Лев Гумилёв - Этносфера: история людей и история природы

• Название: Этносфера: история людей и история природы
• Автор: Лев Гумилёв
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-9503-0010-6, 5-17-024790-7

Вновь к читателю приходят уникальные произведения выдающегося русского историка, географа и этнолога Л.Н.Гумилева, печатавшиеся на протяжении почти 30 лет в специализированных малотиражных изданиях и составившие основу главного теоретического труда ученого – теории этногенеза.

Своеобразие данного сборника заключается в том, что наряду с теоретическими статьями в него были включены также научно-популярные произведения, в которых рассматриваются такие сложные и малоизученные явления в этногенезе, как антисистемы и этнические химеры.

Книгу дополняет «Словарь терминов и понятий по теории этногенеза Л.Н. Гумилева», составленный одним из учеников автора – В.А.Мичуриным.

---

Анализируя материалы о характере политического устройства, необходимо указать, что для востока была характерна централизованная власть, для запада – конфедерация и децентрализация, независимо от стадии развития производительных сил и производственных отношений.

Точно такие же различия можно проследить по другим линиям. Например, дифференциация диалектов тюркского языка: на востоке звук j произносится как й, а на западе – как дж. Г.Е. Грумм-Гржимайло убедительно доказал, что распадение монголов на восточных и западных произошло вне зависимости от их родового состава, по причинам исключительно политическим, но он не прав, утверждая, что не было других причин, «которые бы раскололи монгольскую массу на два чуждавшихся один другого мира» [56]. Ведь у западных монголов изменился язык, вплоть до фонетики (к заменило х). Затем, если бы здесь имели место только политические причины, то описанное последовательное размежевание народов по одной и той же невидимой границе не прослеживалось бы 2000 лет. Очевидно, здесь имел место постоянно действовавший фактор, влиявший не на исторический процесс, а на характер этногенеза. Смещение линии развития, определявшегося этим влиянием, было столь незначительно, что при составлении «Всемирной истории» им законно пренебрегли, а в частных фактографических исследованиях востоковеды его не замечали. Не обратили на это внимания и географы, так как наземные условия обоих регионов отличаются друг от друга очень мало. Поэтому для объяснения установленного нами эффекта попытаемся обратиться к рассмотрению атмосферы и характера увлажнения в Восточном Казахстане и Монголии.

В зимнее время над территорией Северной Монголии устанавливается центр огромного антициклона. Благодаря ему зимой над Центральной Азией располагаются континентальные воздушные массы, напоминающие по своим физическим качествам полярные. Зима характеризуется ясными солнечными днями, морозной, без оттепелей погодой и слабыми ветрами к окраинам антициклона.

Устойчивость антициклонического режима зимы не допускает на территорию Центральной Азии атлантические циклоны. Снег почти отсутствует: в Гоби выпавший за ночь снег исчезает с первыми лучами солнца. Только в горах Хэнтэя и Монгольского Алтая зимой происходит накопление снега. Антициклон дает возможность скоту круглый год находиться на подножном корме.

Летом Центральная Азия нагревается за счет инсоляции, и над ее пустынями и степями формируется континентальный тропический воздух. При этом полярный фронт перемещается на север Монголии. Взаимодействие двух разных по физическим свойствам воздушных масс, а именно: «полярного континентального (сибирского) и тропического континентального воздуха, приводит к образованию своеобразной циклонической деятельности, при очень слабом участии океанов». Траектории летних циклонов, по данным А.А. Каминского [146], пролегают к северу от Алтайских гор и хребта Танну-Ола.

В теплое время года, когда Центральная Азия лежит в области размытой барической депрессии [5а], центр летнего барического минимума располагается в южной части Азиатского материка, куда через Монголию устремляются воздушные потоки восточноазиатского полярного фронта, вернее, сибирского влажного таежного воздуха. С этим связано выпадение летних дождей, составляющих 80 – 90 % осадков [187].

Иная картина – на западе Великой степи. Для этих районов характерно почти полное отсутствие осадков летом и влияние атлантических циклонов в холодное время года, благодаря чему зимой держится снеговой покров. Вот и различие! Оно достаточно для того, чтобы определить не только род занятий – в обоих случаях скотоводство или вид его – отгонное, яйлажное, таборное [208]. Но условия создают разный акцент в хозяйственной деятельности халхассов и джунгаров. В Монголии большую часть времени скот пасется в степях; это дает возможность пастухам активно общаться друг с другом. В Тяныпане и Тар-багатае летом скот выгоняют на джейляу, каждое из которых принадлежит определенному роду. Так создаются разные привычки, которые, суммируясь, отражаются сначала на племенной организации, а потом и на общественных тенденциях. Возникают два этно-психологических синдрома, которые вызывают стремление к размежеванию и дроблению этноса, ибо общественное бытие определяет сознание, в том числе и этническое.

