Надежда Нелидова - Жених с приданым

• Название: Жених с приданым
• Автор: Надежда Нелидова
• Жанр: Короткие истории

Простые мужички-«чудики» с непростой судьбой, на которых всё ещё чудом держится земля русская. В жалких, как собачьи конурки, рабочих и совхозных курилках они решают глобальные задачи. Потому что кто, если не они?! Йеллоустонский вулкан, гигантский астероид, бурый карлик Нибиру, сдвиг магнитных поясов. Перегрев (парниковый эффект), обледенение (остановка Гольфстрима)… Адронный коллайдер, всемирный потоп, инопланетное вторжение. Экономический коллапс. Войны: ядерная в мировой масштабе и гражданская – в отдельно взятой стране. Они в ответе за планету Земля и за любимых женщин. Если даже назовут их курицами – так это в порыве любви. Жалко же их, дур.

---

В детстве мать, сильная, энергичная, тяжёлая на руку женщина, колотила детей за малейшие ребячьи провинности. Шустрому Алёшке перепадало больше всех.

Теперь она пятый год не вставала, и Алексей ходил за нею. Он постиг все премудрости профессий медсестры, сиделки, повара: тёр овощи, отваривал бульоны, кормил больную с ложки, выносил за нею судно, переворачивал, присыпая тальком, делал уколы. Делал массаж, дважды в неделю носил на руках в ванную и купал, стирал её халаты, чулки и нижнее белье. Когда осматривать больную приходила тощенькая участковая врачиха, он стоял тут же; поднимал под мышки мать, поддерживал рубашку. Врачиха хвалила Алексея: единственная на её участке лежачая без пролежней!

Он ухаживал за матерью, как за очень близкой родственницей, попавшей в беду. Сознание, что эта женщина – его мать – в процессе раздеваний и перевёртываний беспомощного тела, усаживания его на судно, вытирания и подмывания – как-то потихоньку притуплялось и вытравливалось из его памяти. Так было легче, потому что это сознание сильно смущало его в первое время.

На Павла он не держал обиды: брат выбился в начальники, всё время в командировках. Приезжая, сразу навещал Алексея с матерью, оставлял на холодильнике энную сумму – очень кстати. Только на лекарства и сиделку уходило в месяц до десяти тысяч рублей. Большую часть свободного времени Алексей простаивал в очередях, его в лицо узнавали продавщицы и пенсионерки из очереди.

Надя ушла. Алексей помыл над раковиной руки, запачканные в крови и мясном соке, и сел чистить картошку. Усмехнулся, вдруг вспомнив нынешнее летнее происшествие.

Он возвращался со смены с завода, когда на улице, недалеко от коммерческого банка, его остановил молодой мужчина в сером с искрой костюме. От него хорошо пахло сигаретами и туалетной водой.

– О, Лёха собственной персоной! Ну, ну, загордился. Одноклассников не признаешь?

Алексей глазам не поверил. Женька, Жека: тихоня с такими оттопыренными ушами, что волосы над его головой стояли раскрытым зонтиком. Его обзывали Чебурашкой. После девятого класса он поступил в кредитно-финансовый, девчачий техникум. Это послужило поводом для новых насмешек, когда бывшего одноклассника встречали на улице. Чебураха – сатиновый нарукавник, крыса бухгалтерская, сейф с ушами, костяшка счётная!

Теперь Жека беззлобно это вспоминал. Хлопал Алексея по спине:

– Ты один тогда за меня заступался, благодарю, не забыл. А ты всё холостякуешь, Лёх? Видный же парень, чёрный, на грузина смахиваешь – женщины таких любят.

Алексей неохотно пробормотал, дескать, мать парализованная – не до того.

– Ё-моё. Лёх, а ты вот чего. Давай-ка со своей мамахен на недельку на природу, на свежий воздух. Я как раз сейчас в отпуск выхожу, переселяюсь за город: сосновый бор, речка. Всё равно гостевая комната заколоченная стоит.

Алексей начал отнекиваться, но Жека горячо настаивал: известное дело, богатый человек всегда весёлый, добрый. Обговорили день выезда. «Ну же, смотри не передумай, я буду ждать».

Алексей и сам загорелся. Даже глубоко врезавшиеся, старившие его озабоченные складки на лбу разошлись, разгладились. Он засуетился, оформил административный, в первый раз под такое дело выбил в бухгалтерии материальную помощь. Птицей пролетел по аптекам и продуктовым магазинам. Напрокат взял импортную инвалидную коляску.

Мать, услышав о предстоящей поездке, чуть не сошла с ума от радости: замычала, заплакала, стала кланяться седой стриженой головой и горячо прикладывать к щекам свою ладонь – благодарила доброго Жеку.

В мансарде домика (не домика – целого особняка!) Алексей с матерью устроились очень хорошо. Прожили уже четыре дня. В полдень Жека звал на недостроенную, пахнущую сосной веранду пить настоящий английский чай. Угощал сэндвичами с икрой, брынзой, с вологодским маслом в маленьких деревянных бочонках.

