Адриано Челентано - Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

• Название: Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)
• Автор: Адриано Челентано
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009

Биографическая книга Адриано Челентано, написанная в соавторстве с итальянской журналисткой Лудовикой Рипой ди Меана. В книге описаны становление Челенатно, расцвет его славы, отношения с женой Клаудией, с коллегами и друзьями, и просто мысли нашего легендарного современника... Настоящий подарок для поклонников великого артиста!

---

Счастье

В доме на улице Глюка я познал счастье. Я впервые заметил, что счастлив. Это случилось так. Мне было четыре года, и мама имела постоянную привычку отправлять меня в постель после обеда, особенно летом. Но я редко засыпал. Она укладывала меня насильно, и я просил: “Нет, мама”. Каждый день та же история. “Мама, но сегодня я не хочу спать, я хочу играть”. “Нет, сначала поспи, а потом поиграешь”. В общем, в кровати я кувыркался, падал и тому подобное, пока, обессиленный, не засыпал. Засыпал я в последние полчаса. Но в тот раз я заснул сразу и проснулся раньше. Я заснул, проснулся и встал. Все мои друзья тоже отправлялись спать после обеда, и после отдыха мы встречались внизу, чтобы идти играть. И, так как летом я всегда ходил босиком, и мои друзья ходили босиком, мы выходили на улицу босиком прямо с утра. И это было прекрасно – выйти, не надевая обувь. То есть, слезть с кровати и продолжать, как будто День был прекрасный. Небо было таким голубым, что дома резко выделялись на фоне этой глубочайшей лазури, и солнце делило двор надвое: на свет и тень. И я остановился, залюбовавшись этой картиной. Я стоял посреди двора и смотрел на маму, штопавшую чулок. И на тетю. Они иногда перебрасывались словами. Я ждал, когда придут мои друзья, сидя на земле, и она была горячая. Я сказал себе: ”Как же хорошо! Я просто счастлив, что родился. Смотри, как красиво, просто прекрасно - солнце, небо! И тетя тоже хорошая, и мама, которая шьет. И вообще, мне нравится все, земля, этот теплый пол”. Я лег. Я был так счастлив, что поцеловал землю. Потом я поднялся и задумался: “Однако, это странно, что я замечаю, что мне сейчас хорошо”. Меня поразил тот факт, что я отмечаю, что счастлив. Потому что обычно об этом вспоминают после, по прошествии времени. Говорят: “Помнишь, как было хорошо...” Но в ту минуту я не говорил “Помнишь...” Я был счастлив, и знал об этом в тот же самый момент.

Смерть во дворе

На улице Глюка случались и крупные происшествия. Например, одно из них касается еще одного моего друга, которого зовут Виттор Челла. Это были три брата, сыновья привратника из четырнадцатого: одного звали Франческо или, как говорили, Чекко, другого Винченцо и еще один – Витторио. Он был младшим из них и был всем известен, потому что с детских лет поражал сердца. Он был самым красивым на улице Глюка. И его заслугой было то, что эта улица стала, прежде всего, местом свиданий. Красивые девушки приходили из соседних районов и собирались, чтобы увидеть его, поговорить с ним. Его красота была совершенна. Он был не только красивым. Более того, он был приятным, а не просто обладать обоими этими качествами вместе. В придачу у него было по-настоящему “отпадное”, как говорят сейчас, тело. В общем, он был еще одним мощным столпом этой благословенной улицы. Но однажды, во время войны, его брата Винченцо немцы посадили в тюрьму и даже пытали. Удары электрического тока и подобные вещи. Так что все беспокоились. Вся улица знала об этом. Но вот война закончилась, и когда Винченцо вернулся домой, помню, мама предупредила, что это событие будут праздновать, и поэтому сделают несколько выстрелов в воздух из настоящих пистолетов. Тогда это было принято. И помню, что мама сказала мне: “Ты сегодня вечером во двор не выходи. Сегодня поешь – и в постель. Потому что сегодня выходить опасно”. И я пошел спать. А случилось вот что. Прямо в наших дверях, дверях четырнадцатого дома, с обеих сторон толпились стреляющие в воздух люди. Прямо бойня, казалось, что это обстрел, однако было ясно, я слышал, что эти выстрелы – праздничные. И мама меня рассмешила, когда сказала: “Иди в постель и спи”, потому что заснуть было невозможно. Стреляли все, из пистолетов и ружей. Выходить было действительно опасно. Были все взрослые парни, были даже партизаны. В общем, случилось так, что двое братьев - Винченцо, тот, который был в тюрьме, который, когда вернулся домой, был очень худой, что производило впечатление, потому что было известно, что его мучили; и другой брат – Франческо, оба принялись стрелять, чтобы отпраздновать возвращение. И что тогда произошло? Случилось, что этот Франческо стал перезаряжать пистолет, потому что пуля застряла, и опустил дуло вниз. Пистолет издал щелчек, но все равно не стрелял. Тогда он вынул пули и попробовал выстрелить вхолостую, и тогда курок заработал. Он вставил обойму и, чтобы проверить, нажал на курок, поднимая дуло револьвера все выше. И вдруг раздался выстрел, и он попал в селезенку тому, кто стоял, стреляя, перед ним. Это был его брат, тот, которого пытали. Внезапно все оборвалось. Никто больше не стрелял. К сожалению, Винченцо спустя двадцать четыре часа умер.

