Флетчер Нибел - Ночь в Кэмп Дэвиде

• Название: Ночь в Кэмп Дэвиде
• Автор: Флетчер Нибел
• Издательство: Паровая типолитография А. А. Лапудева
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2016

В третий том шеститомного собрания сочинений американского журналиста и писателя Ф. Нибела включен роман «Ночь в Кэмп Дэвиде», в котором президент США сходит с ума, чуть не вызвав ядерную войну; и о возможности применения 25-й поправки к Конституции США.

---

— Ты проспал несколько минут, — сказала она шёпотом. — И даже стал храпеть. Ужас.

— Угу. — Он снова прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением удовлетворённого желания. Сколько же это продолжается у него с Ритой? Ведь уже три года прошло с тех пор как он познакомился с ней во время выборной кампании. И всё это время страсть их ничуть не ослабевает. Рита работала секретаршей у Джо Донована, и когда Донован, руководивший выборной кампанией Марка Холленбаха, сделался председателем демократической партии, Рита Красицкая последовала за ним в здание на Кэй-стрит. Ухаживать за Ритой Джим начал давно, но флирт у них носил случайный характер и происходил главным образом по телефону либо же когда Маквейг приходил на приём к Доновану. Потом они пообедали несколько раз в ресторане у Поля Янга и в Ле Бистро и, наконец, прошлой осенью Джим провёл свою первую ночь в этой квартире. Но неожиданно для самого сенатора простая интрижка приобрела вдруг силу лихорадочной страсти.

Рита была крупная, здоровая женщина, с широкими бёдрами и тяжёлой грудью. Кожа её была смуглого, оливкового цвета. Чёрные глаза необыкновенно шли к волосам, точно пара эбонитовых серёг. Мать Риты была итальянка, а отец — поляк, и детство её прошло в Буффало, в отвратительном польском районе этого города, куда впоследствии она старалась ездить как можно реже. На мужчин Рита действовала возбуждающе. Даже склонённое над пишущей машинкой тело её неотразимо притягивало, давая пищу воображению. Поэтому посещавшие Донована политические деятели никогда не протестовали, если председатель заставлял их ждать, и прозвали его приёмную «сексуальным отделом Донована». Однако отношение самой Риты к своему телу и к вожделениям, которые оно вызывало, было настолько простосердечным, что исключало всякие шутки. Рита Красицкая была убеждена, что мужчина и женщина созданы для того, чтобы жить друг с другом, и что любовь — закон природы. Поскольку она была католичкой и притом весьма верующей, Маквейг часто задумывался, в каких грехах исповедуется она священникам в соборе святого Мэтью, где она, как правило, не пропускала ни одной мессы. Как-то в момент близости он спросил её об этом.

— В постели я не исповедуюсь! — последовал короткий ответ. Больше он, разумеется, никогда об этом не спрашивал.

Маквейг так и не мог понять, почему Рита больше не вышла замуж после смерти молодого мужа, о котором она никогда ему не рассказывала. Замуж она, конечно, ещё выйдет, думал он, а, впрочем, ей ведь уже тридцать один, и она, кажется, вовсе и не ищет другого, узаконенного партнёра. Любит ли она его? Этого Маквейг не знал. И потом, разве не все женщины всегда немного влюблены в кого-нибудь? В Рите его привлекала чувственность, её ненасытное желание околдовывало его и поглощало целиком. С Мартой у него не было ничего похожего на ту всепоглощающую страсть, которую он познавал с Ритой, — чувство такое полное, что они потом подолгу лежали опустошённые и безмолвные. Почему так? И справедливо ли это по отношению к Марте? В глубине души Джим подозревал, что к Марте он подходит с подсознательным требованием того, какою должна быть жена и мать и что она должна или не должна делать. С Ритой всё было иначе. Но Джим старательно прогонял от себя это сравнение, как и всегда, когда чувствовал, что мысли его касаются чего-то более глубокого, чем поверхностный самоанализ.

Они оделись, и потом Маквейг сидел в крошечной кухне за розовым, крытым пластиком столом, дожидаясь пока Рита приготовит кофе. Она надела ярко-красную блузку, которая резко контрастировала с пышной серой юбкой, скрадывавшей её статную фигуру. Смуглые ноги были голы. Ногти на ногах, обутых в египетские верёвочные сандалии, были покрыты густо-красным лаком, в тон блузке. Эти красивые ногти напомнили Джиму об их первой ночи. Он тогда ласкал пальцы её ног и лениво заметил, что красное на фоне смуглой кожи — возбуждающая комбинация цветов. С тех пор эта ласка превратилась у них в ритуал.

