева» (1827)

где лишéнный багряницы
сквозь пустые провода
парк чернеет в никуда

взяв перо у голубицы
с разгромлённого гнезда
быстрым почерком убийцы
пишет пóд ветер вода

пишет пишет не допишет
от земли и до небес
жухлым паром не додышит
пухлым жаром не допышет
провода не доколышет

и не с тенью и не без

Последняя весна, одиннадцатистишие