Николай Брешко-Брешковский - Дикая дивизия

• Название: Дикая дивизия
• Автор: Николай Брешко-Брешковский
• Жанр: Историческая проза

 Известный русский писатель и публицист, представитель первой волны эмиграции, Николай Николаевич Брешко-Брешковский (1874-1943), в свое время военный публицист и писатель, в романе, написанном на основе фронтовых корреспонденций, рассказывает о т.н. Дикой дивизии. Кавказская Туземная конная наемная дивизия (в просторечии прославившаяся как "Дикая") была сформирована в 1914 году, вскоре после начала войны в составе шести полков - Дагестанского, Кабардинского, Чеченского, Ингушского, Черкесского и Татарского. На юго-западном фронте, сражаясь с австро-венграми и немцами, дивизия показала себя прекрасно. Наибольшую известность дивизия приобрела в 1917 году во время так называемого "корниловского мятежа", когда она в авангарде 3-го Конного корпуса двигалась на Петроград. Отчаянная попытка спасения России от надвигавшейся угрозы большевизма, как известно, не удалась, зато поминаемые в каждой газете "кровожадные" или, в зависимости от направления газеты, "доблестные" всадники прославились по всей стране. Брешко-Брешковского за его лихой стиль называли "русским Дюма", но для Дюма у него слишком мало диалогов. А так - всё присутствует. Горцы, любовь, война, кокаин, красные изверги, немецкие шпионы, подонок Керенский и надежда отомстить...

---

Несколько романов он написал о людях искусства, в том числе "Записки проходимца", "Прекрасный мужчина" и другие. Большой популярностью и широким спросом пользовались его книги, посвященные спортивной карьере бoрцов: "Чемпион мира", "Гладиаторы наши дней", "Чухонский бог". А. И. Куприн неоднократно отмечал хорошее, без всякой натяжки знание автором быта борцов, "читабельность" произведений; А. А. Блок, который в то время интересовался борьбой, считал возможным "читать с увлечением... пошлейшие романы Б.-Б.". Более резкие суждения высказывал о литературной фактуре "спортивных" произведений Брешко-Брешковского В. Г. Короленко. У персонажей Б.-Б. "нет ни характеров, ни физиономий, а есть только мускулатура, зычный голос и большее или меньшее умение "брать на передний пояс" и "строить мосты".

Очередным увлечением весьма плодовитого писателя явилось создание повестей на тему о скандальной изнанке светской жизни: "Записки натурщицы", "В потемках жизни". А. И. Куприн, правда, видел в них "холодно риторичную, искусственно взвинченную, вымученную" порнографию. Как же реагировал на подобные "приговоры" Брешковский? Очень просто: "Я пишу для невзыскательного городского читателя. А он не руководствуется мнениями строгой, серьезной критики".

Руководствуясь, хотя и не всегда, подобным воззрением на творчество, писатель принялся разрабатывать новый "шпионский" жанр. Из-под его пера выходят "Шпионы и герои", "Гадины тыла", "В сетях предательства", "Ремесло сатаны", "Танцовщица Лилиас", "Позор династии", "Дочь Иностранного легиона".

В 1910-е годы художник с огромным подъемом подвизается в кинематографе. Он стал первым в России профессиональным писателем, приглашенным для написания сценария, участвовал в создании фильмов и в качестве режиссера.

После 1920 года, в эмиграции, он опубликовал свыше тридцати романов. И вот здесь стоит подчеркнуть, что до той поры, пока писатель жил в России, являлся ее гражданином, это обстоятельство, естественно, накладывало на его творчество да и поступки целый ряд моральных обязательств и даже ограничений. Когда же он оказался в зарубежье, то стал абсолютно свободен от принципов и воззрений гражданина своей страны. Да и вообще, в это время он больше стал разделять идеологические воззрения своей матери в последней эмиграции, так что трудно было требовать от Брешко-Брешковского позиции радетеля революционных идей.

Мы также можем сколько угодно говорить об изъянах в творчестве писателя начала и середины девятисотых годов. Однако сегодня, когда возвращаются из залов специального хранения на стенды библиотек и прилавки магазинов "арестованные" еще недавно книги, когда мы все больше рассказываем о судьбах неизвестных зарубежных писателей-соотечественников, творивших в эмиграции, произведения Брешко-Брешковского приобретают значимую общественную ценность. В романе "Дикая дивизия" перед нами проходит подлинная "хроника текущих событий" тех дней, что может быть, на наш взгляд, расценено как определенный вклад в историю, культуру, политику прошлого, спроецированный на наше время. Вот поэтому, думается, мимо этого романа вряд ли стоит проходить.

В. Кассис

Часть первая

"Под тремя золотыми львами"

Каждый маленький, глухой городишко австрийской Галиции желал походить, если даже и не на Вену, эту нарядную столицу свою, то, по крайней мере, хотя бы на Львов. Подражательность эта выявлялась, главным образом, в двух-трех кафе, или, по-местному, по-польски, - в цукернях.

Пусть в этих цукернях выпивался за весь день какой-нибудь жалкий десяток стаканов кофе с молоком, съедалось несколько пирожных, и местные чиновники играли две-три партии на биллиарде. Пусть, но и кофе, и пирожное, и сухое щелканье шаров в дыму дешевых сигар и папирос - все это вместе давало бледный отзвук той жизни, которая бурлит и клокочет в блестящей, прекрасной и недосягаемой Вене.