Он знал, что расскажет ей всё. Пересказать беседу с президентом любой другой женщине в Вашингтоне было бы непростительной глупостью. С одинаковым успехом можно было объявить об этом на пресс-конференции, ибо через двадцать четыре часа об этом знал бы весь город. Другое дело с Ритой, для неё политика прежде всего — профессия. Ей было известно всё, о чём знал Джо Донован, а иногда и больше. Она была начинена политическими сенсациями, большей частью которых делилась с Джимом, и её рассказы о последних событиях помогали ему наполнять кладовую памяти массой сведений; как у белки, набивающей с осени своё дупло орехами, его запас был всегда полон — всё, необходимое политическому деятелю, чтобы быть готовым к любому неизвестному будущему. Но он знал, что Рита умеет держать язык за зубами и никогда никому не рассказывает, о чём разговаривал с ней Джим в тиши её квартиры. Напоминать об этом молчаливом соглашении у них было не принято. Даже простое упоминание о необходимости соблюдать тайну было бы упрёком их кодексу. Словом, оба занимались политикой.

— Вчера после обеда Марк пригласил меня в Кэмп Дэвид, — сказал он. — Обстановка у него там была весьма странная, но дело не в этом.

Она рассмеялась низким горловым смехом:

— Ты говоришь о погашенном свете и о заколдованных горах в предрассветный час?

Он пристально посмотрел на неё:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что тоже бывала там среди ночи?

— Нет, Джим. Мы с президентом разговариваем только по телефону, когда он звонит Джо.

Так значит… Джим был неприятно удивлён. Значит, в Вашингтоне давно уже поговаривают о странностях президента, а он никогда ни от кого не слышал о его привычке сидеть в темноте в своём горном убежище.

— У меня ведь свои источники информации! — Длинные ресницы Риты задорно взлетели. Она явно его поддразнивала.

— Конечно, дорогая, я убеждён, лучших и не бывает. Но и у меня неплохие, и, тем не менее, я до сих пор ничего об этом не знал.

— Может это потому, что среди твоих знакомых нет агентов секретной службы? Насколько я понимаю, у него это не так, как бывало у Линдона Джонсона. Линдон выключал свет из экономии. Марк же гасит его потому, что ему нравится размышлять в темноте или что-то в этом роде. Впрочем, расскажи-ка лучше об этом сам. Сведения из первоисточника всегда самые надёжные. Так ты говоришь, от всего этого попахивало мистикой?

— Да нет, не совсем так… Как бы тебе объяснить… — Он задумчиво нахмурил брови. — Просто он выключил в комнате электричество, а свет от луны был совсем слабый. За окном лежал белый снег. То, что я, было, принял за ствол дерева, оказалось часовым. Но камин в комнате горел вполне бодро. Да нет, какого чёрта, если бы это не был президент, то я, пожалуй, и внимания бы не обратил. И всё-таки это было странно.

— Ну а я, например, считаю, что это просто великолепно! Подумать только, Марк Холленбах, наш мистер Совершенство! Как приятно сознавать, что у него тоже бывают странности, как и у всех нас, простых смертных! Но что там всё-таки произошло?

— Не хочу раздувать это в общегосударственное дело, но только Марк говорил там не совсем обычные вещи. — И он пересказал ей содержание разговора с президентом, стараясь припомнить всё по возможности точнее.

— Итак, значит Джим Маквейг тоже в списке? — В голосе её прозвучало такое недоверие, что он удивлённо поднял голову.

— Неужели это так удивительно?

— Удивительно? — С минуту она смотрела на него долгим, изучающим взглядом. Опять у неё вид статистика, чёрт бы её побрал, подумал он раздражённо, как у неё успело перемениться настроение за пять минут.

— Да нет, если знать, как работает голова у Холленбаха, то неудивительно. — Она снова ласково на него посмотрела, как будто обдала волною нежности. — Джим Маквейг — возможный кандидат в вице-президенты? Да, привыкнуть к такой мысли нелегко. Джим, радость моя, да ты ведь так же подходишь для этой кандидатуры, как, скажем, я! Ты очаровательный увалень, у тебя изумительная ямочка на упрямом шотландском подбородке. Ты очень милый и добрый — прямо-таки ангел небесный, если только такое представление об ангелах отвечает запросам фермеров штата Айова, выращивающих пшеницу. Но едва ли ты пользуешься и половиной мозгов, которыми наградил тебя господь. И потом, милый, ты же лентяй.

— Спасибо, дорогая! — Сенатор поднял брови, притворяясь обиженным. — Тебе бы только быть председательницей клуба «Долой Маквейга»!

— Ну, хорошо, скажи мне сам: разве ты не лентяй?

— Наверное, да. — Он задумчиво потёр переносицу. — По крайней мере, вчера ночью Марк сказал мне то же самое.

— Ну и как ты воспринял разговор? Серьёзно?

— Нет. Пожалуй, что нет. И всё-таки, как сказал один джентльмен, — чем дальше в лес, тем больше дров!

Рита наклонилась через стол и ласково сжала обеими руками лицо сенатора, как сделала бы мать, ласково укоряющая непослушного ребёнка: