Ефим Гальперин - Бешенство подонка

• Название: Бешенство подонка
• Автор: Ефим Гальперин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016

А ведь всей этой херни могло не быть!

К столетию события, которое до сих пор оказывает огромное влияние на ход мировой истории!

Успешная операция Генерального штаба Германии по навязыванию России марионеточного правительства с целью выведения её из войны. Так называемое принуждение к миру.

В мировой истории эта авантюра фигурирует под названиями: «Октябрьская революция в России» или «Октябрьский переворот».

И уж совсем цинично – «Великая пролетарская революция».

Триллер. Действующие лица – Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов, Пинхас Рутенберг, Граф Мирбах, американские журналисты Джон Рид, Луиза Брайант и т. д.

И ещё Михаил Терещенко. Мальчик, родившейся «с золотой ложечкой во рту». Наследник одного из крупнейших состояний. Землевладелец, фабрикант, юрист, денди 1900-х, издатель. Владелец самого большого в мире голубого бриллианта и самой большой паровой яхты.

В тридцать лет он волей судьбы сначала министр финансов, а затем министр иностранных дел Временного правительства России. Потом будет арест. Тюрьма. Чудом он будет спасён от расстрела. А ведь должен был быть убит. Потому, что перешёл дорогу германскому кандидату на власть в России Ульянову-Ленину.

---

К столику подсаживается Смилга.[53]

– Смилга Ивар Тенисович, – представляет гостя граф Мирбах. – Председатель Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии.

– Карл Радек.

– Наслышан о вас от Владимира Ильича, – говорит Смилга.

– Мы ведь встречаемся буквально ежедневно.

– У герр Смилги чудные ребята! – восхищенно говорит граф Мирбах. – Все как на подбор. Гвардия. «Шюцкор», До трех тысяч штыков!

– Да. У нас у всех отличная физическая подготовка. Высокие результаты по стрельбе.

– А дисциплина какая! И наличие мотивировки! – добавляет граф Мирбах. Поднимает бокал, – За независимую Финляндию!

Они выпивают. Стоя.

Хельсинки (Гельсингфорс).

Дом начальника полиции. Утро.

Ленин, Эйно Рахья, Радек. В руках у Радека огромная корзина, полная шведских деликатесов. Сверху бутылка французского коньяка. Он оглядывается:

– Ну, вы отлично устроились, Учитель. Под крылом у полицмейстера.

– А вы прекрасно выглядите, Карл. Ну, просто крупный банкир. Повернитесь-ка. Чудные башмаки! Какие ранты! Какая кожа!

– О чем разговор! – Радек снимает башмаки. – Дорогому Учителю!

– Ну, что вы, что вы, Карл! Хотя, знаете… Снимайте, снимайте! Вы себе еще купите. А мне в революцию надо в чем-то вступать! Сейчас мы вам пока что-нибудь подберем из старого. Эйно, поглядите там…

Ленин натягивает башмаки. Проходит гоголем.

– Теперь мне не страшны булыжники Петрограда. Но перейдем к делу. Отчитывайтесь, банкир!

Они уходят в глубину квартиры. Радек идёт босой.

ФЛЕШФОРВАРД:

9 ноября 1918 года.

Берлин. Улицы. День.

Грузовики с вооруженными солдатами и рабочими. Революционные события. Как черно-белая кинохроника. Только флаги и повязки на рукавах красные.

Карл Радек с группой боевиков идут сквозь те же величественные коридоры и залы Генштаба, что в эпизодах с Лениным.

Под дулом пистолета ведут чиновника – того самого, что требовал в начале истории подписи Ленина на контракте.

Он показывает, где в архиве все документы по России.

Ящики с папками, на которых крупно выведено «Операция "Лорелея"» выволакивают в оранжерею и сжигают.

Чиновник, глядя обезумевшим взглядом, как поступают с документами, падает замертво.

– Вот архивная крыса! – смеется Радек. – И патрона тратить не надо!

КОНЕЦ ФЛЕШФОРВАРДА.

КОММЕНТАРИЙ:

Радек Карл (Собельсон). В 1936 году будет арестован по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». 30 января 1937 года приговорен к 10 годам. Убит в тюрьме по приказу Сталина. Официальная версия – гибель во время драки заключенных.

Ленин, поскрипывая новыми башмаками, возвращается на кухню, прихватывает привезенную Радеком корзину с продуктами. Двери в комнату закрываются.

Полдень. Условный стук в двери дома. Эйно Рахья открывает. Входит Смилга.

На цыпочках они проходят по коридору и приникают к замочной скважине. Там в комнате Радек, расхаживая перед Лениным, читает что-то с бухгалтерских листов. Вздымает палец к верху, как опытный торговец. Ленин, развалившись в кресле, потягивает коньячок и закусывает балычком. Благодушно кивает головой в такт.

Хельсинки (Гельсингфорс). Окрестности.

Лес. День.

Ленин, Смилга, Радек и Рахья высаживаются из пролетки. Видно, что старые башмаки Ленина Радеку жмут. Он прихрамывает.

КОММЕНТАРИЙ:

Весь этот день пройдет под попурри: «Патетическая» Бетховена и разухабистая ария «Без женщин жить нельзя на свете, нет!» из оперетты «Сильва» Кальмана. В принципе это главные музыкальные темы всей этой истории.

Смилга демонстрирует Ленину и Радеку своих бойцов. Стрельбы, строевые приемы.

А в конце занятий сто молодых финнов, членов гражданской гвардии «Шюцкор», строем, старательно печатая шаг, идут под знаменем независимой Финляндии.

