Марина Чечнева - Небо остается нашим

• Название: Небо остается нашим
• Автор: Марина Чечнева
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1976

Как и многие ее сверстницы. Марина Чечнева пришла в авиацию по путевке комсомола. Для нее и ее подруг, влюбленных в свою крылатую профессию, все в жизни было связано с небом. Они отдали молодость и нежность, талант и мастерство грозовому, распятому лучами прожекторов, исполосованному огненными трассами фронтовому небу. Автор рассказывает о своих боевых подругах, о тех, кто пришел к победе и кто не вернулся из полета, о послевоенных судьбах однополчан. С большим интересом воспринимаются страницы о послевоенной работе М. Чечневой а спортивной авиации.Эта книга является заново переработанным вариантом мемуаров М. П. Чечневой «Самолеты уходят в ночь«, вышедших около пятнадцати лет назад. Она содержит новые интересные факты. 

---

Итак, вечером 31 декабря я оказался в Пересыпи. До этого я, естественно, немало слышал хорошего о летчицах женского полка. Теперь выпал случай наблюдать их боевую работу, а впоследствии и взаимодействовать с ними в операциях по освобождению Крыма.

Алексей Алексеевич ненадолго умолк, собираясь с мыслями.

- Погода, надо вам сказать, была в тот вечер ужасная: снег вперемежку с дождем, порывистый ветер. А жизнь на аэродроме бурлила. Одни машины садились, другие взлетали. Так продолжалось несколько часов… Понравилась [160] мне работа девушек, потому и приглашение к ним на елку я принял с большой охотой…

Я видела, что лицо Алексея Алексеевича становилось все оживленнее. Он вспоминал свою молодость и словно молодел на глазах.

- Длительным и успешным было боевое взаимодействие нашей флотилии с летчицами Таманского авиаполка, - продолжал он. - Особенно мне запомнилась десантная операция в ночь на 21 января 1944 года, когда высаживали десант в Керченском порту. Нелегко было скрытно подойти к месту высадки. Больно шумливы были наши корабли. Дело в том, что в качестве двигателей на них были установлены авиационные моторы.

Необходимо было создать звукомаскировку. Мы попросили командующего 4-й воздушной армией генерал-полковника Вершинина поднять в воздух авиацию, чтобы заглушить шум моторов кораблей.

Для выполнения этой задачи Вершинин и выделил самолеты Таманского гвардейского авиаполка ночных бомбардировщиков.

Штаб флотилии совместно со штабом авиаполка тут же разработал порядок движения кораблей и вылета самолетов. Глубокой ночью десант двинулся в путь. А за несколько часов до этого начали боевые вылеты ваши летчицы. До самого утра они бомбили гитлеровцев, а кроме того, гулом своих моторов маскировали движение кораблей. Это позволило передовым кораблям внезапно ворваться в Керчь. Немцы обнаружили нас, когда мы уже подходили к стенке в районе Рыбзавода.

Штурмовые группы, высаженные с кораблей, захватили плацдарм и прикрыли высадку главных сил, которые начали стремительно продвигаться в глубь города.

Бомбовые удары самолетов Таманского авиаполка загнали фашистов в убежища. Противник начал организованное сопротивление только на рассвете.

Крепко вы нам тогда помогли. Моряки, возвратившиеся из операции, выражали глубокую признательность девушкам-летчицам…

* * *

Зима прошла в напряженной работе. Распутица задала жизни и летному составу и особенно техникам, вооруженцам. Девушки так выматывались, что едва держались на [161] ногах. Чтобы хоть как-то облегчить их труд, старший инженер полка Софья Озеркова предложила ввести метод бригадного обслуживания самолетов. Теперь, пока работала одна группа техников и вооруженцев, другая - отдыхала. «Озерковский» метод оправдал себя, и в дальнейшем его применяли постоянно.

К весне действия советских войск активизировались. Усилились удары и нашей авиации. Днем через Керченский пролив нескончаемой лавиной проносились истребители, штурмовики, бомбардировщики, а с наступлением темноты поднимались в воздух наши У-2. Все укрепленные пункты противника в районе Керчи подвергались яростной бомбардировке.

Незаметно наступил апрель, а с ним пришла теплая ясная погода. Летать стало легче, но и работы прибавилось: вылеты совершались каждую ночь. Увеличился радиус наших действий. Все дальше забирались мы в тыл врага. Нарушали его передвижение по железнодорожной линии Керчь - Владиславовка.

В одну из ночей полк в полном составе участвовал в бомбежке станции Багерово, западнее Керчи, куда, как донесла разведка, гитлеровцы подтягивали подкрепления. Ставя задачу, майор Бершанская сообщила, что каждый экипаж может действовать самостоятельно, исходя из обстановки. Невысокая облачность и лунная ночь мало благоприятствовали полетам. Кроме того, на фоне светлых облаков самолеты были видны, как на экране, и гитлеровцы в таких случаях вели сильный зенитный огонь, не включая прожекторов.

