Надежда Нелидова - Свекруха

• Название: Свекруха
• Автор: Надежда Нелидова
• Жанр: Русское современное

Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто. Я всегда мечтала о дочери: вот она, готовая дочка. Мы с ней станем подружками. Будем секретничать, бегать по магазинам, обсуждать покупки, стряпать пироги по праздникам. Вместе станем любить сына…»

---

Валя будет мучиться и шумно вздыхать. Да, она любит Владика. Да, желает ему добра. И поэтому не будет портить ему жизнь. Она понимает, что третья лишняя… А то, что он дал московский адрес и предлагал жениться… Да господи, деточка, закатает глаза Софья Викторовна, в армии и не такое выкидывают: там же перевернутый мир, Зазеркалье, все как зомби.

Когда Владик уходил в армию, мать, собрав всю силу воли, чтобы глаза были сухие, сказала:

– Я буду писать тебе каждый день.

И, действительно, он получал из дома письма ежедневно, а если была задержка по вине почты, то разом целую пачку. Мать подробно, с юмором – чуть не по минутам – описывала, как провела день, не забывала отметить милые, знакомые ему домашние мелочи. Продвигается ли ремонт, и как чувствуют себя хомяк Тиша и рыбки, и с кем из Владиковых друзей встретилась и какие у них новости, и как живет тётя Муся (большой привет от неё) и т. д.

Ещё она засунула в его походную торбу брошюру «10 советов новобранцу, как выжить в армии». Один совет был дан в игровой форме: вообразить, что новобранца забросили на другую планету, и ему предстоит два года жизни среди инопланетян. Их поведение покажется диким, бессмысленным, необъяснимым, тупым, непредсказуемым, – так ведь на то и инопланетяне. Подсказка: не сравнивать инопланетных существ с людьми, не искать логики в их поступках, не выводить из себя, ибо они агрессивны, по мере возможности пытаться наладить с ними контакт. Задача: выйти из миссии если не здоровым, то хотя бы живым, и благополучно вернуться на планету Земля.

Брошюра плохо помогала. Спустя месяц после приказа он писал домой: «Мама, заведи пса. Назови его Сержант. Я приеду домой и убью его». Если проткнуть инопланетянина, из него, как в ужастике, потечёт не кровь, а зелёная зловонная слизь. Очень хотелось продырявить их всех из автомата.

Однажды Владик не ел четыре дня – то есть в прямом смысле не ел. Выручила чёрствая буханка хлеба, оставленная на столбике калитки у общежития младшего и старшего комсостава. В гарнизонной лавке Владик своими ушами слышал, как опытная офицерская жена наставляла новенькую: «Ты хлебушек, если заплесневеет, не выбрасывай. Клади на забор, солдатики скушают».

Владик не поверил своему счастью, когда помощник повара Арчи подманил его в столовскую подсобку и набухал целую миску холодной каши. «Кушяй, кушяй, масквич. Скушяешь, дабавка дам». Его не насторожили странный вкус и консистенция каши. Потом, заступив в караул у войскового знамени, Владик понял, что каша наполовину состояла из слабительного… Это были цветочки.

Как-то деды переборщили, и после очередной «ягодки» Владик угодил в сельскую больничку. Игра под названием «Инопланетяне» дала ему тайм-аут. Здесь он пришёл в себя, отъелся, отоспался, потолстел. Посмотреть на живого москвича, да ещё попавшего в армию, приходила вся больница.

В части тоже гуляла шутка: «Хочешь самый короткий анекдот? Москвича забрали в армию. Гы-ы!» Здесь он неожиданно сдружился с санитаркой Валей Крутиковой, которая его подкармливала. Без всяких таких мыслей, как с сестрой, сдружился.

Ни резкий запах лекарств и хлорки, ни кислый – больничных щей – не перебивал исходящего от девушки едва слышного, слабого травяного запаха ромашки (в детстве каникулы проводил у деревенской бабушки, запомнил этот цветок). Его он ощутил, когда Валя в первый раз склонилась над ним. Владик зажмурился от стыда, так что слёзы брызнули, охватил ее шею слабыми руками, и она, как ребёнка, легко перенесла его с каталки на койку. И потом он даже с закрытыми глазами, по ромашковому запаху узнавал, что это она подошла.

Подперев лицо круглой рукой, Валя жалостливо наблюдала, как он жадно ест. Весь поднос был уставлен тарелками, и он забрасывал, забивал их содержимое за щёки: ел щеками, ртом, носом, бровями – всем лицом ел…

С Валей они встречались в санитарской в конце коридора. Днём у неё свободной минутки не было, зато ночная смена, если не привозили экстренных больных, принадлежала им. Владик думал, что за полгода армии у него язык атрофировался – а тут откуда взялось.

Раскинувшись на ее жёстком диванчике, забросив руки за голову, говорил, говорил – большей частью мечтательный вздор, от которого уши вяли. Только не у Вали: в нужных местах она качала головой, поддакивала, ахала, вскрикивала, вздыхала, иногда утирала слезинку, иногда покатывалась со смеху, тут же испугано оглядываясь в сторону спящих палат.