Когда началась война и русская армия заняла Галицию, дела местных каверень не только поправились, а побежали в гору. Кофе и пирожное отошли в историю. Щедро платившие русские офицеры пили старое венгерское вино, ликеры и шампанское, а сухое щелканье биллиардных шаров не смолкало с утра и до поздней ночи.

Так было везде, так было и в местечке Тлусте-Място, где стоял штаб туземной кавказской конной дивизии. Более интимно и более сокращенно ее называли Дикой дивизией.

В цукерне "Под тремя золотыми львами" переменился хозяин. Прежний старый седоусый поляк с приятными манерами, - продав свое дело, уехал куда-то, а вместо него появился господин, хорошо одетый, с военной выправкой, с ястребиным профилем помятого лица и с тонкими губами. Он был вежлив, но у Него не было мягких, профессиональных манер седоусого пана.

По-русски он говорил почти свободно, хотя и с акцентом. Но когда офицеры Дикой дивизии, эти бароны, князья и графы в черкесках, говорили при нем по-французски и по-английски, никто из них не подозревал, что хозяин владеет не только этими языками, но еще и чешским, "сербским, румынским и даже турецким.

Ему не сиделось на месте. Он часто ездил в Тарнополь и в Станиславов. В этих городах у него тоже были свои цукерни, конечно, более шикарные, чем "Под тремя золотыми львами", Но с тех пор, как фронт утратил свою подвижность, затих, и штаб Дикой дивизии надолго обосновался в Тлусте-Място, обладатель ястребиного профиля основательно засел "Под тремя золотыми львами".

Цукерня помещалась в бельэтаже небольшого кирпичного особняка. Надо было подняться по деревянной лестнице, расшатанной и скрипящей с тех пор, как ступеньки ее неустанно попирались тысячами, десятками тысяч ног в кавказских чувяках и в сапогах со шпорами.

В первой комнате - столики и буфет, а за буфетом дебелая блондинка. Во второй комнате - два биллиарда. В остальных комнатах - квартира хозяина

И вот в эту летнюю ночь, когда после одиннадцати цукерня была закрыта и над стеклянной дверью уже не звенел колокольчик на железной пружине, хозяин принял в своем кабинете позднего гостя.

Этот посетитель - фельдшер Дикой дивизии в серой суконной черкеске и с большим кинжалом на животе. От черкески и кинжала воинственный вид фельдшера Карикозова мало выигрывал. Черкеска сидела на его несуразной фигуре отчаянно, а кинжал был ему только помехой. Карикозов был человек путаной и сбивчивой национальности, называл себя то армянином, то кабардинцем, то осетинцем, в действительности же не будучи ни тем, ни другим, ни третьим. Череп его имел форму дыни с большим плоским лбом. Лицо с носом-картофелиной, резко асимметричное. Одна половина не сходилась с другой. Левый глаз ниже правого, и в таком же соответствии и брови, и линия рта. В общем - восточная внешность, но сказалась в фельдшере Карикозове менее всего в смысле породы и более всего вырожденчески. Такие типы в Константинополе приставали к европейским туристам, таинственно обещали ввести их в гарем какого-нибудь паши и, вместо гарема, вели в публичные дома Галаты, где они получали известный процент с каждого "гостя".

Хозяин цукерни "Под тремя золотыми львами" сел, закурил сигару и только потом неохотно предложил сесть человеку с большим кинжалом.

Обладатель ястребиного профиля опытным, холодным, прищуренным взглядом всматривался в посетителя.

"Глуп, туп и лукав", - решил он. А посети тель напряженно молчал, и от этого напряже ния и еще от сильной охоты угодить его лоб -дыня вспотел.

- Ваша фамилия Каракозов?

Хозяин цукерни коснулся больного места : фельдшер злился, когда искажали его фамилию и все лицо вместе с бровями и ртом пришло в движение, и он заговорил хрипло и резко, с ак центом актеров, выступающих с армянским анекдотами:

- Па-слюшайте, господин, очень вас прошу - я не Каракозов и не Киракозов... я Карикозов, нанимаете, Карикозов!

Подобие улыбки тронуло тонкие губы, но холодными оставались глаза.

- Хорошо, я буду помнить: вас зовут Каракизовым. Так вот, Каракизов, если вы будете доставлять интересные сведения, я буду вам хорошо платить.

- Почему не интересно? Всегда будет интересно! - пообещал фельдшер.

- У вас есть какое-нибудь отношение к штабу дивизии?

- Очен бальшой атношение. Старший писарь на оперативные отделении мой первый друг.

- Да, это очень хорошо... Но только соблю дайте осторожность, чтобы не влопаться. А эта ваша дружба, на чем же она основана?

- Я его лечу от один неприятный балезнь... Даже очень нехороший балезнь... Вновь сухие губы дрогнули улыбкой.

- Лечите же его подольше. Пациент всегда заискивает перед своим врачом и поэтому - болтлив. А скажите, Каракозов, виноват, Карикозов, как поставлена охрана великого князя?

- Известно! Конвой охраняет, а начальник конвоя, ротмистр Бичерахов, осетин. Великий князь очень храбрый: все вперед, все вперед! А только Юзефович, полковник, начальник штаба, не пускает. "Ваше высочества, говорит, - я вашай маменька-императрица слова дал, буду беречь ваша священни особа"... - Как следует охраняет! - Кроме конвоя, есть еще и тайная охрана?