Георгий Бес - Я – Гагарин. «Звездные войны» СССР

• Название: Я – Гагарин. «Звездные войны» СССР
• Автор: Георгий Бес
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-89550-2

Юрий Гагарин не погиб в 1968 году. Спасенный «попаданцем», совершившим «стыковку» с его сознанием, первый космонавт продолжает службу в Военно-Космических Силах СССР.

Советский Союз побеждает в Лунной гонке и неудержимо рвется к звездам. Теряя мировое господство, США готовы развязать первую Звездную войну. Орбитальные истребители «Спираль» против аэрокосмических перехватчиков «Х-15 Delta»! Американские авианосцы беззащитны перед нашими орбитальными штурмовиками, способными поразить из космоса любую цель! Юрий Гагарин представлен к второй Золотой Звезде Героя Советского Союза за потопление атомного авианосца «Энтерпрайз»!

---

Юрий Савин еще до своего «воплощения» в Гагарина читал воспоминания Бориса Чертока, соратника и первого заместителя Сергея Королева. Он писал: «…впервые увидев возможных космонавтов, я был разочарован. Они запомнились мне молодыми, похожими друг на друга и не очень серьезными лейтенантами… Если бы нам тогда сказали, что через несколько лет эти мальчики один за другим станут Героями, а некоторые даже генералами, я бы ответил, что такое возможно только во время войны…»

Но в том мире, в который попал Юрий Савин, война шла и сейчас. Причем это было высокотехнологичное (разумеется, для уровня развития техники 60-х годов) противостояние. Война эта уже добралась до верхних слоев атмосферы и вот-вот должна была выйти в космос.

Именно поэтому жесточайшие испытания продолжались в Отряде космонавтов и после сурового отбора.

Юрию Савину, ставшему Гагариным, убедиться в этом пришлось довольно скоро. В самое ближайшее время ему были назначены физиологические пробы на центрифуге с ускорением в двенадцать «же». Это был максимально допустимый для организма предел.

После того памятного катапультирования, когда Савин очнулся в теле Гагарина в параллельной вселенной и после госпиталя, его вводили в строй постепенно. И вот пришло время серьезных испытаний.

* * *

В огромном круглом зале каждый, даже самый слабый звук отдавался гулким эхом. В центре дремала до поры до времени громада центрифуги: ажурная стальная ферма, увенчанная овальной кабиной. Это чудовище могло раскручиваться с бешеной скоростью, создавая в своем центробежном движении перегрузки до двадцати «же».

Юрий опасливо посмотрел на это сооружение. Среди кандидатов в космонавты о центрифуге ходили самые зловещие разговоры. Ни термокамера, ни барокамера, ни испытания на выживание не вызывали таких настроений среди смелых и бесшабашных ребят. Это было стальное божество, безжалостный Молох, который мог сожрать, сгубить самую блестящую летную или космическую карьеру.

Пока лаборанты настраивали свои мудреные приборы, врачи занялись «богатым внутренним миром» испытуемого. Измерили Юрию пульс, давление, взяли анализ крови на биохимию, тонким фонариком-«карандашом» проверили зрачковую реакцию, провели пальце-носовую пробу Ромберга. Потом налепили на голое тело электроды чувствительных датчиков. Юрий облачился в специальный комбинезон, подключил провода к соответствующим штекерным разъемам. На голову ему надели кожаный шлемофон, тоже весь опутанный проводами, закрепили небольшие черные «таблетки» ларингофонов у горла.

– Ну что, Юрий Алексеевич, вы готовы? – с певучим прибалтийским акцентом спросил Йонас Станкявичус, начальник комплекса по моделированию и изучению критических значений перегрузок.

Интеллигентный литовец, доктор медицинских наук всех называл на «вы». И Савин в очередной раз удивился. Центр подготовки космонавтов объединил все народы огромного Советского Союза. Здесь в отличие от XXI века его Земли не рвались бомбы и снаряды на Донбассе, а Эстония не вопила истошно о «русской оккупации» и не считала русских – «неграми», то есть «не-гражданами». Великий народ великой страны объединяла не только стальная воля Верховного, не только новая угроза, но то светлое будущее, которое не ждали, а строили сами люди. Новые горизонты были осязаемы: будь то космос или же построенный в тайге с нуля город у нефтеносного месторождения, железнодорожная магистраль или крупный машиностроительный комплекс в Нижнем Тагиле. Перспективы не были туманны, а цели – расплывчаты. Все было предельно четко и ясно именно потому, что сами люди понимали: от усилий каждого зависит благосостояние всех. Как всегда, прописные истины познаются с огромными усилиями.

– Так точно, к заданию готов, – четко отрапортовал кандидат в космонавты.

– Поскольку вы допустили изрядный перерыв в экспериментах на центрифуге, то нагрузку мы будем давать медленно. Сначала – двойную перегрузку, потом пять единиц, восемь и только через минуту после восьми – одиннадцать «же». А уж под конец эксперимента и двенадцать. И снижать обороты стоит тоже медленно.

