Георг Гейдемарк - Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте

• Название: Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте
• Автор: Георг Гейдемарк
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1926

Книга лейтенанта Гейдемарка является, собственно говоря, отрывками из его дневника, рядом безыскусственных записей о жизни и работе военного летчика. СССР отнюдь не застрахован от нападения на него (рано или поздно) мирового капитала. Ни для кого не секрет та политика враждебного окружения, которую упорно ведут изо дня в день против нашего пролетарского государства европейские буржуазные правительства. И все мы знаем также, какое внимание уделяет наше правительство авиации вообще и военной – в частности. В этом отношении книга обер-лейтенанта Гейдемарка может оказаться для нас небесполезной для изучения и усвоения авиационного опыта минувшей войны. Она для нас тем более интересна, что автор её – этот прекрасно дисциплинированный наблюдатель и хладнокровный, мужественный боец – один из тех, на которых всегда и везде основывалась, в значительной степени, мощь всякой армии. Его рассказы об его полетах, как удачных, так и неудачных, на неприятельскую территорию, о разведках и налетах, о воздушных поединках и сброшенных им в тылу у противника бомбах, – словом, о трудной и опасной работе боевого летчика, – прочтут с интересом не только военные специалисты, но и тот массовый советский читатель, которому часто приходится задумываться о неизбежных еще схватках пролетариата с мировым капиталом.

---

Мне становится немного не по себе при мысли, что на нас может напасть бомбомет: ведь от воздушного боя нас защищает только наша высота. Да и зенитные орудия, вероятно, скоро нас заметят… И я окончательно прихожу .к заключению, что в ярком свете, которого я иногда так жажду, нет ничего хорошего…

Тысяча метров…

Вокзал медленно придвигается… На запасных путях длинные вереницы вагонов… маневрирующий паровоз… большие лагерные бараки… А вон там – огромные, круглые, накрытые белым дымом навесы для локомотивов… Отличная мишень!

Сбросить бомбы?… Нет, надо выждать еще несколько секунд: дует сильный встречный ветер… Может быть, теперь?… Нет, еще рано… Теперь можно…

Бух! бух!

Я перегибаюсь через борт.

Браво! Обе бомбы попали как следует… Одна угодила в самое нутро большого барачного лагеря, а другая упала в гущу вагонов. Браво!…

А теперь опять вверх!

– Полный газ! – кричу я Энгману.

Ах, как медленно мы поднимаемся… Проклятый северный ветер! Я чуть не скрежещу зубами от злости, что не могу подстегнуть самолет, как лошадь кнутом…

Проходит несколько мучительно тяжелых минут…

Мы все еще над городом!… Мне кажется, что охваченная бессильной ненавистью толпа, грозящая нам, там, внизу, яростно стиснутыми кулаками, как будто цепляется за наши крылья и не пускает нас вверх… Это обманчивое ощущение болезненно отражается в моем мозгу… Боже, как медленно мы ползем к северу… Уф! наконец-то мы перелетели через Аврель, все время упорно борясь с вихрем, который то и дело отбрасывает нас назад с силой рассвирепевшего быка…

Я еще раз осматриваюсь. Из бараков валит густой черный дым, как будто там горит. Жаль, что еще слишком темно для фотосъемки…

Вдруг я вздрагиваю… Что такое? Энгман остановил мотор… Я быстро озираюсь кругом… Что случилось?… В зеркале Энгман, широко осклабившись, указывает мне вверх и растопыривает сжатый кулак: огонь зенитных орудий!

Я слежу взглядом за его протянутой рукой: высоко вверху, в море дыма, гранаты и шрапнели рвутся одна за другой. Похоже на вспышки карманных фонарей и даже на фейерверк. Так… Я соображаю… Необходимо, прежде всего, оставить французов в приятном заблуждении, что их снаряды попадают удовлетворительно.

– Вираж вправо! – командую я Энгману, хлопнув его по правому плечу.

Так… правильно… Дымки от разрывов послушно следуют за нами, но каждый раз на тысячу метров выше… Я и Энгман иронически усмехаемся друг другу в зеркале…

Однако… не все идет гладко… Ведь, как только мы сбросили бомбы, в авио-эскадрильях противника забили тревогу, и первые аппараты, вероятно, уже отстартовали. Конечно, при мутном свете раннего утра им трудно было обнаружить нас, но теперь, когда вереница пушистых облачков отчетливо указывает им путь, мы должны приготовиться к неприятным сюрпризам, – сегодня неприятным вдвойне при таком упорном встречном ветре…

Мы летим дальше и все с тою же безнадежной медленностью…

Я осматриваю местность внизу.

Над вокзалом в Гэ тянется белая дымовая завеса: это железнодорожный поезд. В бинокль я насчитываю тридцать пять вагонов – закрытых и открытых. На некоторых из них яркие белые плакаты. Я заношу все это на карту и, в бинокль, снова смотрю вниз…

Вдруг мне кажется, что в зрительном стекле промелькнуло какое-то пятно. Я быстро отрываю от глаз бинокль, чтобы расширить поле зрения… Так и есть: самолет! В это мгновение он находится по отношению ко мне в таком положении, что я могу видеть его только спереди.