А Ленин, Радек и Смилга, стоя на холмике, принимают парад.

Смилга суров и сдержан, держит руку у козырька.

КОММЕНТАРИЙ:

Смилга Ивар. 10 января 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР в возрасте 44 лет за «участие в троцкистской контрреволюционной террористической организации» приговорен к расстрелу. Приговор будет приведен в исполнение в тот же день.

Хельсинки (Гельсингфорс).

Парк возле железной дороги. Вечер.

Уютный провинциальный парк. Ленин со Смилгой, Радеком и Эй но Рахья гуляют вдоль железнодорожных путей.

Ленин доволен: башмаки, коньяк, парад в лесу.

Мимо, маня огнями и обдавая ветром, в сторону России проходит поезд.

Ленин в мигающем свете вагонных окон, перекрикивая стук колес:

– А знаете, я ведь созрел! Я готов драться! Эйно, мы едем в Петроград!

Поезд Стокгольм – Петроград.

Вагон. Вечер.

Удивительно, как Бог раскладывает пасьянсы… Именно в этом, проносящемся мимо поезде, возвращается в Петроград Терещенко с компроматом на Ленина.

В купе он и Марго. Адъютант поручик Чистяков, расчищая на столике место для ужина, пытается взять в руки папку с досье.

– Ну, знаете, дорогой Чистяков, это не трогайте. Это я сам!

– говорит Терещенко, убирая папку.

Петроград.

Квартира Терещенко.

Утро.

Терещенко сидит в кресле у кофейного столика, с сигаретой в руке. Точь-в-точь, как на очень известном портрете художника Александра Головина. На диване Рутенберг рассматривает документы.

В дверях возникает мать Терещенко.

Рутенберг почтительно встает.

– Позвольте представить, маман. Петр Моисеевич Рутенберг, – говорит Терещенко, – Моя мать Елизавета Михайловна.

Мать Терещенко меряет Рутенберга взглядом. Кивает. Уходит молча.

– После прочтения этого… – говорит Рутенберг, – нормальный человек не должен был бы уже возвращаться.

– Почему?

– Боюсь, мы опоздали с этими бумагами. Месяца на два! Паралич! В Петрограде вовсю хозяйничает Совет депутатов. Шайка с Троцким во главе. Тысячи митингов. Уже шутка гуляет «При Романовых мы триста лет молчали и работали, теперь будем триста лет говорить и ничего не делать». Какое-то поветрие! Все выступают и говорят, говорят… Причем все без исключения несут полную херню! От Троцкого до последнего солдатского депутата. Нет на них генерала Корнилова!

– Мы можем продемонстрировать бумаги на очередном заседании Совета министров! – предлагает Терещенко.

– Какие министры? Власть правительства распространяется разве что на дворников у Мариинского дворца. А Керенский… Не удивлюсь, если окажется, что он тоже инфицирован немцами. И что, на него тоже могут быть такие же бумаги.

– Следственное управление? Прокуратура?

– Дупель пусто! Импотенция полная!

– В прессу? Сразу в несколько газет!

– Газеты?! – морщится Рутенберг.

– Но не листовки же на стены. Уж очень специфический материал. Транши, договор с Лениным. Всё ведь на немецком языке.

– Армия! Но кто? – бормочет Рутенберг, – Краснов под арестом, генерал Духонин в Могилеве мнется…

– Послушайте, Петр Моисеевич, здесь в Петрограде генерал Лечицкий. Очень авторитетен среди офицеров. Давайте поедем к нему! – предлагает Терещенко.

– Нет. Вы сами. Встречаться с ним должен славянин.

Петроград. Смольный.[54] Штаб.

Комната председателя Петроградского Совета Адольфа Иоффе.

Утро.

Карта города. Торчат флажки, закрашены некоторые участки. Иоффе в бухгалтерских нарукавниках ставит еще один флажок.

Именно он курирует раздачу оружия, демонстрации, создание отрядов Красной Гвардии.

В комнате сидит группа агитаторов, координаторов различных районов Петрограда. Крыленко,[55] Чудновский,[56] Подвойский,[57] Дзержинский,[58] Бонч-Бруевич[59] и другие. Дается разнарядка на день:

– Тебе, Подвойский, на Путиловский завод. Колеблются! Чудновский на хлебозавод! – Иоффе поворачивается к Дзержинскому: – Завтра у вас, товарищ Дзержинский, выступление на митинге в Кексгольмском полку. Там много польских солдат… – он рассматривает Дзержинского и добавляет с дружеской улыбкой: – Феликс! Уважаемый! Эдмундыч. Не сочти за… Но идти агитировать солдат в таком виде?!

Действительно, на Феликсе Дзержинском полосатые брючки, бордовая жилетка, приталенный сюртук, галстук-бабочка. Такой себе, расфуфыренный шляхтич.

– Всё сам пошил! – гордо заявляет Дзержинский.

– Шикарно! – восхищается Иоффе. – Поздравляю! Но, посмотри на Крыленко! Бывалый солдат.

Крыленко в военной форме. Шинель, фуражка, ботинки, обмотки. Прапорщик как прапорщик.

– Дорогой Бонч! – обращается Иоффе к Бонч-Бруевичу: – Обеспечь Эдмундыча шинелькой и всем что положено. Чтобы выглядел, как фронтовик. Кстати, тебе, товарищ Крыленко, завтра с утра в казармы броневого дивизиона. – Иоффе передает ему разнарядку по броневикам, – Они, жулики, вместо одиннадцати машин, выпустили из гаража шесть! Вот их возможности…