Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Павел Антокольский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1982

Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза. Гражданский пафос, сила патриотизма, высокая культура стиха придают поэтическому наследию П. Антокольского непреходящую ценность.

Настоящее издание является первым опытом научно подготовленного собрания произведений выдающегося советского поэта. Все лучшее из поэтического наследия Павла Антокольского вошло в книгу. Ряд стихотворений публикуется впервые.

---

Корбо встает, вглядывается в говорящего. Вийон запевает хрипло и дико.

Голод — не тетка,
Голод — не шутка,
Вот как Жутко
Воет живот!
Стужа — не бабка,
Штопать не станет.
Шапку
Стянет,
Плащ разорвет.
Здравствует ноне
Пузо монашье,
Но не
Наше…

Писцы (вскакивают)

Он сумасшедший!

Вийон

                         Очините перья,
Пишите: завещание. В своем
Уме и твердой памяти теперь я.
Зовут меня…

Корбо

Оставьте нас вдвоем.

Все уходят.

Вийон

Ну, что же ты смотришь так пристально?
                                                     Вспомни
Меня, монсеньер! Вспомни зимнюю ночь,
Сорбонну и двух школяров!

Корбо

                      Не легко мне.

Вийон

Приходится, видно, и в этом помочь.
И я помогу тебе. Только вчера —
Старик, вспоминаешь? — мы дрогли и мерли,
Нужда клокотала в ребяческом горле.
И были на многое мы мастера.
А лавочник скуп. А привратник неласков.
А пес больше нас на цепи одинок.
А помнишь? Зубами полночи проляскав,
Бывало, стучим в милосердный шинок.
И тут началась, и пошла, и помчала
Ужасно веселая жизнь…

Корбо

                                Кой о чем
Нам следует уговориться сначала.
Твоими речами я не увлечен.
Зачем они тут? Ни к чему совершенно!

Вийон

Постой, монсеньер! Прогадаешь, гляди!
И я ведь уже не школяр оглашенный.
И много и много всего позади.
Но только одним я богаче сегодня.
И только одним поделюсь я с тобой.
Со всею природой, со всей преисподней,
Со всею, какая живет, голытьбой!
Какая там малость еще дорога нам?
Каким там добром дорожить на земле?
Пока не скрутили нам глотки арканом,
Пока уголек еще тлеет в золе,
Пока нам не выклюет очи ворона,
Не вытравит зной бровей и бород, —
Эй, слушай! Не песня — так я тебя трону,
И старый озноб до костей проберет.
И будешь ты мне благодарен навеки
За то, что зудит эта стужа в костях.
И память проснется в тебе. В человеке.
В бездушном. А всё остальное — пустяк.

Корбо

Уйди! Я клялся всемогущему богу,
В ладонях бессмертную душу неся.
Остаться бездушным.

Вийон

                                   Черно и убого
Твоя благодать рассыпается вся.

Корбо

Уйди! Я не знаю сих двойственных истин,
Я честный монах. Я сухой человек.
Я сделал свой выбор. Ты мне ненавистен,
Ты мне безразличен. Простимся навек.
Не ведаю, кто ты. Забыл твое имя.
Но кто бы ты ни был — мертвец иль Вийон,—
Молчаньем своим и очами моими
Ты снова опознан и вновь обвинен.
Молчи на дознаньях. Любому из судей
Доверю сию невеликую честь.
И если другой доберется до сути,
Тебе приговор он сумеет прочесть.
Мы — стража у врат, перед коими молча
Склоняетесь ниц или гибнете вы.
Мы — пастыри душ и водители полчищ,
Так что нам до горя одной головы!
Я взвесил на чистых весах твою участь
И несколько взятых из церкви монет.
Они тяжелей. Не хитря и не мучась,
На все твои просьбы ответствую: нет.
Но, прежде чем сгинуть, ты всмотришься зорче
И глубже в отверстую бездну времен,
Шарахнешься с воплем и скрючишься в корче —
Ты мертвый, ты вор, ты мой сверстник Вийон,
И в смертном поту ты припомнишь и стужу,
И друга, и мать, и парижскую ночь.
И дикую песню затянешь всё ту же.
Но петля всё туже. И нечем помочь.
Ты рухнешь тогда на колени, взывая:
«Где юность? Откликнись, живая душа…»
Душа ни одна не услышит живая.
И влезешь ты в петлю, уже не дыша.