Эта история отпечаталась во мне навсегда. Помню, Чекко от горя хотел покончить с жизнью. Хотелось что-нибудь для него сделать, потому что он не мог успокоиться. Я был ребенком, и, помню, много размышлял об этой истории. Я думал: “Может, так и должно было быть. Винченцо должен был умереть, как умерли многие его товарищи по оружию, замученные нацистами, но ему Иисус захотел дать еще один шанс и сказал: “Люди мучили тебя и причинили тебе столько зла, что даже если ты выживешь, тебя все равно убьют потом. Оставшись жить, ты не будешь знать ничего другого, как вновь и вновь переживать жестокость тех, кто пытал тебя, перенося это даже на самых дорогих тебе людей. А они этого не заслуживают. Пойдем же со мной на небо, и, наконец, ты сможешь наслаждаться вечным блаженством Рая. Твой путь, который был бы несчастьем для других, заканчивается здесь. Но прежде, даже если тебе уже не терпится, ты должен попрощаться с твоей семьей, которая столько беспокоилась о тебе”.

Вот как все было. Иисус еще раз хотел показать нам, что, когда его распяли на кресте и убили, он не только не умер, но еще и не перестал подставлять другую щеку. Он хотел, чтобы Винченцо попал в Рай не с памятью о мире-палаче, но с памятью о мире, где, конечно, есть мучители, но где есть и семья, плачущая и страдающая, когда ты уходишь, так как любит тебя. Почему так? Потому что мы уходим с земли, а не с неба, и даже если знаем, что уходим в лучший мир, именно за то, что покидаем землю, нам жаль оставлять ее. Это как ребенок, который, когда рождается, доволен этим, но будь по его, хотел бы, чтобы пуповину никогда не перерезали. Однако ее нужно перерезать, потому что, он этого не знает, но так будет лучше: он сможет бегать играть, не таская мать всегда за собой. Так, исполнение этого последнего действия любви, коснулось Чекко, брата Винченцо. Именно он своей рукой должен был закрыть этот занавес, именно он, который больше всех страдал без Винченцо, когда его забрали в тюрьму. Может, именно потому, что он страдал больше, этот финальный жест достался ему, потому что на его лице читалась не только боль из-за смерти брата, но и боль за тысячи людей, погубленных войной. И Винченцо первым прочитал это по лицу Чекко. Прежде, чем закрыть глаза, он в последний раз взглянул на него, и по его щеке скатилась слеза, как благословение, без слов рассказавшее историю мира.

Землетрясение

Жил на улице Глюка один привратник, в десятом доме, он уже умер, бедняжка, и звали его Прата. Он был отцом двух моих друзей, одного звали Джампримо, другого Эмилио. Он относил меня к разряду землетрясений. И, завидев меня, он поднимался молча, потому что был неразговорчив, или бормотал иногда несколько слов и поднимал руку, от этого он становился высоким, просто гигантом, когда вставал и шел тебе навстречу, так что становилось страшновато. Он поднимался и говорил: “Ну иди, иди сюда, иди сюда”, указывая на тебя пальцем. Но, как бы ни был он быстр, мальчишка всегда исчезал быстрее. Я всегда, всегда успевал сбежать, и он меня ни разу не поймал.

Я, действительно, в детстве был несносным, был слишком живым, и чаще, чем любой другой, устраивал большие беспорядки. То есть он, Прата, преследовал меня, потому что у меня была такая роль. А когда у кого-то есть роль, когда его классифицировали, это остается за ним надолго. У меня была роль того, кто сильно шумит, кричит, всех будит, на кого жалуются все жильцы. А обязанностью привратника, бедняги, в отношении жильцов было решать подобные проблемы. Он должен был защищать их от нарушителя спокойствия. Впрочем, я не делал ничего особенного. Ну, скажем, частенько развлекался, залепливая кнопки звонков известью так, чтобы они, не переставая, звонили. В общем, обычные мальчишеские игры. Но больше всего я доставлял беспокойства своей безграничной живостью, начинавшейся, как только я просыпался, как только выходил из дома, сразу же. Но вот однажды он меня увидел. Я играл в прятки и, чтобы спрятаться от своих друзей, нашел место, по моему мнению, наилучшее. Я решил: “Нужно спрятаться в десятом. В десятом, правда, Прата, который, если вдруг меня увидит, мне несдобровать, потому что у него на меня зуб!” И в тот раз я спрятался в десятом, то есть, подъезды вечером уже были закрыты, да? Но был черный вход, открытый всегда. Итак, я спрятался за этой дверью, я зашел внутрь и побежал. Я бежал на цыпочках, и мне нужно было пройти перед привратницкой, и я пригнулся. Я подумал: “Так он меня не увидит”. Что дальше? Я направился в уборную, которая была рядом. Так как мои друзья знали, что я не могу там прятаться, потому что я боялся привратника, я решил: “Здесь они меня никогда не найдут”. И вдруг, открывая дверь уборной, я увидел его, он делал пипи. Увидев это, я сказал: “Черт!”, и закрыл дверь, но он тут же ее распахнул и погнался за мной. Погнался, но я, естественно, был впереди. Толкаю дверь наружу, но, видимо, тем временем зашла какая-нибудь женщина, или еще почему-то, но сработал замок. И я остался запертым в подъезде. Тогда я начал удирать по лестнице вверх. Я бежал, а он гнался за мной и улыбался, но зло, и приговаривал: “Вот увидишь, на этот раз ты не спасешься”. Он говорил так, и мне было страшно, но, в то же время, я смеялся. Я думал: “Блин, он мне это так говорит, будто я такой же большой, как он”. Он поднимался все выше. Меня охватил ужас, и я подумал: “Я попадусь”. И вот, когда я вбежал на последний этаж, он был на предпоследнем, и не хватало трех секунд, чтобы меня схватить, мне удалось перелезть на крышу и спуститься в другой подъезд. То есть, из десятого дома я попал в шестой. Я спустился с другой стороны, и был спасен.