В комбинезоне и шлемофоне, с пучком проводов в руках Юрий Гагарин уселся в стандартное пилотское кресло. Пристегнуты привязные ремни, лаборанты вставили провода датчиков в разноцветные штекерные разъемы на контрольной панели кабины.

Прямо перед лицом испытателя находился объектив телекамеры. Это – визуальный контроль состояния человека. Рядом – табло. Во время вращения центрифуги на нем будут загораться различные цифры и символы, а Юрий должен был по радио или с помощью ответных световых вспышек отвечать руководителям эксперимента.

Над ним склонился Йонас Станкявичус, проверил, хорошо ли пригнаны привязные ремни.

– Кнопки не перепутаете, когда будете тушить контрольные лампочки и отвечать на мои задания?

– Попытаюсь.

Прозрачная плексигласовая крышка, напоминающая фонарь кабины истребителя, захлопнулась с мягким стуком. Юрий подвигал плечами под туго затянутыми лямками – привязан удобно. Савин глянул на длинный ряд лампочек над головой. Они будут загораться, а космонавт должен их последовательно выключать.

Кроме голосовой радиосвязи предусмотрена еще и световая сигнализация. В правой руке у него был электрический шнур с кнопкой. Три нажатия означали «отлично», два раза – «хорошо», один раз – «удовлетворительно». В это время на пульте в операторской загорались зеленые лампочки. Если же космонавт-исследователь терял сознание, то рука разжималась, и на пульте руководителя эксперимента загорался красный аварийный сигнал. Звучала пронзительная сирена – требование немедленно остановить бешеное вращение центрифуги.

Космонавты говорили, что самое трудное при испытании на центрифуге – это владеть своим голосом, когда на тело обрушиваются огромные перегрузки.

– Космонавт Гагарин к испытанию на центрифуге готов.

– Начина-а-эм, – немного нараспев ответил Станкявичус и повернул реостат управления.

Юрий поудобнее откинулся в кресле. Тренированное тело уже автоматически приняло необходимое положение: чуть-чуть собрано, сгруппировано, но без лишнего напряжения.

Космонавт почувствовал небольшой толчок, это начала раскручиваться центрифуга. Грудь сдавило, на плечи навалилась тяжесть. Савин увлекался спортивным пилотажем. Так что ощущения перегрузок были ему знакомы. Немножко сдавило дыхание, но хочется петь от радости в предвкушении полета. Но в обычном самолете перегрузки уходят сразу после взлета и набора высоты, чтобы вернуться уже при исполнении фигур высшего пилотажа. Но и там они не длятся больше нескольких десятков секунд.

Тут же перегрузки нарастали и нарастали. Юрий следил за показаниями акселерометра – прибора, регистрирующего ускорение. Его стрелка неуклонно шла по нарастающей: пятикратная перегрузка… восьмикратная… десять «же»… Еще больше…

Юрию стало гораздо труднее дышать. На плечи будто бы положили несколько мешков песка или свинцовой дроби, и тяжесть постепенно растеклась вниз, на грудную клетку и спину. Стало ломить позвоночник. Глаза то застилала пелена, то зрение рывком прояснялось.

– Как самочувствие?

– Нор-маль-но… – Юрий с трудом выталкивал воздух из стиснутых ускорением легких. Гортань отказывалась повиноваться, скулы сводило судорогой. Глаза периодически застилал багрово-серый туман.

На контрольном табло вспыхнула цифра «500», она подрагивала, будто бы на старом киноэкране, но воспринималась четко. Юрий попытался поднять руку, но она будто бы налилась свинцом. «Я должен!» – мысленно отдал себе приказ космонавт.

Что ж, мечтал о космической романтике – черпай ее теперь половником и ешь, пока глаза на лоб не полезут! В прямом и переносном смысле…

Злость на самого себя помогла, Юрий все же дотянулся до соответствующей кнопки и погасил цифру на табло. На экране появился следующий символ. И снова огромным усилием воли и таким же напряжением мышц кандидат в космонавты нажал соответствующую кнопку.

– Двенадцатикратная перегрузка, как самочувствие?

При таких перегрузках разговаривать было уже невозможно. Оставалось только трижды нажать на кнопку: «все отлично!» Никакого другого ответа Юрий для себя и не желал. Пытка, называемая экспериментом, продолжалась. Перенести ее во что бы то ни стало! И не по одному разу.

Казалось, что уже не свинцовая плита давит на все тело, а многотонный гидравлический пресс давит миллиметр за миллиметром на тело, размочаливая мышцы, с резкой болью растягивая сухожилия, перемалывая с легким треском кости. Но больше перегрузка пока не росла, и Юрий немного пообвыкся под этой страшной тяжестью.

– Двенадцать единиц перегрузки, предел опыта на сегодня, – заботливо сообщили наушники.

Савин уже с превеликим трудом различал, что ему говорят. Перед глазами сгущалась багровая тьма. В висках отбойными молотками стучала кровь, потяжелевшее в двенадцать раз сердце с трудом проталкивало сгустившуюся кровь по венам и артериям. И все же воля человека оказалась сильнее даже могучих планетарных сил и фундаментальных законов Ньютона.