Но если так, то подмеченная граница районов должна сказаться еще на каком-нибудь явлении природы, и действительно, именно здесь проходит граница между двумя геоботаническими провинциями – Монгольской и Джунгаро-Туранской [165, стр. 15, 66]. Да и сама граница приобретает реальный смысл, если мы учтем распределение осадков: именно в интересующей нас меридиональной полосе осадков меньше 100 мм – так же, как в долине Тарима и Алашаньской пустыне [165]. Итак, наблюденное нами районирование этносферы имеет физический смысл и тесно связано с явлениями атмосферы и биосферы. Принципиальное различие человеческого сознания и природных явлений учтено, и нами рассматривается только та сторона этнического бытия, которая коррелирует с ландшафтом. Предлагаемое объяснение механики процесса влияния ландшафта на этнос не имеет ничего общего с географическим детерминизмом, да, пожалуй, и с интерпретацией исторического процесса. Оно лежит в плоскости не истории, а исторической географии, т.е. не гуманитарной, а естественной науки.

По поводу «единой» географии[9] (Ландшафт и этнос). VI

Полемика, возникшая по поводу книги В.А. Анучина [9], не может оставить равнодушным ни одного ученого, любящего географию. История вопроса выросла за шесть лет настолько, что может явиться темой для скромной кандидатской диссертации по истории науки, но в данной статье рассматривать этот сюжет нецелесообразно. Плодотворнее, опираясь на заключительные звенья дискуссии, выделить те пункты, по которым автор статьи может иметь собственное мнение. Таковых очень немного.

Вполне можно согласиться с утверждением В.А. Анучина, «что господство общества над природой условно, что сами люди остаются частью природы» [11]. Однако всегда ли и во всем? Ведь есть же и специфика! Однако второе утверждение В.А. Анучина вызывает сомнения. «Развитие общества, – пишет он, – рассматривалось изолированно от развития природы, и наоборот. Между тем жизнь общества и развитие географической среды происходят сопряженно. Среда не только и не просто внешняя природа. Это особая часть внешней природы, особая форма материи, составляющая вещественное единство с обществом» [11].

В этом тезисе налицо небольшая, но крайне существенная терминологическая подмена: если бы говорилось о человечестве как одном из явлений биосферы, то спора бы не возникло, но общество – это специфическая форма коллективного бытия, свойственная только людям на определенной стадии развития, и не единственная. Согласно теории исторического материализма, общество имеет собственный ритм саморазвития по спирали или спонтанное прогрессивное развитие, одновременно подвергаясь экзогенным воздействиям. Тут неизбежно возникает вопрос: где и какой стороной человечество смыкается с природой и окружающей его географической средой и что в обществе является продуктом собственного развития?

Нельзя не согласиться с положением В.А. Анучина, что «ошибочные взгляды на географию можно преодолеть лишь при условии создания правильной концепции», но таковой, по нашему мнению, является точка зрения большинства советских географов, изложенная весьма обстоятельно С.В. Калесником и противоречащая тезису В.А. Анучина о «единой» географии и об интеграции отдельных географических дисциплин [144, стр. 209 – 221].

Повторять здесь положения статьи С.В. Калесника мы не будем. Вместо этого отметим, что в концепции В.А. Анучина ценным является давно ставившийся вопрос о характере взаимоотношений человечества с географической средой, а отнюдь не предлагаемое им решение этой проблемы. Сама проблема, действительно, актуальна и эвентуальна, но разве можно ограничиться для ее решения только сегодняшним днем? Чтобы ответить на вопрос, волнующий всех географов, и не только географов, необходимо учесть весь известный нам опыт, всю сумму сведений о том, как влияли люди на природу и природа – на людей. Иными словами, привлечь историческую географию и историю.

Нужна ли для достижения поставленной цели «интеграция наук»? Нет, ибо такие работы будут обречены на неудачу. Нужны интеграция научных идей и комплекс сведений при обязательном условии, что они будут подчинены целям научного синтеза, т.е. послужат материалом для «эмпирического обобщения», которое В.И. Вернадский по степени достоверности приравнивал к реально наблюденному факту [46, стр. 19]. Таким путем можно получить выводы, подчас неожиданные, но достоверные, основанные на оригинальной методике, разработанной специально для нашей темы. И отправным пунктом исследования будут идеи, сформулированные С.В. Калесником, о невозможности интеграции наук [144, стр. 212] и четком разделении общества и географической среды [144, стр. 214]. Однако эти взгляды подверглись критике со стороны Ю.Г. Саушкина [213]. Игнорировать эту полемику было бы, с одной стороны, нетактично, а с другой – нецелесообразно, потому что необходимо внести в проблему ясность. Разберем возражения Ю.Г. Саушкина по пунктам.