Яков Минченков - Воспоминания о передвижниках

• Название: Воспоминания о передвижниках
• Автор: Яков Минченков
• Издательство: Художник РСФСР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

Воспоминания одного из поздних передвижников - Якова Даниловича Минченкова - представляют несомненный интерес для читателя, так как в них, по существу впервые, отражена бытовая сторона жизни передвижников, их заветные мечты, дружба, трогательная любовь к живописи и музыке. Однако автор не всегда объективно оценивает события, омногом он говорит неопределенно, не указывая дат, некоторых фактов, называет некоторые картины неточными именами и т. п. Поэтому редакция считала необходимым снабдить книгу подробными примечаниями, дающими точные сведения о жизни и деятельности художников, упоминаемых в книге. Эти примечания дадут читателю возможность получить представление о той эпохе, к которой относятся воспоминания Я.Д. Минченкова

---

   Посетителей было так много, что помещение не могло сразу всех вместить, и у дверей выставки была очередь. Перед картиной Репина было оставлено большое свободное место, так как здесь было наибольшее скопление публики.

   Репин долго не показывался, а потом пришел до открытия выставки, чтобы посмотреть ее в отсутствие публики.

   Мы шли с ним по пустому залу. "Напрасно, -- говорил Илья Ефимович, -- столько места оставили перед картиной, не стоит она того. Вы думаете, это успех картины? Это скандальный успех. Вот когда был "Грозный", тогда был успех настоящий". И по лицу его прошла горькая улыбка. Он был искренен и прав. Он преподнес комплимент тогдашнему студенчеству, устраивавшему забастовку, и одна часть общества и студенчества была в восторге от картины, находя в ней символ идейного простора, другие видели в картине лишь загулявшего студента-белоподкладочника и протестовали против выведенного типа. В газетах печатались анкеты о картине. Репину присылали восторженные стихи и ругательные письма.

   При всех художественных достоинствах картины, в основе ее была неразбериха, жест, направленный неизвестно куда. И сам художник страдал от картины. Но для чего тогда он ее написал?

   Глаза у Репина были в частых излучинах от постоянного прищуривания их при работе, в них светилась загадочная ироническая улыбка и чувствовался украинский юмор -- себе на уме, ирония и горькое самосознание. Было многое от Гоголя.

   Казалось, что Репин иногда хитрил, проводил нас, как бы говоря себе: "А вот я так скажу или сделаю и посмотрю, что из этого выйдет, как закопошатся от моих слов или от картины".

   Великий Репин удивлял всех своими малыми словами, своей частой непоследовательностью. Сегодня он говорил и делал одно, завтра поступал совершенно иначе. И возникал досадный неразрешимый вопрос: где же правда, где настоящий Репин?

   При оценке произведений других художников у него являлась какая-то ироническая снисходительность. "Прекрасно, прекрасно!" -- твердил он, проходя перед рядом картин, не имеющих художественного значения. Словом "прекрасно" определил работу одного экспоната -- карандашный рисунок-портрет, и, когда узнал, что за эту работу ни один из товарищей не дал голоса, страшно рассердился, грозил снять свои вещи, если рисунок экспонента не будет принят. Сделали перебаллотировку, но не прибавилось ни одного голоса.

   На другой день, явившись на выставку, Репин первым делом спрашивает о портрете.

   -- Опять провалили, -- отвечают ему.

   -- И прекрасно сделали, -- неожиданно для всех добавил Илья Ефимович. -- Портрет, очевидно, сделан по фотографии, туда ему и дорога!

   Трудно было добиться от Репина твердого, критического отношения, строгого анализа художественного произведения, но когда он начинал разбирать картину со стороны выполнения, мастерства -- сказывалось его огромное знание формы, живописи, и на месте "прекрасного" часто не оставалось ничего хорошего.

   Л. П. поставил на выставку картину, изображавшую мещанскую пирушку на рассвете. Картина была приобретена для музея Академии художеств.

   -- Прекрасно, прекрасно, -- хвалил Репин. -- Свежо, борьба рассвета со светом от лампы.

   Но Л. П. не удовлетворился одной похвалой и просил указать недочеты в картине. Репин сперва уклонялся, а потом стал разбирать картину по всем статьям и так, что от нее живого места не осталось, все оказалось фальшивым, условным в трактовке.

   Один раз Илья Ефимович сам расхохотался своей баллотировке. Прислана была огромная картина "Купальщицы". Увидев ее, он сразу дал свой голос с припиской: "Прекрасно". При подсчете голосов оказалось, что за картину подан только один голос: "И это мой!" -- с искренним смехом заявил Репин и не протестовал, что картину не приняли.

   Очень часто в противоречии с репинскими картинами были его рамы. Серьезная вещь, строгие формы -- легкомысленная рама, не соответствующая картине. На это указывали ему товарищи. "Скажите, пожалуйста, -- как будто соглашался Илья Ефимович. -- Действительно, в рамах мне не везет". Но рам не менял и в следующий раз присылал еще хуже.