На этот раз я летела со штурманом звена Таней Сумароковой. Чтобы миновать сильный заградительный огонь с фронта, я, как обычно, повела машину вдоль северного побережья Керченского полуострова. Над морем свернула на запад. Бомбить Багерово в лоб не было никакого резона. Все подходы к нему, особенно с востока, были сильно укреплены. Да и высота не позволяла идти напролом - стрелка высотомера все время колебалась около цифры «600».

Большую часть маршрута мы летели в облаках, лишь изредка ныряли вниз, чтобы уточнить курс. На подходе к станции действовали вражеские прожекторы. Мощные лучи насквозь пробивали тонкий слой облаков, создавая фантастическую игру света и тени. А над нами, как [162] огромное серебристое блюдо, висела луна, заливая бледным сиянием медленно проплывавшие внизу всклокоченные озорным весенним ветром облака.

Далеко- далеко, в иссиня-черной бездонной глубине, призывно мерцали звезды. Крупные и необыкновенно яркие, они приковывали к себе внимание, а их таинственный свет невольно настраивал на философский лад. Я думала, что, может, через много лет история человечества с ее бесконечными войнами будет казаться людям далекого будущего смешной и нелепой, думала о том, как прекрасен будет мир без войн, как счастливы будут тогда люди.

Разорвавшийся вблизи снаряд прервал ход моих мыслей. Самолет тряхнуло. Огонь усилился, - значит, цель близка, пора выходить на боевой курс. Даю ручку управления от себя, приглушаю мотор, и мы вываливаемся из облаков прямо над станцией. Внизу неясно просматриваются длинные темные линии - железнодорожные эшелоны. Сумарокова сбрасывает осветительные бомбы. Так и есть - все станционные пути забиты составами. Тут и теплушки с людьми, и открытые платформы, заставленные автомашинами, орудиями, танками, ящиками с боеприпасами. Сотни фашистов суетятся внизу, спешно разгружая эшелоны.

Штурман сбросила бомбы в самую гущу железнодорожных путей. Мне очень хотелось посмотреть, в какой именно состав они угодили - в тот, где больше техники, или где под брезентовыми полотнищами топорщатся ящики со снарядами и патронами? Хорошо, если бы бомбы подорвали эшелон с боеприпасами: тогда и техника взлетит на воздух, и рельсы разметает, и разгрузочным командам достанется.

Но едва я склонилась над краем борта, по глазам резанули лучи прожекторов. Пришлось сразу отпрянуть. Сильный грохот потряс воздух, потом еще и еще. К глухим разрывам рвавшихся снарядов примешался сухой треск патронов.

Молодец Таня! Недаром у нее за плечами пятьсот боевых вылетов. А Сумарокова командует:

- Вправо! Влево! Еще влево!

Прожекторы крепко схватили наш самолет, мне не сразу удалось вырваться из их перекрестия. Маневрировать было трудно: до земли всего пятьсот метров. А разрывы [163] все ближе. Сильно запахло гарью. Выжала из мотора все до последней сотой доли лошадиной силы. «Ну же, дружище, не подкачай! - хотелось попросить его. - Выручай, как ты делал это не раз. Знаю, тебе тяжело. Твои стальные мускулы тоже не вечны, они поизносились, ослабли. И шум твой напоминает шумы больного сердца. Но ничего, потерпи немного, а там Бабуцкий подлечит тебя в своих мастерских. Поставит новые клапаны, сменит поршневые кольца, и вновь твой пульс станет ритмичным, четким».

Зенитный огонь постепенно ослаб. И пора - ведь «ласточка» ушла далеко в море. Но лучи прожекторов все еще преследовали нас. Остервенели, должно быть, фашисты, не верится им, что можно выскочить из такого кромешного ада. Они надеются, что самолет с минуты на минуту упадет в море.

А вот и аэродром. Он хорошо виден при лунном свете. Приземляюсь, заруливаю на линию предварительного старта.

- Ну и покромсали вас сегодня! - встречает нас старший техник эскадрильи Мария Щелканова.

- А что?

- Сама посмотри - не плоскости, а чистое решето. А полюбуйся, что сделали с самолетом Меклин. Она переходит на другую машину.

Наташа Меклин и ее штурман Нина Реуцкая, как зачарованные, смотрят на свой истерзанный У-2. Один его лонжерон перебит, на другом клочьями свисает перкаль. Левая плоскость просвечивает насквозь, а в гаргроте огромная дырища. Кажется невероятным, что после такой переделки машина дотянула до своего аэродрома.

- Да-а, - задумчиво тянет Меклин и устало трет ладонью глаза. Потом резко встряхивает головой и говорит: - Двум смертям все равно не бывать. Пошли, Нина!

Реуцкой, совсем молодому штурману, еще не довелось бывать в таких переделках, и она стоит притихшая, словно скованная. А когда говорит, голос у нее слегка дрожит. Знакомое состояние! Когда-то и я чувствовала себя не лучше. Впрочем, и сейчас бывает. Только теперь я научилась владеть собой; во всяком случае, внешне ничем не выдаю своего состояния. Со временем и Реуцкая научится этому. Тут все дело в привычке. Еще четыре-пять таких [164] вылетов, и дыры в плоскостях будут интересовать ее не больше чем прошлогодний снег.