Ричард Овери - Сталин и Гитлер

• Название: Сталин и Гитлер
• Автор: Ричард Овери
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-082961-3

Адольф Гитлер и Иосиф Сталин. Два правителя-диктатора, стоявших у власти двух столь разных государств. Ими восхищались и их ненавидели, каждого по-своему. Эпоха правления каждого из них – как бы ее ни оценивали – сыграла определяющую роль в дальнейшем развитии Германии и СССР.

Что это были за личности?

Какими были методы их правления?

В чем мораль диктатуры как таковой и к чему она ведет?

На эти и другие наболевшие вопросы отвечает известный британский историк, автор крупных работ по истории Второй мировой войны Ричард Овери.

При сравнение и сопоставление двух режимов Овери рассматривает степень и характер народной поддержки, очаги противостояния и сопротивления, путь к власти каждого из диктаторов и процесс формирования культа личности и т. д.

---

Летом 1934 года весь аппарат безопасности претерпел серьезные изменения, отчасти с целью поставить политическую полицию под более пристальный контроль политического руководства. В действительности же созданная в итоге пертурбаций система стала инструментом для усиления репрессий, продолжавшихся на протяжении всего времени, пока Сталин находился у власти. ОГПУ вошло в состав Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР во главе с Генрихом Ягодой, и под названием Главного управления государственной безопасности оно стало одним из основных его подразделений. В то же самое время обычная милиция была объединена с НКВД. В ноябре того же года под руководством НКВД была создана государственная система трудовых лагерей, известная всем под аббревиатурой ГУЛАГ, объединив все части государственной репрессивной машины и полицейского надзора. С началом реформ деятельность «троек» была приостановлена, однако НКВД сохранил так называемое Особое совещание – трибунал, в функции которого входило расследование контрреволюционных и террористических преступлений, суды проходили без участия свидетелей и даже в отсутствие самих обвиняемых18.

Основным юридическим инструментом в борьбе против антигосударственного терроризма служила статья 58 Уголовного кодекса 1926 года. Статья описывала, хотя всегда несколько расплывчато, широкий диапазон контрреволюционных и уголовных преступлений, за которые предусматривалось от трех месяцев заключения до расстрела. Определения были нечеткими, положения слишком широкими, и их чрезмерная универсальность была на руку деятелям из службы государственной безопасности, которые грубо пользовались этими недостатками. В 1934 году появилась возможность сделать службу государственной безопасности практически самостоятельной силой. Спустя всего несколько часов после убийства Сергея Кирова 1 декабря Сталин, по некоторым данным, составил проект, а по другим – одобрил составление проекта нового закона «О террористических организациях и террористических актах». Два дня спустя закон был одобрен Политбюро. Положения этого закона стали фактическим предписанием для совершения государственного беззакония. Террористические акты должны были теперь рассматриваться в течение не более десяти дней; суды не предполагали участия ни прокуроров, ни адвокатов; апелляции не принимались; всех признанных виновными (в действительности презумпция невиновности была отменена) следовало «быстро» расстрелять19.

Сердцевиной аппарата безопасности служило печально известное здание на Лубянской площади, в котором размещались чиновники, следователи и охранники отделов Государственной безопасности. Именно сюда привозили подозреваемых в политических преступлениях, которых доставляли в специальных машинах, иногда окрашенных в приятные тона, а временами замаскированных под безобидные торговые фургоны. Обвиняемых отправляли в переполненные камеры, невыносимо душные летом и холодные зимой. По прибытии их раздевали донага, обыскивали, снимали отпечатки пальцев и фотографировали. Подозреваемых в терроризме держали отдельно от других, менее опасных контрреволюционеров. Попавших в камеры заключенных сразу же допрашивали, чтобы они могли скомпрометировать других, или судили заочно на Особом совещании при НКВД, затем отправляли в тюрьмы либо передавали военным судам, которые рассматривали дела и выносили приговоры в течение двадцати четырех часов, как это было предусмотрено законом от 1 декабря 1934 года. Пытки официально не были разрешены за исключением периода максимального разгула репрессий в 1937–1938 годах, когда следователям было необходимо как можно быстрее получить признания, но следователи могли и сами заставлять своих жертв часами стоять на ногах (Белу Куна, руководившего потерпевшей неудачу коммунистической революцией 1919 года в Венгрии, заставляли целыми днями стоять на одной ноге до тех пор, пока от него не добились признания в том, что он был фашистским агентом), лишать их сна, подвергать потокам ругательств и оскорблений20. Надзор за действиями низших чинов и следователей был далеким от строгости, а возможности для злоупотреблений – широкими. Только некоторые из заключенных могли выдерживать такое обращение дольше нескольких дней. Большая часть «признаний», как правило, была сфабрикована и извращена следователями. И.А. Пятницкий, до июля 1937 года секретарь Исполнительного комитета Коминтерна, в конце концов, после нескольких месяцев пыток, признался и давал показания в течение 15 минут, однако впоследствии ему дали на подпись протокол признаний из 29 страниц21.