Один раз выбрались на ночную рыбалку. По особому рецепту сварили уху с чесноком, водкой, распили дюжину бутылок пива. Жека рассказывал о жене: какая она красавица, как любит её без памяти. Недавно подарил ей дорогие бусы из розового жемчуга…

На пятый день приехала Жекина жена: полненькая блондиночка в гипюровом сарафане, сквозь который просвечивало крепкое розовое тело. На ногах серебряные босоножки, на загорелой шее – короткая нитка жемчуга, та самая.

Алексея встретила на веранде. По-женски оценивающе прищурилась на него, потом на коляску, в которой, уронив стриженую голову на грудь, похрапывала мать. Не ответив на приветствие, простучала серебряными каблуками мимо, в комнату мужа. Через раскрытое окно было хорошо слышно:

– Ты что, обалдел? Кого ты позвал, я тебя спрашиваю? Сегодня Аликины приедут, а тут вонища, старуха эта, тряпки… Одному пьянствовать наскучило?

Спустя полчаса Жека снизу крикнул глухим голосом: звал пить чай, думая, что Алексей ничего не слышал. Розовой блондиночки за столом не было. В молчании пили дешёвый растворимый кофе, отдающий печёной картошкой, и сэндвичей не было.

Алексей обдумывал, как объявить о своем отъезде. Машинально спросил: «Можно, я ещё ложку себе положу, люблю крепкий?» – «Хоть три, – процедил Жека, заразившись раздражением жены. – Хоть десять. Хоть всю банку сыпь».

Алексей резко, выплеснув, отодвинул чашку. Во дворе срывал с верёвки ещё влажное бельё, в комнате трясущимися руками запихивал в сумку пелёнки, подгузники. Решительно закинул набитую сумку через плечо (ещё много чего из собственных запасов оставалось: пакет дорожных сухарей, тушёнка, сгущёнка, ничего не взял – давитесь!) Выкатил коляску с проснувшейся матерью. Она ничего не понимала, спросонок вертела коротко стриженой головой, хныкала. Семь километров лесом до электрички отмахал – от злобы не заметил…

Всё-таки было нехорошо со стороны Павла и Нади, что они оставили мать на руках младшего брата – тридцатилетнего парня. Он слесарил на заводе, приходилось работать и в ночные смены. Он имел друзей, которых ему хотелось пригласить к себе попить пивка или посидеть с ними после смены в баре. Ему пора было, в конце концов, подумать и о личной жизни, о женитьбе.

Они рассуждали так: у них семьи, а у Алексея семьи нет. Вот появится жена, дети – тогда да, можно что-нибудь придумать. Под «что-нибудь придумать» предполагалась отправка матери в дом престарелых – тот самый, в котором всю жизнь она проработала нянькой. Хотя непросто это, конечно, было сделать, туда очередь немаленькая. Требовалось несметное количество всяких бумажек, справок, задабривание нужных людей из горздрава и собеса. Но при Павловых связях и это можно было потихоньку утрясти.

Павел с женой приезжали поговорить на эту тему. Алексей насупился, бурчал, рассматривал свои большие руки: «Ей там плохо будет… Справлюсь как-нибудь». Тут же после их ухода, взмыленная, как заезженная лошадь, ворвалась Надежда. Кипя, закричала с порога:

– Где эти? Что же братец, окончательно рехнулся со своей, что ли? При живых детях – в приют?! Да я лучше под поезд брошусь, чем маму туда… – и пошло-поехало.

Она немедленно разбудила и подняла мать, несмотря на её протестующее мычание, поволокла в ванную, сорвала с неё рубашку. Запыхавшись, крикнула Алексею: «Помогай! Чего стоишь?» – и изо всех сил ожесточённо стала обмывать мать (хотя нужды в том не было, выкупана была вчера). И кричала как заведённая всё время, хотя сама не раз до этого заводила с Алексеем неуверенный разговор всё о том же: как бы устроить мать на казённое обеспечение, и как бы это сделать по-хорошему, чтобы люди не осудили.

Мать догадывалась о разговорах, ведущихся взаперти от неё на кухне. И очень боялась, что дети, в конце концов, договорятся между собой. Она страшно боялась дома престарелых: ей там было не выжить. Она сама, работая нянькой, больно щипала и поколачивала стариков за то, что ходили под себя, не давала им пить – чтобы меньше мочили простыни. Над особенно надоевшими «забывала» закрывать форточки зимой. Почти все лежачие старики умирали от воспаления лёгких.

В последнее время она и привыкла-то только к Алексеевым рукам и с трудом переносила даже Надины руки. Часто, когда Алексей, пахнущий морозным воздухом, железом, маслом, возвращался со смены, у матери капризно и жалобно, как у ребёнка, кривился рот, глаза с упрёком наполнялись слезами. Снова соседка не угодила: накормила едва тёпленьким, не вовремя подложила судно, подушку взбила буграми.

Ещё Алексей видел, что, несмотря на неподвижность, мать проживёт долго – это подтверждали и врачи. У неё было здоровое сердце, она помногу и с аппетитом ела, испражнялась как по часам и ночью храпела, как сильный мужчина после сенокоса.

– Н-нет… Пока желающих знакомиться нет. Как только появится, сразу сообщу, – положив трубку, сотрудница службы знакомств пожала плечами, обращаясь к телефонному аппарату: «Господи. Да кто ж согласится – с таким приданым?!»