Германец или француз? Не разберешь – ни по конструкции, ни по национальным цветам… Даже в бинокль не видишь – что на нем: трехцветная кокарда или черный крест?…

Ну, да ладно: когда птица подлетит ближе, я успею во-время узнать, кто она. Высотомер показывает 2500 метров, а таинственный аппарат находится, самое большое, на высоте 1500 метров. Это значит, что я целых пять минут буду в безопасности от него: ему понадобится как раз столько времени, чтоб забрать такую высоту…

Во всяком случае, я рад, что обнаружил его. Ведь тем самым я выбиваю у него из рук главное оружие борьбы – нападение. Я лишаю его возможности подкрасться ко мне на расстояние двадцати или тридцати метров и всадить в мой самолет град пуль.

Если это француз, – пусть только приблизится ко мне, голубчик: уже он дождется от меня радушного приема! И я спокойно продолжаю наблюдать за незнакомцем, который быстро подходит.

Любопытство во мне сильно задето: кто же это – друг или враг?

Ну, да ладно: сейчас увидим!

Теперь мы летим над треугольником железнодорожных путей, который мне поручено снять. Я быстро хватаю камеру… устанавливаю экспозицию, опускаю штору кассет и… готово! Снимок сделан. И безукоризненно: отвесно, как и полагается. Затем я поскорее вставляю камеру снова в гнездо и оглядываюсь назад. Наш спутник приблизился на 800 метров…

В эту секунду во мне вспыхивает подозрение: а что, если эта птица должна послужить только приманкой? Может быть, ей поручено только привлечь наше внимание, чтобы другой самолет подобрался, тем временем, к нам сзади и напал на нас врасплох?… Я быстро перегибаюсь верхним корпусом за борт и зорко озираю пространство под нами – каждую полоску земли, одну за другой… Ничего…

Я продолжаю свои наблюдения, не переставая следить за таинственной машиной: она уже поднялась еще на 500 метров…

Но скоро вся эта история мне надоедает. Даже если мой безмолвный партнер и не нападет на меня, он все же сильно мешает моей разведке: ведь я должен все время иметь его в виду… Пора ему показать свои цвета. Но как принудить его к этому?… Напасть на него? Нет, нельзя! Ведь, если это французский самолет, то у него то преимущество, что он уже узнал в нас врага и может улучить для атаки благоприятный момент, – например, во время виража, – Мы же должны выжидать до тех пор, пока он не откроет огня, если до того времени мы не узнаем его по конструкции аппарата или по его отличительным знакам…

Но вдруг мне приходит в голову мысль: быстрым похлопыванием я указываю Энгману направление на фронт. Едва незнакомец заметил, что мы удаляемся, как он тоже повернул назад. Так! По-видимому, он сегодня не расположен к воздушному бою, или, может быть, полагает, что, спугнув нас, он выполнил сбою задачу… Как бы то ни было, он уходит… Я моментально хватаю бинокль: «А, так и есть: француз… Ньюпор! Трехцветная кокарда ярко светился у его бокового руля.

Подгоняемый сильным северным ветром, вражеский аппарат стрелою уносится к югу…

Удачно отделались!…

Я быстро хлопаю Энгмана по правому плечу: мы тоже поворачиваем и летим дальше в прежнем направлении…

Француз сразу же догадывается о нашей хитрости и снова направляется к нам, но я тем временем успеваю снять, что нужно, и занести на карту все наблюдения над уличным и железнодорожным движением.

Еще одна экспозиция, и вокзал в Дувиле тоже будет снят…

На всякий случай, я оборачиваюсь: мой «безмолвный гость» покрыл еще один километр. Не беда: вокзал уже подо мной, а я – отвесно над ним; через пять секунд снимок сделан, и крышка кассеты задвинута…

– Готово!

Я с наслаждением ударяю Энгмана по левому плечу: домой!

Еще раз быстро осматриваюсь кругом: только одинокий француз все еще упрямо нас преследует, а так воздух везде чист; Я исследую в последний раз местность подо мною…

Улицы не загромождены походными колоннами: видны только отдельные повозки. Куда ни кинуть взгляд на железнодорожное полотно, нигде нет дымовых завес, – только один локомотив стоит на запасном пути между редкими рядами вагонов…

Это все…

А наш Ньюпор? Он, тем временем, приблизился на 400 метров. Я переворачиваю кольцо пулемета и тщательно беру француза на прицел… Есть!

«Так-так-так-так!»

Противник ставит свою машину на нос и ныряет на несколько сот метров вниз. Потом он забирает высоту и осыпает меня градом пуль. Наши два пулемета почти одновременно плюют навстречу друг другу… Достойный храбрецов концерт!

Не знаю, может быть, я всадил ему пулю в мотор, а может быть, это новичок, которому неохота перестреливаться со мною: – как бы то ни было, он делает вдруг резкий вираж и уходит к югу…

Уф!

Как ни спокойно бьется сердце у привычного летчика в пылу воздушного боя, – но какое это чудесное чувство, когда сражение кончено…

Теперь нам остается только, при сильном северном ветре, который дует нам навстречу, уйти от огня зенитных орудий… Но это обстоятельство, при обратном перелете, заботит нас мало. Мы ставим машину на нос, пока измеритель силы ветра не покажет 200 километров: нам безразлично, как низко мы спустимся при этом, – ведь мы летим домой!

На высоте 2000 метров мы достигаем германских позиций.

Задание выполнено, несмотря на все помехи…