И всё это время что-то делала: скатывала тампоны, чихая от льняной пыли, с треском рвала ветхие простыни на подгузники для лежачих больных, штопала и гладила медицинские халаты…

Перед выпиской он даже проводил её. Валя жила в избушке на курьих ножках на краю села – картинка из сказок Роу. На полянке паслась коза, на завалинке нежился кот Баюн. В распахнутых окнах ветерок трепал тонкие белые занавески. Скрипучее крылечко было выскоблено и промыто так, что Владик даже в портянках шёл на цыпочках.

Владик просыпался до побудки, потягивался под тощим байковым одеялом. Такими же одеялами укрывались в больничке… Валя… Скашивал глаза в окно: всходил оранжевый шар солнца, трава горела от росы. Должно быть, росистая полянка на краю села сейчас тоже полыхает на солнце огнём… Валя… Как тропки к главной дороге, как лёгкие облака к тучке, как ручейки к большой реке, все мысли возвращались к одному: к Вале.

В роте жизнь страшно бедна событиями, рота томится от скуки и варится в собственном соку. Владик не выдержал и поделился с закадычным дружком, с которым шконки стояли рядом. У обоих в темноте предательски блестели глаза. Владик шептал: «Она ни на кого непохожая. И пахнет от неё обалденно, лучше всяких духов… Ромашкой».

Конечно, на следующее утро о ромашковой Вале знала вся рота. И самый страшный человек в батальоне, сверхсрочник сержант Дзыга поймал Владика в курилке и, похабно кривя заячью губу, велел ему пригласить Валю на КПП – будто на свидание. «А там посмотрим, небось страшней атомной войны. Рома-ашкой. Воняет небось навозом», – он смачно сплюнул.

Владик проклинал себя за длинный язык. Вся рота будет ржать и обзывать Валю толстухой, коровой с выменем, или ещё хуже. Мода тогда уже начиналась на костлявых красоток, каптёрка была облеплена их снимками. Дзыга всем показывал фотку своей девушки с параметрами, он уверял, 90х 60х 90. Попробовал бы кто усомниться.

Дзыга вместе с Владиком и дежурили на КПП в день прихода Вали. Деды в спальне с их приходом нетерпеливо ждали развлечения. Но Дзыга пришел задумчивый, злой, на игривые расспросы сплёвывал сквозь заячью губу. А когда друган слишком допёк вопросами, отвесил оплеуху, даром что земляки, еле разняли. К Владику после этого случая в роте стали относиться терпимее.

А в будке КПП, говорили, ещё несколько дней держался слабый горьковато-свежий ромашковый аромат, так что ротный, заходя, подозрительно крутил носом. Впрочем, это уже могло относиться к солдатским байкам.

К вечеру Валя засучила рукава, вытерла всюду пыль, надраила кастрюли. Подоткнув юбку, расставляя ослепительно-белые, как снег, ноги, помыла полы. И Софья Викторовна тревожно кричала ей, как сегодня утром Владику:

– Валентина! Вниз головой! Вредно же!

Валя, забрасывая косы за плечи, сдувая влажные волосы со лба, бросала:

– У нас в деревне сваты всегда прежде идут смотреть, как девка чистоту наводит. Если пол моет и приседает – та не годная девка.

Софья Викторовна проглотила «сватов». После генеральной уборки квартирка стояла чистенькая, влажная и смущенная, как невеста после бани (тьфу ты, опять невеста). Даже в тапках было жалко пройтись по такой чистоте. И маленькая квартирка, пугливо сжавшаяся от перспективы быть заполненной громоздкой шумной Валей, перевела дух и повеселела. А в принципе, она была не против, чтобы в ней поселился несмелый ромашковый запах…

Потом пили чай с Валиной душицей и смородинным листом и Валиными же пирогами. В одиннадцать позвонил Владик и сообщил, что не придёт ночевать.

– С ума сошёл! Это верх неприличия! – закрывая трубку, шепотом кричала Софья Викторовна. – К тебе приехали с другого конца страны! Имей хотя бы уважение.

– Мать, ты ещё скажи, что не сама этого хотела! Я же видел: на тебе лица не было. – Голос Владика был недопустимо развязен.

– Да ты пьян?!

Расстроенная Софья Викторовна постелила гостье на своей софе. Пожелала спокойной ночи. Напомнила, что завтра утром они едут с экскурсией по Москве.

В фильме, который невнимательно смотрела Софья Викторовна, образовалась очередная рекламная пауза: рекламировали средство от пота. Женоподобный парень по-собачьи мелко обнюхивал подмышку тощей стриженой девушки на заднем сиденье авто. То же самое в лифте. То же на эскалаторе… Собачьи повадки, собачья любовь. Или мушиная? Летели, на минутку слиплись – почистили лапки и разлетелись в разные стороны. Софья Викторовна выключила телевизор.