Картина третья

Тюрьма. Вийон, Шермолю, Колен. Все трое закованы. Вийон на полу, животом вниз, усердно пишет. Шермолю ходит из угла в угол, волоча цепь и бормоча. Колен за ним наблюдает.

Шермолю

Мессир Готье мне должен двадцать девять.
Блез Пишегрю — двенадцать. Рабюто
Из Валь-де-Гра, благодаренье деве,
Мне должен больше года ровно сто.
Кабатчица в Блуа, кривая шлюха,
Брала без счета, но по мелочам.
Ее племянник обо мне пронюхал
И подбирался, черт, к моим ключам.
Я натравил на негодяя даму.
Чем кончилась их драка, знает черт.
Но надо начинать опять с Адама,
Иначе счет не точен и не тверд
Итак, еще раз: Пишегрю двенадцать,
Сто Рабюто. Кабатчица в Блуа…
(Задумывается, продолжает счет по пальцам.)

Колен

Передо мной ты будешь извиняться,
Будь ты хоть сам Людовик Валуа.
А сколько мне ты задолжал, забыто?

Шермолю

Тебе? Ни су. Всё, что вдвоем добыто,
Подсчитано. Дележ был на двоих.

Колен

Нехорошо обсчитывать своих!

Шермолю

В своих расчетах я ужасно точен.
В пути платил я за тебя?

Колен

Не очень.

Шермолю

Брось, милый мой! Ты съел благую треть.

Колен

А вычеты?

Шермолю

                   Собака, вор, ублюдок!
Сколь жарко в пекле будешь ты гореть!

Колен

А ты хоть и посредственное блюдо,
Пойдешь туда же — в погреба, в засол,
Хоть и протухнешь быстро.

Шермолю

                                     Как ты зол!
Лжец, сквернословец, вымогатель, гнида,
Поганый сток для спуска нечистот!
Тебя повесят завтра утром. И да
Чертополохом прах твой зарастет!
А я покаюсь, как бы ни был грешен.
О да! Я грешен, но я замолю
Перед пречистой…

Колен

Будешь ты повешен!

Шермолю

Кто? Я? Хо-хо!

Колен

Ты, скупщик Шермолю!

Шермолю

Покоен будь, несчастный человечек!
Я жертвовал всем пастырям Христа
И буду жертвовать. И сотню свечек
Поставлю вновь. Душа моя чиста.
И что омыто в золотой купели —
Бог примеч в милосердии своем!
Что ж вы притихли? Раньше песни пели,
Острили благодушно…

Колен

                                       Мы споем!
Еще услышишь, сам же нам подтянешь,
Еще придется голосить тебе,
Еще вопить о милости устанешь
И вымокнешь в бессмысленной божбе.
Эй, брат Вийон! Нам предстоит работа —
Содрать с него недоданную дань.
Клянусь, что выжму до седьмого пота
Сию глухую гарпию!

Вийон

Отстань!

Колен

Эй, брат Вийон! Однако ты спокоен.
Ты, верно, позабыл, что впереди
Нам развлеченье предстоит, о коем
Гласит свирепый приговор.

Вийон

Уйди!

Колен

Эй, брат Вийон! Ты здорово невежлив!
Я рассказать тебе хотел бы жизнь.
Последний час — уж это не рубеж ли
Для искренности нашей?

Вийон

                      Отвяжись!

Колен

Такая гордость очень худо пахнет!
Клянусь я братством четырех стихий,
Что мой кулак по темени шарахнет
Дурного друга!

Вийон (вскакивает, бешено)

Я пишу стихи.

Картина четвертая