   Где же было чутье художника во всех этих случаях? А при расширении и перестройке дачи его в Куоккала -- чего только не нагромоздил он там, сделав из дома какой-то птичник. Если здесь он не почувствовал нескладицы, отсутствия логической связи, то откуда же вытекала в его лучших вещах такая продуманность, художественная логика и красота?

   Новые формы, новая живопись картин часто ставили его в тупик, а пейзажисты-импрессионисты приводили в раздражение. Чтобы получить его голос за интересную, но по-новому написанную вещь, близкие ему товарищи брали Репина на буксир, подводили к баллотируемой картине и осторожно расхваливали ее. В большинстве случаев Ренин как бы поддавался внушению и соглашался с оценкой товарищей.

   Модернисты не любили Репина, обвиняли его в непонимании красоты, приписывали ему даже мещанство. Для них Репин был прост и груб, а красоту, которую все же они не могли исключить из его произведений, они объясняли случайностью. Репин, по их мнению, не искал красоты, а, натолкнувшись на нее случайно, умело передавал видимое. Он забрасывал в жизнь огромный невод и вытаскивал на поверхность все, что туда попадало: и ценное и мусор.

   Как и все передвижники его времени, он зарядку получал чаще всего от литературы, улавливая идеи народничества. Более слабые его товарищи тонули в публицистике, теряя самое главное в искусстве -- художественное воплощение образа; огромный талант Репина выручал его и выводил на широкий простор живописных задач. Чутьем художника он находил яркие образы для воплощения своих идей, облечь же их в живописные формы для него, огромного мастера, не представляло трудностей. Казалось так, что тенденция вытекала из его картин, а не картина из тенденций.

   Поленов удивлялся неутомимости Репина в работе и легкости, с какой он справлялся с натурой.

   Когда они в 70-х годах жили в Париже, то в кружок русских художников приходили французские литераторы и художники.

   Тогда же появилась впервые и фотография, которой художники увлекались и делали много снимков.

   Репин тоже попробовал воспользоваться аппаратом и накрыл голову сукном, но скоро бросил экспозицию.

   -- Да тут удушиться можно, -- говорил он. -- И кому в голову пришло изобретать этот аппарат, когда можно просто нарисовать портрет?

   И действительно, углем он делал рисунки-портреты, которые, как художественные произведения, вернее, правдивее передавали натуру, чем фотография.

   -- И когда мы надрывались при рисовании с натуры, -- вспоминал Поленов, -- Репину она давалась так легко, точно он играл на балалайке.

   Я застал Ренина в зените его славы. Общество, меценаты преклонялись перед ним, считали, что он может сделать все, и обращались к нему с различными заказами, от которых ему приходилось отказываться.

   Московский коллекционер, купец Свешников, приставал ко мне: "Попросите Илью Ефимовича, чтоб он написал мне такую картину: поет артистка Патти, а слушает ее не пустая голова, как я или другой такой же, а сам великий муж, Илья Репин, который может оценить ее, как великий великую".

   Репин смеялся, когда я передал ему эту просьбу. "Скажите, пожалуйста! Патти -- куда еще ни шло, а себя, великого мужа, пришлось бы писать с затылка".

   Увлечение одной лишь формой или красками, уход в прошлое, изысканность -- все это было не для Репина. Ему нужна жизненная тема, живые люди, широкая пластика, экспрессия, сильные переживания.

   Когда идеи народничества стали выдыхаться в литературе, а жизнь в эпоху реакции не давала ничего для широкого размаха в искусстве, Репин приостановился в своем творчестве. На темы современности он ответил лишь картинами дуэли при узаконении ее Александром III. Один вариант "Дуэли" был приобретен Флоренцией. В нем есть нечто от мелодрамы. Другой, что в Третьяковской галерее, более репинский. Под обезумевшим лицом закуривающего убийцы на белой сорочке черный круг галстука; взято умело по-репински сильно.

   На этюдной выставке в Петербурге много было интересных репинских работ. Там был эскиз к картине "Распятие": Христа прибивают к кресту, собаки лижут кровь, стекающую по дереву. И это страшно, жестоко, зверино, а может -- так и не нужно.

   Не находя ничего в окружающем, Репин делает вылазку в символизм и мистику. Пишет большой эскиз "Искушение". На горе, на фоне зловеще раскаленного оранжевого неба стоит изможденная фигура Христа. За ним, как нетопырь, жирное чудовище -- сатана. Из горы подымаются струями миазмы. Дух и омерзительная плоть, соблазны и отвержение их.

   Здесь было много репинского умения, но не его дух; была красивая выдумка, но не живой, репинский сколок жизни. Картина в большом размере вышла слабее эскиза, а когда через год к ней были приписаны еще ангелы, она стала совсем дешевой.