Судебные разбирательства в основном проходили бегло и строились на доказательствах, которые, как правило, самим заключенным были недоступны и неизвестны. Заключенным давали копии обвинений, после ознакомления с которыми им было необходимо признать свою вину.

Судебные процессы представляли собой сущее издевательство над правосудием. Евгения Гинзбург, выжившая после травли и преследований и сумевшая написать книгу, вспоминая о 7-минутном суде над ней, писала о том, как двое охранников привели ее в помещение, затем уселись по обе стороны от нее, после чего она предстала перед тремя судьями и секретарем суда. Ее обвиняли по статье 58 «Кировского закона». «Вы признаете себя виновной?» – спросил председательствующий судья. Не получив необходимого положительного ответа, судьи отказались обсуждать ее дело. После, выслушав ее протест и заявления о невиновности, они удалились для вынесения приговора; через две минуты они вернулись, чтобы приговорить ее к 10 годам трудовых лагерей22.

Переполненные камеры и конвейерный способ отправления правосудия были следствием резкого нарастания политических репрессий, достигших своего пика в 1937–1938 годах. В течение всего периода, известного на Западе как «Большой террор», а в Советском Союзе как «ежовщина», по имени народного комиссара внутренних дел Николая Ежова, назначенного на этот пост в сентябре 1936 года, Государственная безопасность получила дополнительные полномочия для ведения борьбы с «террористическими организациями» уже внутри самой партии, борьбы, которая должна была вестись по всей стране. Характер и причины безумных репрессий, осуществлявшихся под руководством Ежова, будут проанализированы ниже. Здесь же важно то, что движущей силой этих безумных репрессий был Сталин. По окончании долгого пленума Центрального комитета в феврале-марте 1937-го, на котором партийная бдительность перед лицом вредителей и террористов была центральной темой обсуждения, Сталин опубликовал свои собственные выступления на нем, озаглавив их как «Меры по ликвидации троцкистов и других двурушников». Слово «ликвидация» было добавлено к опубликованной версии книги, и его смысл и цели были безошибочно поняты в стране, привыкшей читать между строк во всем, что было написано или сказано вождем. Сталин предупреждал, что финальная битва – «самая острая форма борьбы» – пришла к нам со всеми разрушительными силами, угрожающими революционному государству с начала 1920-х годов23. Апокалиптические настроения преднамеренно нагнетались службами государственной безопасности и партийными секретарями, которые лезли из кожи вон, желая показать, что они, по меньшей мере, являются истинными революционерами.

Предоставление им дополнительных полномочий говорит о многом. Весной 1937 года следователям были даны указания использовать пытки для получения признаний. Для этих целей была сформирована особая группа «следователей-костоломов» [колольщики], чье название говорит само за себя. Число следователей при Ежове увеличилось в четыре раза; система так остро нуждалась в дополнительных силах, что была вынуждена принимать на работу людей, не имеющих даже малейшей квалификации, в том числе водителей, ранее работавших в полицейских отделах, работников котельных, чтобы они выбивали признания у заключенных24. Также в связи с этим в ноябре 1936 года были возрождены «тройки», и их работа была вновь расширена летом 1937 года. Это были те самые скромные неправедные суды, занимавшиеся тем, что всеми должно было восприниматься как революционное правосудие, работавшие неустанно во исполнение приказов НКВД за номерами 00446 и 00447 от июля 1937 года, предписывавших «раз и навсегда положить конец омерзительной подрывной работе против основ Советского государства»25. Приказы были спущены сверху из Политбюро и сопровождались инструкциями физически уничтожать провинившихся. Этим самым Государственная безопасность получила лицензию на убийства, действовашую весь следующий год.

Во второй половине 1938 года волна государственных репрессий стала снижаться. В ноябре Ежов уступил свой пост Лаврентию Берии, грузину, как и Сталин, наточившему свои зубы на диких чистках партийных организаций в кавказских республиках, перед тем как его перевели в Москву на должность заместителя Ежова и в качестве соглядатая Сталина в рядах НКВД. Это был совершенно другой тип человека, не похожий на бледнолицего Ежова, постоянно пьяного, которого к 1938 году все обычно видели напряженным и нервным; Берия был крепко сложенным полицейским, чьи неподвижные маловыразительные глаза светились из-под пенсне (Сталин заставил приделать к нему цепочку, чтобы тот выглядел менее буржуазно). Он обладал свирепым нравом и омерзительной речью в сочетании с невероятным политическим коварством. Берия оставался на посту главы НКВД на протяжении шести лет и избежал участи своих предшественников, Ягоды и Ежова, которые были расстреляны на основе чудовищных обвинений.